Последний Герой. Том 2

— Привет, — ответил я, тоже слегка улыбнувшись ей в ответ и глядя ей прямо в глаза.

Оксана смотрела внимательно, словно читала мои мысли, и, чуть наклонив голову набок, вдруг спросила:

— Ты чего это такой загадочный с утра? Взгляд странный, будто что-то случилось?

Я аккуратно усмехнулся. От нее ничего не скроешь. Но я и не собирался. Сегодня расскажу ей кое-что. Она мой союзник, и пора вводить ее в курс дела.

— А ты? Тоже чего-то сообщить хочешь? — спокойно перебил я, не желая сразу открывать карты.

Она с удовлетворением кивнула и сразу перешла к делу, словно только и ждала, когда я задам встречный вопрос:

— А у нас сегодня с утра Морда шум поднял, представляешь? Кадровика Зуева прямо на планёрке отчихвостил. При всех приказал срочно тебя в розыск ко мне оформлять. И чтоб полиграф немедленно проходил, без очереди, а там запись на месяцы вперед. И на медкомиссию направление тебе дал, ну и на эти дурацкие психологические тесты. Все срочно. Я сама не пойму, чего это его вдруг ужалило.

— Ну, это же хорошо, — цокнул я.

— Конечно… Ты же с ним вчера вечером на берегу о чём-то перетёр, не? Он с утра носится, суетится, как будто у него пожар под задницей, не иначе.

Я пожал плечами и спокойно ответил:

— Был разговор, попросил его ускорить вопрос с моим переводом.

— Ускорить, говоришь? — она усмехнулась и качнула головой. — Да он Зуева с утра прямо при всех так отрихтовал, у кадровика уши аж багровые стали. Зуев начал сопротивляться, мол, нельзя тебя оформлять без твоего письменного согласия и рапорта, а ты же сейчас на больничном, и рапорта не можешь такие писать. Вот эту всё завёл, пластинку свою. А Семен Алексеевич сказал, чтобы задним числом рапорт накатали. Тот опять возражать, мол, задним нельзя, тогда вакансии не было еще. Морда — р-раз! — кулаком по столу грохнул и прямо так, дословно, говорит: «Хернёй не страдай, Зуев! Бери рапорт задним числом от Ярового, и немедленно оформляй! Шульгина в замы отдела, а его сразу старшим опером, и чтоб без всяких отмазок!» — Кобра сделала большие глаза: — Прикинь, как зашевелился!

— Старшим опером? Сразу? — усмехнулся я, искренне удивлённый таким раскладом. — Вот это поворот, конечно…

— Ага, — она улыбнулась хитро, подмигнув мне. — У тебя ведь ведомственное образование, формально всё законно. Зуев пытался бурчать что-то про какие-то твои тетрадки, которые ты ему не предоставил вовремя. Но Морда его быстро прижал, чтоб тот вообще не отсвечивал и помалкивал в тряпочку. Так что давай, Макс, заканчивай уже этот свой липовый больничный, и погнали работать. Дела сами себя не раскроют, а у нас их вагон и маленькая тележка. А ты тут прохлаждаешься.

Она замолчала и лукаво глянула снизу вверх, будто заранее знала, что возражений у меня никаких не будет.

— Оксан, я вышел на след убийцы блогера Харитонова, — сказал я тихо, глядя перед собой.

Она повела плечом:

— Чего? Какого убийцы? Ты о чём, Макс? Мы же его взяли. Это был Рябинин. Только сидит вместо него пока что бедолага-алкаш, безвинный, в СИЗО парится. Надо, кстати, доказательства собрать на Рябинина и…

Я покачал головой:

— Рябинин — исполнитель. Заказчик другой. И заказчик этот — Герман Вальков. Как мы с тобой и предполагали.

— Герман Сильвестрович Вальков? Да, помню, предполагали, но… это, капец, серьёзное обвинение. На него ничего нет, он меценат и кандидат в мэры с заоблачным рейтингом, чуть ли не святой сейчас. На кривой козе хер подъедешь.

Она скрестила руки и напряжённо повела плечами.

— Святые тоже не бессмертны, — хмыкнул я. — Блогер хотел слить на него компромат. Не свежий, но вполне актуальный. Старый, из девяностых. И знаешь, что ещё?

Я помолчал, пытаясь подобрать слова. Но Оксана почувствовала что-то не то и резко вскинула на меня глаза:

— Макс, давай уже, не тяни кота…

Я выдержал небольшую паузу и проговорил тихо, но отчетливо:

— Этот компромат связан с убийством Лютого.

Оксана замерла. Лицо стало напряженным, неподвижным, глаза вдруг сузились, на скулах выступили желваки. Она уставилась на меня немигающим взглядом, словно пыталась понять, шучу я или говорю всерьёз.

Наконец, губы дрогнули от едва сдерживаемой боли:

— Макс… — процедила она сквозь зубы, — не лезь туда. Лютого не трогай. Это другая история. Совсем другая…

— Нет, Окс. История та же самая, — сказал я уверенно. — Всё связано. Я тебе всё расскажу, ты поймёшь. Я вышел на след и кое-что раскопал.

Я рассказал ей всё: и про Егорова, и про Мотю, и про кассету. Умолчал лишь о вчерашних троих закопанных. Это пусть на моей совести останется. Если меня возьмут за эти трупы, начальник УГРО не должна быть в курсе. Лучше, чтобы её не зацепило, если стрелки начнут переводить.

Она замолчала, перевела дыхание.

— Значит, компромат на Валькова ещё с тех времён? — тихо спросила она.

— Именно. И это всё касается убийства Лютого. И твоего отца.

Оксана дёрнулась, будто от невидимой пощечины. Но не отвела взгляда, голос её дрогнул:

— Мой отец? Нет, Макс, он был бандитом… Потому и подох. Я не хочу о нем ничего слышать.

— Послушай, Оксана, я давно тебе хотел сказать. Твой отец был хорошим человеком. Он любил тебя.

— Откуда ты знаешь? — резко оборвала она, голос её был тихий, но при этом звенел как струна. — Ты не знаешь его. Я сама его не знала. Не успела узнать. Он связался с бандитами, и из-за этого я осталась сиротой. Никогда не прощу ему этого, слышишь? Никогда!

— Он был не тем, кем ты думаешь, Окс. Я же… кое-что нашёл во время расследования. Твой отец, Геныч, так его называл Лютый, был информатором. Понимаешь, он работал на ментов, на Лютого. Не на бандитов. Скрытно, негласно. Сама представь такой расклад — он погиб героем, за правду. Вместе с Лютым.

Она замерла, глядя на меня, глаза её стали влажными, зрачки расширились.

— Это… точно? — прошептала она сдавленно.

— Да, это правда. Мне сказал надёжный человек — Грач. Он тоже был осведомителем Лютого. Можешь сама у него спросить, если не веришь.

Ненадолго между нами повисло молчание. Просто у разных слов своя скорость, и мои теперь должны были приземлиться, осесть.

— Верю, Макс… верю, — её голос дрогнул, сорвался. Она говорила сквозь стиснутые зубы. По щеке медленно скатилась слеза. — Теперь всё сходится… Я вспомнила… Тот, кто убил отца, назвал его «крысой»… Точно! Как будто заново увидела всё. Пелена перед глазами исчезла, какой-то блок ушёл…

Она резко замолчала, будто захлебнулась словами. Взгляд её остекленел, словно снова смотрела куда-то в прошлое, в ту самую страшную ночь.