Последнее лето

– Тарас Константинович, побойтесь бога! Чего еще?

– Денег-то на жилстроительство не даете.

– Вот чего не могу, того не могу.
– Директор пожал плечами с сожалением, но совершенно определенно, - Вам в прошлом году давали.

– Прошлый год - что прошлый снег.

– Ничего не могу, Тарас Константинович.

– А нам без нового дома - вот так!
– Тарас Константинович выразительно чиркнул по шее ребром ладони.

– Всей бы душой, Тарас Константинович.

– Ни пенсионеров, ветеранов своих, ни прегреть, ни новых принять, продолжал дудеть в свою дуду Тарас Константинович, приберегая про запас еще один козырь.

– Все понимаю, Тарас Константинович.

– А секретарь обкома сказал, что обещал ты поддержать.
– Глаза директора совхоза смотрели теперь в упор, цепко поблескивая.
– Определенно вот так и сказал. Давай звякнем - долго, что ли?

– Тарас Константинович, - взмолился тот, - я ведь не так ему говорил. Я обещал в конце года, после баланса, прикинуть.

– А нешто я сию минуту требую? Мне лишь бы фундамент заложить, задел сделать. Важно начать, сам понимаешь.

– Ох, Тарас Константинович!
– Директор треста не то одобрительно, не то укоризненно покачал головой.
– И что вы на меня все лето давите? Вам что, на будущий год ничего не надо будет?

– Мне - нет, это верно.

– Это как же так?
– Директор чуть опешил и пытливо взглянул, начиная что-то понимать.

Тарас Константинович кивнул, подтверждая его догадку.

– Точно, Семен Семеныч. Пора... Проведем лето, уберемся и - баста. Потому, как говоришь, и давлю. Почестному - охота все на ходу оставить.

– Жалко!
– очень непосредственно вырвалось у директора, светлые его брови, задевая золоченые дужки очков, поползли к переносью.
– Может, хоть годик еще, Тарас Константинович, а?

– Спасибо, конечно, на добром слове... Только и старому коню на отдых надо.

Обстановка в кабинете неуловимо изменилась. Пять минут назад один из собеседников, играя в простачка, жаловался, канючил, добиваясь своего; другой, так же хитря, изворачивался, постепенно сдаваясь, - все было как всегда, когда они встречались. Сейчас не было ни шуток, ни привычных деловых хитростей: два уважающих друг друга человека говорили впрямую, каждый посвоему волнуясь. Директор треста вышел из-за стола, зашагал по просторному кабинету; из-под насупленных бровей директор совхоза следил за ним благодарно и растроганно - в душе, и насмешливо - внешне.

– Старый конь борозды, говорят, не портит, Тарас Константинович. Не забыли?

– Портить, может, и не портит: втянулся, привык в упряжке ходить. Зато с таким конем другое случается:

идет, идет, да и станет - задумается. К чему ж это?

– Нет, не представляю, что вы уйти можете!
– Директор треста остановился, в полном недоумении развел руками.
– В моем понятии вы как будто всегда там должны быть. Другой кто-то может уйти, я могу, а вы - нет.

– Всякому овощу - свой срок. Да я ведь еще не завтра ухожу.
– Тарас Константинович усмехнулся.
– А ты что ж, начальник, .думал, что я Забнева по капризу не отпускаю? Как собака на сене - ни себе, ни людям?

– Доложил уже?
– засмеялся тот.

– Еще бы! Хорош бы я был, если б мой первый помощник про такое смолчал. Себе готовил, Семен Семеныч. А иначе эдакого работника сам бы тебе давно рекомендовал. Его сейчас на любой совхоз ставь - и спокойным будешь.

Покряхтывая, Тарас Константинович поднялся - коренастый, почти сплошь седой; не уместившиеся на лице морщины сбежали на шею, раскроив ее темную дубленую кожу на затейливые квадратики; выдавленные на коленях брюки и клетчатая, с разрезанными фалдочками летняя рубаха навыпуск только подчеркивали его уже действительно почтенный возраст.

– Вы бы хоть, Тарас Константинович, звонили почаще, - огорченно сказал управляющий.

– Вчера и так весь день ручку крутил - на повреждении, и все. Поеду завтра в узел связи ругаться. Не дело: то город не допросишься, то до отделения не дозвонишься. Мне бы вон такой агрегат, как у тебя. Нажал - и шпарь.

Тарас Константинович кивнул на внушительный телефонный аппарат с белой полоской пластмассовых переключателей, в голосе его прозвучали завистливые нотки.

– Да он только в городе удобен, - Директор треста оживился.
– Тарас Константинович, а чего бы вам рацию не приобрести? Степанченко вон покупает.

– А на шута она мне? Степанченко - модник, ухарь.

У этого на штаны не хватит - галстук купит.

Зазвонил телефон, управляющий привычно щелкнул клавишей, поднял трубку.

Пока он говорил, Тарас Константинович, перебирая в уме, не забыл ли чего, машинально оглядывал кабинет - ковровую дорожку от двери до стола, диван, легкие зеленоватые шторы на раскрытых окнах и - с некоторым удивлением - расправленный на вешалочке в углу светлый пиджак.

– Семен Семеныч, неужто в такую жару пиджак носишь?

– Боевая готовность номер один, - засмеялся директор.
– Как сигнал на верха идти, так и надеваю.

– Это к чему же?

– А как же - порядок. Все так делают.

– То-то я нынче у одного начальника это же видел.

И пиджачок вот так же аккуратненько налажен и удавочка даже висит - у тебя вон нет. Так не подумал, что к чему: жарко, мол, вот и скинул. Тарас Константинович усмешливо покосился на свои брюки и распашонку.
– А я-то, провинция, и в обком так ходил.

– Вам можно: вы - с первой линии, так сказать, С производства.

– Ясно.
– Тарас Константинович, уразумев, кивнул, - А по-моему, показуха это. Тоже мне - этикеты придворные! В такую жарищу - ради проформы. Глупость ведь несусветная!

– Да ну, Тарас Константинович!
– Директор, опешив, улыбался, сглаживал, но глаза его, как и при начале встречи, стали обиженными.

"Вот чиновники - что-нибудь да удумают!
– спускаясь по лестнице, похмыкивал Тарас Константинович.
– Хотя и сам хорош, гусь лапчатый: выпросил у человека все, что надо, а потом его же и оконфузил. А, да ничего!

Молодой, неглупый - поймет..."

Петр ждал на противоположной теневой стороне, но в машине все равно было душно; Тарас Константинович влез в нее, как в предбанник.

– Поехали, Петро.

Начинало вечереть, но духота не уменьшалась, а стала еще более плотной. Сухим зноем дышали раскаленный асфальт и стены домов, томились деревья с неподвижной пыльной листвой; утирая мокрые лбы, гили с работы горожане, в ненадежной сомнительной тени отсиживались разморенные бабки.

Легче вздохнулось только за городом. И хотя солнце еще не закатилось, а воздух был все так же горяч и сух, сбежавшиеся к дороге хлеба наносили чистые, после недавних дождей, запахи земли, полынка, всего этого надвое размахнувшегося простора. Подавшись вперед, Тарас Константинович бездумно смотрел по сторонам, отдыхал.