Последняя из рода. Скованные судьбой

— Эта ночь показала, что ты можешь ходить куда-то дальше спальни, — сказал он без малейшей усмешки.

Она могла бы попробовать его шантажировать. Талила размышляла об этом все утро. Но внутреннее чутье говорило ей, что муж не поддастся. Она бы не поддалась. Чем она может ему угрожать? Рассказать Императору? Но разве могла она быть уверенной, что в итоге ее слова не ударят по ней же?

Насколько она важна? И если встанет выбор, кого из них двоих наказать сильнее, то Император может предпочесть своего брата, который предан ему словно пес.

И потому эту идею Талила отринула.

— Вы заперли меня и заточили словно дикого зверя, — сказала она глухо и опустила голову, чтобы скрыть от Клятвопреступника обозленный, пылающий ненавистью взгляд. — Даже животное пыталось бы выбраться из ловушки.

Она услышала едва уловимый, очень тихий вздох.

— Хорошо, — сказал Мамору. — Будешь ходить раз в день на один час в библиотеку в сопровождении Такахиро. Малейшее твое ослушание, отступление — и это прекратится. А теперь отдай мне палочки.

Радостная улыбка, которая едва-едва появилась на ее губах, мгновенно исчезла. Талила сузила глаза, все еще не поднимая головы, чтобы не встретиться с ним ненароком взглядом. Не проронив ни слова, она прошла по узкой тропинке к деревянной веранде и принялась разрывать небольшое углубление, которое выкопала на рассвете. Стиснула испачканные в земле палочки и молча протянула их Клятвопреступнику, который ступал за ней неслышной тенью.

— Меня учили благодарить людей, которые исполняют твою просьбу, — сказал он, дотронувшись до ее подбородка.

Талила резко отшатнулась и врезалась спиной в деревянную подпорку. Проклиная собственное бессилие, она вскинула ненавидящий взгляд и впилась им в бесстрастное, спокойное лицо Клятвопреступника.

— Благодарю тебя, — процедила она сквозь сжатые зубы, как если бы желала обругать его или же проклясть.

— Пожалуйста, Талила, — он довольно кивнул, и в то мгновение она была готова забыть все, что обещала самой себе, все о самоконтроле, терпении и умении ждать.

Она была готова это забыть и наброситься на него с голыми руками.

Злость была такой сильной, что Талила задохнулась и открыла рот, жадно хватая воздух. Огонь разрывал ее изнутри, требовал выхода, и только магические оковы сдерживали его, не позволяя обрушиться на все вокруг.

Когда схлынула первая волна, Талила с удивлением обнаружила, что осталась одна. Клятвопреступник ушел, и она даже не заметила, когда и как. Перед глазами танцевали багровые круги, лишившие ее зрения.

Запястье в местах, где их стискивали оковы, горели. Она посмотрела на руки и заметила, как от краев браслетов по коже расходились некрасивые, темно-красные пятна, выглядящие очень нездоровыми.

Голова вдруг закружилась, и Талиле пришлось опереться о деревянную веранду, что прилегала к стене. Когда приступ недостойной слабости прошел, она с трудом оттолкнулась от нее и медленно пошла в сторону ступенек, чтобы вернуться в комнату. Никогда прежде она не позволяла себе валяться на футоне во время светового дня, но сейчас чувствовала себя настолько плохо, что была готова нарушить очередной отцовский запрет.

Спустя несколько минут, как Талила прилегла, в спальню заглянула Юми. Не отрывая взгляда от пола, она сказала, что вскоре придет Такахиро, чтобы проводить госпожу в библиотеку по приказу господина Мамору.

Талила кивнула ей, не почувствовав даже укола привычной неприязни при виде служанки. Во рту сделалось сухо, и когда Юми ушла, она пожалела, что не попросила у той принести чай. Хотелось смочить горло, в котором словно что-то царапалось изнутри.

Такахиро, заглянувший в покои ровно через полчаса, как и было приказано, застал Талилу уже без сознания. Будучи мужчиной, он не смел прикасаться к госпоже и жене господина и потому позвал Юми, которая явилось, но без большой охоты. Но вся спесь исчезла спустя мгновение, стоило ей прикоснуться ко лбу Талилы, покрытому испариной.

Их госпожа словно горела изнутри. Ее кожа почти обжигала. А вокруг оков на запястье расползались багряные круги.

— Разыщи господина! Немедля! — воскликнула Юми, повернувшись к Такахиро.

На Талилу она глядела со скрытым страхом.

***

Невидящим взглядом Мамору смотрел на разложенную на низком столе огромную карту Империи с соседними странами. Хотелось сорвать ее и бросить на татами, чтобы посыпались расставленные на ней деревянные фигурки, обозначавшие расположение войск.

Его безумный младший брат втягивал Империю в очередную войну, в которой не будет победителей. Только проигравшие.

И уничтоженные.

Выпрямившись, он посмотрел на военачальников, которые лишь накануне вечером прибыли во дворец с докладами. Оба выглядели изможденными — следы недавних битв ясно читались в усталых глазах и утомленных движениях.

— Осака, Хиаши, — начал он и оборвал сам себя, окинув карту еще одним ненавидящим взглядом. — Сколько еще мы сможем удерживать границы?

— Недолго, мой господин, — старший из них — Осака — высокий и сухопарый, с резкими чертами лица, сделал шаг вперёд. Его голос звучал глухо, словно тяжесть слов давила на грудь. — Наши войска истощены. Из двухсот мечей в строю осталось меньше половины. В горном хребте наша магия почти бесполезна. Но вот магия теней обеспечивает Сёдзан* огромное преимущество.

Младший из них — Хиаши — более крепкий, с квадратным лицом и коротко остриженными волосами, бросил мимолётный взгляд на Мамору, затем стиснул кулаки. Он добавил почти с отчаянием.

— Мы делали всё, что могли. Каждый сражается на пределе сил, но их слишком мало. Если прорыв случится...

— Довольно, — Мамору остановил его, едва заметно поведя ладонью.

Ему не нужно было дослушивать до конца. Он и так знал, что произойдет, если границу прорвут.

Особенно — в горах — вотчине Сёдзан. Магия теней, которой они владели, позволяла становиться практически невидимыми в темноте. Они могли создавать иллюзии, обманывать зрение. От этого умения было мало пользы в открытом бою на равнине. Но в горах им не было равных. Сколько теней отбрасывали пики, сколько скрытых ущелий хранили в себе вершины...