Последний Герой. Том 2

— Вы ни за что не угадаете.

* * *

Я заехал за Коброй прямо в отдел. Она уже стояла на крыльце, перекинув через плечо небольшую сумку. Торопливо села ко мне в «Ниву» и бросила на меня внимательный, чуть тревожный взгляд:

— Слушай, Макс, может, прихватим кого-то из моих оболтусов в помощь? На всякий случай?

Я слегка отмахнулся рукой, уверенно посмотрев ей в глаза:

— Да не надо, Оксана. Справимся сами. Там же поп, а не боевик какой-то. Церковный человек всё-таки, не спецназовец. Разберёмся спокойно, без лишних свидетелей.

Она нехотя кивнула, хотя тревога в её глазах полностью так и не рассеялась. Мы выехали из города, направляясь к старому храму, о котором уже успели собрать немного информации.

Добрались довольно быстро. Всего километров двадцать от Новознаменска, но словно попадаешь в совершенно другую реальность, в какое-то забытое самим временем место. Свернув с асфальтовой дороги, мы поехали по широкой грунтовке, петлявшей среди соснового леса. Вскоре перед нами открылся вид на старинный храм Святителя Николая Чудотворца. Церковь стояла на невысоком холме, окружённая пологими полями и перелесками.

Здание, построенное ещё в середине позапрошлого века, было сложено из красного кирпича, теперь уже тёмного, покрытого трещинами. На стенах местами проступала сырость и зелёный мох. Купола, некогда покрытые медными листами, давно окислились, приобретя зелёный цвет. Над центральным куполом возвышался массивный крест с наклонной перекладиной, слегка покосившийся от времени и непогоды.

Этот храм стойко пережил все исторические перипетии от царских времён до наших дней и продолжал безмолвно хранить память о людях и событиях прошлого. И именно он теперь скрывал нашего Гуинплена.

Мы остановились у центральных ворот. Территория была обнесена старинным, невысоким забором из тёсаного камня без единого грамма цемента или глины. Все притёрто основательно. Камень местами потрескался, но стоял крепко, напоминая о временах, когда здесь были другие порядки и другие нравы. Вокруг, почти примыкая к церковной ограде, располагались старенькие, аккуратные бревенчатые домики, типично русские, с выкрашенными наличниками, расписными ставнями. Рядом небольшие, но тщательно ухоженные огородики.

Мы вышли из машины, направились к храму. У самого входа стояла пожилая женщина, протягивая женщинам платки. Оксана привычно взяла один из них и ловко, не задумываясь, повязала его, прикрыв волосы. Мы вошли внутрь, переступили порог, и сразу оказались в полумраке.

В воздухе стоял густой, чуть горьковатый аромат ладана, смешанный с тонким запахом свечного воска. Сквозь узкие окна под самым куполом косыми лучами проникал тусклый солнечный свет, в котором медленно и неторопливо кружились пылинки, похожие на невесомые тени прошлого. Иконостас, потемневший от времени и свечной копоти, сохранил только намёк на былую позолоту. Старые лики святых, покрытые сеткой мелких трещин, смотрели на нас строго и задумчиво, будто молчаливо задавали вопрос, зачем двое правоохранителей пожаловали сегодня в этот храм.

В храме было тихо и немноголюдно: кто-то, опустив голову, молился перед образами, кто-то тихонько шептал слова молитв, а кто-то медленно и аккуратно ставил тонкую желтую свечу. У самого входа, за небольшим прилавком, стояла женщина и негромко предлагала вошедшим товар: свечи, книжицы, простенькие крестики и небольшие освящённые иконки.

Оксана бросила на меня настороженный взгляд, словно спрашивая: «Ты уверен, что мы пришли по правильному адресу?» Я лишь кивнул, давая понять, что всё в порядке, но пока сам не был уверен на все сто.

Мы подошли к женщине, одетой во всё чёрное: длинная юбка до самого пола, строгая старомодная блузка с длинными рукавами и плотный тёмный платок на голове. Она стояла возле подсвечников, аккуратно вынимая огарки свечей, очищая их от остатков воска и складывая в небольшую плетёную корзинку. Свежие свечи поправляла чтобы не гнулись.

— Простите, а где нам найти отца Дионисия? — негромко спросил я.

Женщина подняла глаза, внимательно осмотрела нас и умиротворенно ответила, перекрестившись:

— Служба вечерняя скоро начнётся, отец Дионисий сейчас готовится.

И посмотрела так, мол, нельзя беспокоить его, а надо дождаться. Тогда Кобра достала удостоверение и открыла его перед ней:

— Мы по другой службе. Начальник уголовного розыска, майор Коробова. Нам срочно нужно переговорить с Харитоновым Денисом Александровичем.

Женщина напряглась, помолчала секунду, но возражать не стала и кивнула:

— Отец Дионисий сейчас в своей келье, читает молитвенное правило перед вечерней службой. Пойдёмте, провожу вас.

Она отложила корзинку с огарками, ещё раз перекрестилась и повела нас по узкому, полутёмному коридору. Окна здесь были маленькие, узкие, почти как бойницы, и дневной свет едва проникал внутрь, оставляя стены в полумраке. Прохладно, пахнет сыростью и камнем. Женщина остановилась перед невысокой деревянной дверью, осторожно постучала и тихо приоткрыла её:

— Батюшка, простите, к вам пришли.

Помещение за дверью оказалось небольшой кельей: грубый деревянный стол, пара простых лавок вдоль стен, низкий сводчатый потолок, в углу — старинный шкафчик с духовными книгами. На дальней стене висел образ какого-то старца, перед которым тихо мерцала лампадка.

Возле стола стоял крепкий высокий мужчина чуть за шестьдесят. Он неспешно отложил молитвослов, повернулся к нам и внимательно, строго посмотрел из-под густых тёмных бровей. Длинные спутанные волосы ложились на плечи, густая борода с усами полностью закрывала его старый недостаток — заячью губу, из-за которой ему когда-то и дали прозвище.

— Денис Александрович? — сухо спросил я.

— Имя то — мирское, суетное, дано мне при рождении, — ответил он нараспев. — Теперь же я отец Дионисий, настоятель этого храма. Прошу вас именовать меня соответственно, братья и сестры.

Он коротко перекрестился и чуть склонил голову.

— Мы расследуем убийство вашего сына, гражданина Харитонова, известного как блогер под псевдонимом Роман Харт, — прямо сказала Оксана.

Священник сразу помрачнел, тяжело вздохнул и отвернулся, нахмурив брови:

— Нет мне более сына того. Заблудшая душа, грехом и мирской суетой охваченная. Бесовскими делами занимался, чужие грехи напоказ выставлял, на потеху праздной и алчной публике. Заповеди Божьи попрал, над верой православной насмехался, гордыней и тщеславием душу свою погубил.