Портрет Ласточки

– Она, как и я, упала в резервуар с водой, что могло пойти не так?.. – уточнила девушка, продолжая осматривать стального голема и особенно меч в ножнах.

– В тот момент там была не вода, а кислота для обработки металла, – отвечал он всё ещё слева. – Дирцу достали быстро, она задержала дыхание и не захлебнулась, но её прекрасное лицо, кожа рук и шеи покрылись волдырями. До конца своей жизни ей пришлось носить шарф и перчатки даже во время занятий.

Овроллия, взяв ласточку в левую руку, а правой готовясь пускать чары, медленно обошла неподвижный конструкт. Её стальная сестра-близнец не показывала никакой агрессии и, кажется, беспрекословно подчинялась своему создателю.

– Допустим, – произнесла девушка на ходу. – Но с мастером Омольрецем вы незнакомы...

– Но я знаком с его ремеслом, – прервал её скульптор големов. – Почти перед самой своей смертью, незадолго до выпуска, любовь всей моей жизни потеряла любимый браслет. Он повышал её ману, она часто использовала его в лабораторных и полевых исследованиях. Но один из преподавателей часто ругал её за это, обвинял в бесчестности. Дирца была любимицей руководства Зеркальной академии, потому тамошний ректор закрывал глаза на эту безобидную вещь. Однако артефакт был выкраден перед самым экзаменом, и дочь получила не ту оценку, на которую рассчитывала.

– Как связана пропажа магической безделушки с защитным полем, питающимся энергией артефактов? – Овроллия закончила изучать застывшую сестру-близнеца и вновь встала напротив неё.

– Дело не в артефакте. Видимо, раз твоя птица здесь, – девушка невольно вздрогнула, значит, он наблюдал за ней из-за какого-то защитного стекла, – ты не так поняла последнее задание.

– Я... должна была оставить птицу вместо той реликвии, которую нашла?..

За мастера ответила дева-голем медленным кивком. Он продолжал:

– Только лишившись дела всей своей жизни, того, во что любой гений вкладывает самого себя, мы осознаём его ценность.

Чародейка задумалась, поднесла к своему лицу ласточку и взглянула в её чёрные глаза. Если раньше хозяйкой овладевали сомнения, то теперь она была уверена в одном – птица обладает интеллектом. И, что более страшно, она осознаёт это.

– Я добивалась этого с момента её сотворения... Не знаю, каким чудом, но она ожила. По прошествии месяцев бесформенная масса с перепончатыми крыльями стала напоминать летающий цветок, а каких-то полторы недели назад она беспрекословно подчинялась мне. Теперь же – птица владеет интеллектом, настоящим, таким, как у нас, мастер Алериц.

– Ты заблуждаешься, дочь, – последнее слово удивило её. – Целые века долгих изучений, лучшие умы нашего доминиона и всех известных нам материков, сами магические существа, сотканные из элементарной материи или попавшие в наш мир из других измерений – все они позволяют сказать одно. У иллюзий нет ничего, ни души, ни сердца, ни мозга. Иллюзая, как и голем, – послушный конструкт в руках создателя. То, что ты ошибочно принимаешь за желаемое, – всего лишь частица твоего сознания.

Овроллия покрутила головой. Ласточка молчаливо смотрела на неё, будто Алериц гипнотизировал иллюзорное животное. Трубы заговорили вновь, со всех сторон:

– Мы с тобой гении, Овроллия. Мы привносим в мир что-то лучшее, пытаемся разгадать тайны бытия, открыть секрет бессмертия и излечить мир от язв войн, боли и страданий. Когда разумы всех людей перенесутся в разумы големов, тогда мир станет другим. Нам не из-за чего будет сражаться, мы будем равны друг перед другом. Представь, что твоё соперничество с Винесцорой канет в небытие.

– Мы с вами не похожи... Нет! – сдерживая гнев и слёзы, прорычала она. Птица помотала головой, не соглашаясь с мнением хозяйки. – Нет, не слушай его! Не слушай!

– Она – часть тебя. Просто ты боишься признаться себе, что...

– Хватит! – ей удалось перекричать гул из нескольких труб. – Слышать не хочу! Покажитесь! Мне надоело разговаривать с неживыми предметами!

– Дочь должна слушаться своего отца, – сказала труба за спиной. Ови обернулась, но никого не увидела. Искры из её правой ладони опасно покрывали пол крохотными точками, напоминающими тающую стеклянную пыльцу.

– Зачем это испытание?! – взревела чародейка, крутясь на месте в поисках точки обзора злодея. – Зачем вы подставили меня под кандалы верховного юстициара?!

– Ты должна была пройти путь Дирцы, осознать, каково это – быть избранной, – на этот раз голос был настоящим, откуда-то слева. – Сама из-за своей тяги к поганой диадеме ты не понимала свой статус. Тяга к материальному – это признак слабых людей и не людей тоже; тех, кто желает обсыпать перед смертью крипту со своей могилой или урной золотом. Акадари не такие. Мы не терпим излишней роскоши, а самоцветы используем для великих дел. Надеюсь, ты прочувствовала, как моей дочери было тяжело стать избранной, а позже – пасть из-за любви отца.

– Это не любовь, а симулякр! – Ови всмотрелась в выемку на стене слева. Казалось, под висящими лохмотьями там стоял он. Раздался ответ:

– А когда любящий отец отправляет свою дочь учиться в далёкую страну, прочь от своего и материнского тепла, – это не симулякр, дитя?

Овроллия обессилела и пала на колени. Ласточка замахала крылышками и застыла в воздухе.

– Лети, птица, – призвал Алериц, появляясь из тени. Его обнажённые руки были обезображены шрамами и старыми ожогами. – Оставь ту, кто пожертвовала семьёй в угоду амбициям. Да, дитя, я слышал твои разговоры с однокурсниками. Ты намеревалась остаться в Акадар Фрадуре, бросив родной дом, заниматься магией.

– Это наука!.. – на издыхании произнесла Ови.

– Это искусство, – отвечал он, заняв место у каменного постамента, напоминающего лекторскую кафедру. – А магия и наука – вещи разные, не тождественные друг другу, – мастер замолчал на какое-то время, с равнодушием разглядывая обессилевшую девушку. Затем произнёс: – Знаешь, когда Дирца умерла, я целый год ходил вне себя от горя. Заказал через Жерацира меч, желая покончить жизнь самоубийством. Почему меч? Потому что магия не должна убивать творца, а перерезать себе горло или вены стальными пластинами от големов с манежа – дело безвкусное, неизысканное, как и попытка сброситься с самой высокой башни или напасть на юстициаров, – Алериц опёрся грудью на постамент. – Именно мечом была построена величайшая цивилизация нашего мира – империя, ваш добрый союзник, лишённый по легенде дара магии из-за противостояния высшим силам. Я увидел в этом... символизм. Творца должен убить самый эффективный инструмент, доступный его рукам. Не молот, не стрела, не дубина. Меч. Дорогой, простой, но смертоносный и изящный в своей лёгкости.

Ласточка приземлилась рядом с Ови, клюнула её в руку и прощебетала:

– Теперь ты слушаешь его! Перестань!

– Я не понимаю... зачем нужно было подставлять меня? – спросила девушка. – К чему эти убийства?!

Алериц взглянул на неподвижную стальную деву и сказал:

– Какая беспечность с моей стороны не объяснить ей разницу между жизнью и смертью, но все закончилось так, как я и желал. Моя настоящая дочь и приёмная рядом со мной...

– Ещё ничего не кончено, мастер... – прошипела Овроллия, заряжая руку. Она пыталась прицелиться и схватить злодея нироузлами, однако почти всё его тело было скрыто постаментом. Птица села ей на плечо и приготовилась к атаке, ожидая команды хозяйки.