Портрет Ласточки

Поводив рукой по картине, девушка случайно коснулась последнего клиновидного осколка. К её удивлению, он был подвижным. Она повернула его вокруг собственной оси, и, казалось, он вошёл чуть глубже. Где-то за стеной послышался едва слышимый плач.

Из размышлений Ови вырвал давящий по ушам металлический скрежет и грохот каменных плит, вызвавший новую дрожь по всему коридору. На глазах девушки и полурослика мозаичное панно слегка вдавилось в стену и медленно опустилось в длинный паз. Овроллия, держа фамильяра в руке, переступила через порог и обнаружила заходящий за угол коридор. Темнота и едва слышимый плач привлекали её, манили к себе. Ласточка должна была разобраться со слезами, как с каплями дождя на картине.

– Стой, подруга! Ови, стой!

Она сдержала слёзы, зарядила руку и повторила то, что сделала с профессором Кенцилем. Связанный полурослик пал рядом с фонарём. В его широко раскрытых глазах застыл немой вопрос.

– Прости, – пояснила чародейка. – Конец своего пути я должна пройти одна. А птица, – девушка прижала иллюзорную ласточку к шее, – часть меня.

Когда она закончила говорить, вновь раздался неприятный скрежет. Ови заметила в самый последний момент в боковых пазах части механизма, исполненные из нержавеющей и долговечной стали. Успев перескочить в узкий коридор, чародейка проводила связанного Илеса тоскливым взглядом, пока мозаичное панно не закрылось.

– Если твоя магия быстро перестанет действовать, то он выберется и откроет снова, – сказала птица.

– Значит, нам нужно торопиться.

Подсвечивая путь ласточкой, Овроллия миновала два поворота и коротких коридора, после чего показался яркий свет. Она попала в просторное круглое помещение с несколькими выемками в стенах и жаровнями в неизвестном стиле. В центре напоминающего арену зала висела огромная люстра. В глаза сразу бросился непонятный магический алтарь под ней. Сверху был накинут массивный плед, который, однако, подрагивал, будто здесь проводилось исследование. Птица прощебетала о том, что не нужно трогать посторонние предметы, но лежащая на алтаре Диадема знаний, инкрустированная ярким сапфиром под цвет глаз самой Ови, так приманивала её к себе.

Едва девушка прикоснулась к артефакту, как невидимая сила отбросила его назад, в дальний конец зала. Молчание прервал едкий и незнакомый смех. Незнакомый потому, что издающий его человек никогда раньше не смеялся.

– Я догадывалась, что это вы, мастер Алериц, – произнесла Овроллия, застыв у алтаря и пытаясь боковым зрением обнаружить источник смеха. – Кто ещё в здравом уме отправит по верному следу главную подозреваемую за пределы академии во время комендантского часа?

– Скажи, – раздался мелодичный голос где-то слева, – Царвель рассказал обо мне? Назвал моё имя?

– Он сказал, что вас зовут Алукиртом, – смотря прямо перед собой, отвечала она. – Но это не вайнское имя, а...

– Алукирт Саргинор – верховный герцог Нортирара, сильнейший дворянин твоего родного королевства, – продолжал голос уже справа. – Именно он, оплатив твою учёбу, отправил тебя к нам, и, кроме твоего наставника и архимага, именно я знал об этом. У тебя короткая память, Овроллия. Ты могла догадаться обо мне раньше.

– Нельзя доверять догадкам, – она медленно обернулась, держа птицу в руках. Голоса исходили из труб в разных концах круглого зала, потому преподаватель мог напасть с любой стороны. – Лишь установив, что вы потеряли близкого человека, я поняла всё. Ваша погибшая в результате несчастного случая жена – величайшая любовь вашей жизни. То произошло ещё до моего рождения, но слова знающего вас человека убедили меня в искренности этих чувств.

– Да, я любил Люрцию, – голос раздался со стороны входа, там Ови увидела ещё одну трубу, – мою собирательницу кристаллов, мегаскопов, телескопов и прочих вещей, которые так любят астрономы.

– И вся академия, – продолжала девушка незримое общение со злодеем, – знала о второй вашей трагедии. Ваша дочь умерла. Но это оказалось ложью. Ваша дочь была талантливой чародейкой, но как она обучилась владению мечом?

– Она умерла и возродилась, – послышалось со всех сторон. Птица крепче прижалась к хозяйке. – Моя главная любовь всей нашей с Люрцией совместной жизни. Тот самый цветок, который я поливал. То самое металлическое лицо, которое я отлил. Та самая магическая сила, которую я в неё вдохнул. Дирца была твоей сестрой-близнецом, Овроллия. Поэтому я и выбрал тебя. Ты не представляешь, как похожа на неё.

– Я вайнка... – прошипела чародейка. – Женщины народа акадари все похожи друг на друга, как... как... как големы! Я не могу быть похожей на вашу дочь!

– Отойди.

Она переглянулась с птицей, осмотрела зал, и вернулась ко входу. Внезапно, по сигналу Алерица, алтарь в центре зала поднялся, плед упал с него, и Овроллия с ужасом осознала, что перед ней стоит очеловеченный голем. Сняв капюшон, металлическая дева показала лицо, почти полностью копирующее лицо Ови. Даже ласточка не сдержала писка, который можно было бы назвать удивлением. Под полой мантии конструкта девушка увидела свои украденные три месяца назад туфли, руки чудовища были облачены в перчатки с изображением ласточки, а левая ладонь сжимала рукоять клинка, упирающегося ножнами в пол.

– Значит, – попыталась восстановить картину Овроллия, не сводя взора с двух немигающих глазниц перед собой, – вы привезли с помощью профессора Жерацира клинок и вызвали кузнеца от мастера Царвеля. Кузнец помог вам выковать клинок, и вы собрали носителя... Как?.. В стенах академии невозможно собрать голема с нуля, не говоря о таком... ужасающем изяществе!

– С помощью этой лаборатории, – тон Алерица стал мягче. – Здесь есть плавильня и кузня, я выковывал детали больше года. Наблюдал за тобой, примерялся к тебе. По твоему подобию мне удалось воссоздать свою дочь.

– Которую вы убили сами своими безумными опытами...

– Ты не знаешь всей правды, потому молчи.

– Ох... – Ови, не сумев совладать с искушением, медленно подошла к стальной деве. Ничто в её безэмоциональном лице не отличало её от самой Овроллии. – Мастер, зачем же вы заставили меня носиться за осколками?

– Если бы здесь был замешан только я, то ты бы уже давно попала сюда. Но у меня... есть компаньон, который требовал твоего участия в расследовании. Если хочешь знать больше, уточни у него, если он вернулся со своего доклада из-за стен академии, – в голове волшебницы буквально отпечатались эти слова. – Ему никогда не нравилось твоё нахождение в этих стенах, но по долгу службы его заставили проверить твои навыки. Однако сам процесс расследования продумывал я, я поставил свою дочь на твоё место, и мой компаньон согласился со мной.

– Милостивая Вари... – девушка погладила лицо ладонью. – Вся академия – это один сплошной преступный синдикат! Зачем вы выбрали такой путь? Зачем?!

– В двенадцать лет моя дочь Дирца приехала на каникулы сюда, в академию Белого Пергамента, – послышался голос справа. – Я познакомил её с мастером кафедры алхимии Жерациром, и он, зная любопытство юных чародеев, отвёл Дирцу в оранжерею. Тогда правила были не такими строгими, и моя дочь проходила мимо дремлющей ecteniasaru’es – плотоядного цветка родом из самых глубоких джунглей с дальнего юга нашего с тобой родного материка Сэвирандоа. Профессор успел вытащить её голову, однако до конца жизни на контурах лица моей девочки остались страшные шрамы, напоминающие ожерелье. Я нашёл похожий цветок и подбросил его через открытое окно в оранжерею ещё до того, как Жерацир обезумел.

– И из-за вас, из-за желания сокрыть ваши тревоги, мастер поссорился с архимагом, и тот горько отплатил ему!

– В пятнадцать лет, – на этот раз Алериц говорил слева, – я отвёз Дирцу на завод своего друга Царвеля. Она проходила со мной и моим другом по подвесной галерее, осматривая убранство и работу мастеровых. Однако внезапно несколько цепных строп сорвались. Мой добрый друг слишком рьяно экономит на материалах, а по тому мосту обычно ходят только полурослики. Мы с Царвелем ухватились за цепи, позже нас сняли. Но Дирца...