После Куликовской битвы

Рогожский летописец объяснял неожиданную кончину Митяя единодушным неприятием его кандидатуры в среде русского духовенства, в связи с чем «вси…епископи и презвитери и священницы… Бога… молиша, дабы не попустилъ Митяю в митрополитех бытии, еже и бысть» [356] . Один из житийных памятников даже конкретизирует форму «пассивного протеста» русского духовенства против протежируемого Дмитрием Ивановичем несостоявшегося митрополита – «епископи же со архимандриты и игумены и ереи…вериги железныя накладаше и неповинно смиряше» [357] . Однако единственное предсказание дальнейшего развития событий и судьбы Митяя принадлежит преп. Сергию, причем оно не только сбылось, но и отличалось, как сообщает Житие, поразительной конкретностью.

356

ПСРЛ. Т. 15 Стб. 147.

357

Житие св. Федора архиепископа Ростовского. Сообщ. архим. Леонид. С. 13.

Важно подчеркнуть, что свои пророческие слова игумен произнес прилюдно, в стенах Троицкого монастыря, «рече всему множеству братии» и, следовательно, предсказание, так или иначе, стало достоянием гласности. В связи с этим не вызывает удивления то, что кончина Митяя, в чем не сомневались современники, случилась «по пророчъству святого Сергиа; «оттоле, – заключает Житие, – имаху люди святого яко некоего велика пророка» [358] . Так что получение в Москве «вести» о кончине Митяя, кроме всего прочего, подтвердило пророческий дар троицкого игумена.

358

Клосс Б. М. Избранные труды. Т. 1. Житие Сергия Радонежского. С. 369.

В связи с этим часто обсуждавшийся, причем с интонацией, характерной скорее для современной эпохи, принципиальный вопрос, был ли преп. Сергий «идейным вдохновителем» Куликовской битвы [359] , может быть разрешен в рамках церковного понимания дара пророчествования, которого сподобился святой старец и который с несомненностью был подтвержден в истории с Митяем.

В богословской науке такой дар оценивается как особая благодать, способность предвидения неких событий, совершенно, на первый взгляд, случайных, которые «не могут быть предусмотрены из настоящего и с несомненною достоверностью предсказаны…только по откровению Всемогущего существа»; «самым важным признаком того, что пророчество есть истинное… служит его исполнение», а «из числа свидетельств относительно пророчеств… наиболее важное значение имеют те, которые принадлежат лицам, бывшим непосредственными свидетелями как провозглашения, так и исполнения…пророчества» [360] .

359

Ср.: Кучкин В. А. Свидание перед походом на Дон или Вожу. С. 53; Он же. О роли Сергия Радонежского в подготовке Куликовской битвы. С. 116.

360

Рождественский Н. П. Христианская апологетика. Курс основного богословия, читанный студентам Санкт-Петербургской духовной академии. Т. 2. СПб., 1893. С. 163–164, 168, 170.

В данном случае история с неожиданной кончиной Митяя, публично предсказанной преп. Сергием еще в 1379 г., до отъезда несосотявшегося митрополита в Константинополь, объясняет факт спешного, незапланированного и в каком-то смысле неожиданного визита великого князя в Троицу в преддверии будущего сражения, результаты которого на Руси мог предсказать только преп. Сергий Радонежский. Если пророческий дар игумена действительно получил недвусмысленное подтверждение, повторимся, накануне выступления русских войск из Москвы, и решение Дмитрия Ивановича о поездке в Троицкий монастырь к преп. Сергию принималось под свежим впечатлением сбывшегося предсказания судьбы Митяя, то в данном случае великого князя, разумеется, интересовал исход противостояния с Мамаем. Если выше изложенные предположения верны, то такая встреча могла состояться только в 1380 г. и в любом случае по получении известия о кончине на пути в Царьград великокняжеского духовника.

Несмотря на сбывшееся пророчество преп. Сергия победы великого князя Дмитрия над Мамаем отношения князя и игумена переменились только через пять лет после битвы на Дону. Это случилось к концу 1385 г. в связи с активным участием игумена в примирении московского и рязанского великих князей после захвата последним Коломны [361] . После безуспешной попытки «смирить» рязанского князя военным путем, о чем подробно рассказывалось в предыдущей главе, Дмитрий Иванович обратился «с молением» к Сергию Радонежскому, дабы побудить троицкого игумена отправиться «посолством на Рязань ко князю Олгу о вечном мире и любви» [362] . Особого внимания в летописном рассказе заслуживает употребленное в летописи применительно к рязанской миссии преп. Сергия Радонежского определение «сам ездил» [363] . Троицкий игумен как посредник в межгосударственных переговорах, вообще, шире говоря, духовное лицо в ранге дипломата – явление для средневековой Руси уникальное.

361

Подробнее о взаимоотношениях великого князя и игумена: Кучкин В. А. Сергий Радонежский и борьба за митрополичью кафедру всея Руси в 70-80-е гг. XIV в. С. 358.

362

ПСРЛ. Т. 15. Стб. 150–151.

363

ПСРЛ. Т. 15. Стб. 151 («Toe же осени… игумен Сергии… сам ездил на Рязань ко князю Олгу о миру»).

Наши знания о русском посольском обычае этого времени слишком скудны, чтобы делать какие-то серьезные обобщения, однако хорошо известно, что дипломатическая практика второй половины XV–XVII вв. отмечает полную непричастность русского духовенства к посольским делам. Скрупулезный исследователь русского дипломатического этикета Л. А. Юзефович, правда, полагает, что ранее духовенство принимало участие в межгосударственных переговорах, но приводит единственный такого рода пример, и это как раз миссия преп. Сергия Радонежского к великому князь рязанскому Олегу Ивановичу 1385 г. [364]

364

Юзефович Л. А. Путь посла. Русский посольский обычай. Обиход. Этикет. Церемониал.

Конец XV – первая половина XVII вв. СПб., 2007. С. 53.

Здесь, очевидно, сразу стоит отделить посольскую миссию от ситуаций, когда духовное лицо содействовало решению проблем светской власти, но собственными, церковными методами. В биографии преп. Сергия есть примеры такого рода, поездки игумена в Нижегородское и Ростовское княжества. Традиция церковного почитания преп. Сергия не разделяла подобные миссии («и с Резанским и с Нижегородцким великими князьми великому князю Дмитрию Ивановичю мир вечный устроив посолствомъ своимъ» [365] ), а В. А. Плугин причислил все три миссии к посольствам, охарактеризовав эту сторону деятельности игумена как «практически политическую» [366] . Однако нижегородская и ростовская поездки, совершенно очевидно, имели красноречивые формальные отличия от рязанской.

365

Книга чудес преп. Сергия. Творение Симона Азарьина // Клосс Б. М. Избранные труды. Т.1. Житие Сергия Радонежского. С. 468. «Посолствами» называет поездки и Никоновская летопись (ПСРЛ. Т. 11. С. 5, 86–87).

366

Плугин В. А. Сергий Радонежский – Дмитрий Донской – Андрей Рублев. С. 73.

Надо сказать, что в отличие от поездки преп. Сергия в Рязань 1385 г., факт и, главное, время которой зафиксированы в летописном тексте и никаких сомнений не вызывают, оба предыдущие эпизода оцениваются в историографии весьма неоднозначно в силу непростой ситуации с источниками. Но, независимо от того, действительно ли преп. Сергий ездил в Ростов в 1363 г. мирить московского князя с ростовским Константином Васильевичем [367] или нет [368] , формально поездка выглядела как паломническая: игумен ходил «в Ростовъ къ Пречистеи и къ чюдотворцем поклонитися» [369] (сонм ростовских святых, мощи которых почивали в Успенском соборе, был в это время одним из самых внушительных на Руси [370] ).

367

Борисов Н. С. Сергий Радонежский. С. 106; Аверьянов К. А. Сергий Радонежский. Личность и эпоха. С. 110–115.

368

Клосс Б. М. Избранные труды. Т. 1. Житие Сергия Радонежского. С. 59–60; Кучкин В. А. Сергий Радонежский и борьба за митрополичью кафедру всея Руси в 70-е гг. XIV в. С. 88–89.

369

Повесть о Борисоглебском монастыре (около Ростова) XVI в. Сообщение Хр. Лопарева. СПб. 1892. (Памятники древней письменности. Вып. 86). С. 7.

370

Книга, глаголемая Описание о Российских святых. С. 90–102.

Также непроста история с нижегородской миссией преп. Сергия – в историографии дискуссионными остаются как сам ее факт, так и возможная дата [371] . Однако даже если троицкий игумен и принял посильное участие в «смирении» князя Бориса Константиновича, действовал он не как великокняжеский посланник, а как лицо духовное и от имени другого духовного лица, митрополита Алексея.

Согласно рассказу Никоновской летописи преп. Сергий чуть ли не лично «затворил церкви» Нижнего Новгорода за ослушание [372] , но как «технически» выглядел интердикт, хорошо известно из одного из посланий на Вятку митрополита Ионы второй четверти XV в., времени противоборства великого князя Василия Васильевича Темного и князей Галицкого дома. Предостерегая вятчан от участия в военных действиях против великого князя на стороне Дмитрия Шемяки, митрополит подробно описывает, как будут «затворены церкви» в случае неподчинения: «А не послушаете нас… и мы к вашим игуменом и попом и ко всему священству, к вашим духовным отцем писали и речьми приказывали, чтобы вас…не благословляли…и церкви бы Божии затворили и от вас бы отошли из земли вси вон. А не затворят, а… прочь не поидут, а имут у вас жити, и… имеем равно неблагословенных и проклятых в сеи век и в будущий» [373] . Здесь на самом деле решающую роль играет отказ пастве в благословении, священническом и архиерейском, а само «затворение» храмов проводит приходское духовенство. Так что игумен Сергий, если и побывал в Нижнем Новгороде, то только с посланием, письменным или устным, митрополита Алексия.

371

Подробный обзор историографии: Аверьянов К. А. Сергий Радонежский. Личность и эпоха. С. 133–138.

372

«Прииде… преподобныи Сергии… в Новгородъ в Нижнии… по митрополичю слову Алексеева… церкви все затвори» (ПСРЛ. Т. 11. С. 5).

373

Цит. по: Абеленцева О. А. Митрополит Иона и установление автокефалии Русской церкви. С. 370–371.

Посреднические миссии духовных лиц сами по себе не были чем-то необычным. Митрополит Фотий в 1425 г. ездил к звенигородскому и галицкому князю Юрию Дмитриевичу уговаривать его явиться в Москву на поставление в великие князья племянника, Василия Васильевича [374] , а троицкий игумен Зиновий способствовал примирению в 1442 г. великого князя Василия Васильевича с Дмитрием Шемякой, остановив поход галицкого князя с союзниками на Москву «и не пусти их… и еха напередъ сам… и помири их» [375] . Если же речь заходила о собственно посольствах как таковых, в которых, как это имело место в Рязани конца 1385 г., обсуждались конкретные вопросы межгосударственных отношений, то в таких переговорах участвовало не духовное лицо, а светский архиерейский чиновник, митрополичий дьяк [376] .

374

ПСРЛ. Т. 25. С. 246. О. А. Абеленцева полагает, что Юрий Дмитриевич отказывался ехать в Москву «для заключения мира», а целью поездки к нему митрополита были «переговоры о мире» (Абеленцева О. А. Митрополит Иона и установление автокефалии Русской церкви. С. 205), однако формально князья не пребывали в состоянии «немира» – речь шла о предъявлении обоими прав на великокняжеский стол, но еще никак не военных действиях, требовавших формального примирения.

375

ПСРЛ. Т. 23. М., 2004. С.151.

376

Абеленцева О. А. Митрополит Иона и установление автокефалии Русской церкви. С. 358.

Так что миссия 1385 г. преп. Сергия в Рязань принадлежит к числу во всех отношениях неординарных для духовного лица действий.

Трудно сказать, когда великий князь уговорил игумена быть московским послом к великому князю Олегу Ивановичу. В Никоновской летописи приводится малодостоверный рассказ о личной поездке великого князя в Троицу с целью убедить преп. Сергия отправиться в Рязань [377] . Реально переговоры об участии преп. Сергия Радонежского в мирных переговорах с Олегом Ивановичем, надо согласиться с Б. М. Клоссом, не могли состояться ранее крещения в Чудове монастыре преп. Сергием сына московского князя, Петра [378] . Летописи указывают, однако, дату не крещения Петра Дмитриевича, а его рождения, день памяти апп. Петра и Павла, 29 июля [379] , дата же крещения и, следовательно, принятия преп. Сергием решения идти на переговоры в Рязань неизвестна.

377

ПСРЛ. Т. 11. С. 87 («и молебная свершивъ… и святую братью накорми и милостыню даде и глаголаша с молениемъ… дабы шелъ от него… посолствомъ»).

378

Клосс Б. М. Избранные труды. Т. 1. Житие Сергия Радонежского. С. 35.

379

ПСРЛ. Т. 15. Стб. 150.