Поручик
Шрифт:
— Почему только бутылку?
— В руках ничего не было. Разве что в карманах плаща, но тот слишком легко развевался.
В общем, пошутили, посмеялись — а потом загорелось.
— Как выглядел, сможешь сказать?
— Нет. Лица не видела. Темно же было.
— Рост? Комплекция?
— Ну… Высокий. Не маленький точно. На голове — шляпа. Одет в плащ. Плащ такой, необычный. Как в фильмах у ковбоев: длинный, черный… или коричневый, может, синий, темно же было…
Хм. Умненькая девочка. Не каждый очевидец сообразит сделать поправку на освещение.
— … и сверху, на плечах, типа накидки. Как у
— Спасибо, Любица, — искренне похвалил я девчонку, взяв ее ладонь в руку и поглаживая второй рукой, — Ты на самом деле помогла.
Потому что такой плащ я где-то совсем недавно видел. Или слышал о нем…
— Товарищ… Александар… — девчонка осторожно забрала у меня свою ладошку. Ой. Я отдернул руку, мы оба замерли в неловком смущении. Действительно, как-то неловко получилось…
И в этот момент мой мозг решил заработать и напомнил мне, кто носил плащ, точно соответствующий описанию. И, если это так, то за полчаса до пожара через забор склада перелез Чапырки.
Погибший сторож.
Тут два варианта: сторож вышел из сторожки, прошел через территорию складов, перелез через забор, потом обошел заборы вокруг — кстати, не такой уж и маленький крюк — вошел через ворота, взял фонарь и пошел на склад.
И второй: сторож взял фонарь и пошел на склад. Там уронил фонарь, начался пожар, сторож выбежал из огня, добежал до забора, перелез через него, оббежал вокруг, опять вошел на склад и там сгорел.
И то и другой — собачачий бред. Хотя…
— Любица, а больше никто через забор не перелезал?
— Нет.
— Нет или «нет, не видели»?
— Нет. Мы с самого заката сидели, часа два. Не было больше никого. Да и не так уж часто через этот забор лазают, обратили бы внимание.
Так. Версия, что сторож за кем-то погнался — отпадает. Даже если не обращать внимания на то, что он все равно зачем-то полез на склад.
Вывод? Не сторож это был.
Мало ли на свете одинаковых плащей? Кто-то в точно таком же плаще терся ночью на складе, а, значит, мог быть причастен как минимум к поджогу. А также, возможно, и к смерти сторожа. Например, сторож поймал вора, тот от испуга проломил Чапырки череп, а потом, заметая следы, поджег склад. Или воришка случайно поджег склад, уронив какую-нибудь свечку, испугался, рванул подальше, а сторож остался тушить пожар, тут ему прилетело кирпичом…
Впрочем, все это — на уровне предположения, ПОКА не подкрепленного никакими вещественными доказательствами. Я, как бы, не герой детективного романа, где каждое лыко в строку, в жизни окурок, найденный возле трупа, мог оставить не только убийца, но и случайный прохожий, куривший здесь за полчаса до убийства. В жизни каких только совпадений не бывает. Помню, рассказывали про случай, еще советских времен: нашли расчлененку — да, в советские времена это тоже случалось — а рядом валялась корзина. Решили, что части трупа принесли в корзине, начали искать хозяина… Нашли! Уж не знаю, сколько сил потратили, чтобы найти хозяина старой корзины, да только вхолостую: он оказался ни при чем, а корзинку выкинул за пару дней до убийства.
Так что — будем рыть дальше, товарищ поручик.
— Любица, хочешь, я провожу тебя до дома? — спохватился я, увидев, что девчонка уже зябко ежится. Летней ночью не так уж и жарко. Тут
же спохватился еще раз и мысленно выругал за тупость — девчонка явно не хотела, чтобы ее видели со мной, сделала такой крюк, чтобы не спалиться, а я так спокойненько предлагаю ее спалить. Совсем забыл, как со своим человеком общаться, капитан? И то, что ты теперь в другом теле, в другой стране и в другом времени — не извиняет. У нас, у русских, даже смерть не является уважительной причиной. В войну один летчик-разведчик даже мертвым разведданные доставил: смертельно раненый нацарапал их на корпусе часов и упал в реку, которая текла в сторону наших.— Не, — замотала головой девчонка, только волосы разлетелись в стороны, — Я сама. Тут все свои, кто меня обидит.
— Ну, беги.
Я еле удержался от того, чтобы не шлепнуть ее вдогонку по попе — поручик, держи себя в руках… — проводил взглядом белеющие в темноте ножки…
И пошел следом.
Что-то не на месте у меня сердце было, что-то оно чуяло…
Поэтому, когда послышался девичий вскрик, пока еще не испуганный, пока еще возмущенный — я был поблизости.
— Стоять!
Мертвая сцена, как в комедии у Гоголя: три пацанчика, а-ля «гопник обычный питерский», в спортивных костюмах, разве что без кепок и без семок, затащили мою новую подружку… в смысле, знакомую… в кусты за какими-то деревянными сараями, совсем неподалеку от тех кирпичных домов, и недвусмысленно пытались разложить ее на пыльной земле. Судя по прокушенной ладони одного из них — сдаваться без боя Любица не собиралась, а судя по ее разбитой губе — джентльменами ребятки не были.
Я как-то остро пожалел о своем «макаре» — в здешней милиции мне табельного еще не выдали — и успел присмотреть удобный дрын, если они без уважения относятся к форме…
Как оказалось — с уважением. Замерев на секунду в свете моего фонарика — что я, дурак, в незнакомые потемки без фонаря отправляться, тем более, у прежнего Челковки он был — «спортсмены» рванули в сторону, ломая ветки, так, как будто и вправду сдавали на норматив.
Любица оперлась на мою руку и поднялась с земли. С шипением потрогала пострадавшую губу.
— Все свои, говоришь… — безразличным тоном произнес я, — Кто обидит, говоришь…
— Это не наши! — возмущенно вступилась она за честь местной гопоты — Это «ежики» с Кладбищенской улицы! Наши ребята никого не трогают…
— На этой стороне деревни, — понимающе кивнул я, — а эти на той стороне деревни никого не трогают. Правильно?
— Неправильно! Наши девчонок нигде… так… не станут. Разве что… ну… попугают немножко. А эти…
Любица снова потрогала губу.
— А эти…?
— Ну, говорят, что «ежики» уже не одну девчонку вот так… затащили…
— Так, стоп. А милиция куда смотрит?!
Девчонка укоризненно посмотрела на меня.
— Ты глазами не сверкай, — не повелся я, — Я в здешней милиции всего один день и не могу за раз всю преступность изничтожить.
— Да нет, я не об этом, — досадливо махнула она рукой, — Милиция без заявления ничего делать не станет, а кто будет рассказывать, что ее… вот так…
Понятно. А что тут непонятного? Но я этих «ежиков» все равно разъясню…
— Вот теперь давай провожу. А то мало ли какая еще лесная живность на тебя покусится.