Последняя из рода. Скованные судьбой

Та мотнула головой. От одной мысли о еде к горлу подкатывала тошнота. Она рухнула на футон, едва оставшись в покоях в одиночестве, и уставилась невидящим взглядом на запястья.

С нее снимали кандалы. Ее магия была свободна. А она валялась без сознания, неспособная что-либо сделать. Эта мысль терзала ее гораздо сильнее физической боли. Она хлестала ее без кнута. Месть была так близка... Но Талила даже ничего не почувствовала. Не пришла в себя.

Странно, что Клятвопреступник решился на столь огромный риск. Ведь вернись к ней сознание даже на мгновение... и она сожгла бы дворец дотла. И как это допустил Император? Прежде ей казалось, что он отчаянно ее боялся. Одна мысль о силе, что таилась в ее крови, сводила его с ума. Талила думала, что он не позволит разомкнуть кандалы, даже если она будет умирать.

Выходит, она ошибалась?.. Настолько сильно ему нужны были ее знания и умения? Настолько сильно он хотел, чтобы ее магия переродилась в ее сыне или дочери?..

В самый темный час перед рассветом ее грубо разбудили стражники Императора, вломившиеся в ее покои. Толком ничего не понимая спросонья, она попыталась отбиваться, и кто-то схватил ее за волосы и сильно потянул, заставив изогнуться. Талила вцепилась в запястья того, кто ее удерживал, но в следующее мгновение ее вздернули на ноги и толкнули вперед.

— Что вы творите? — зашипела она, повернувшись к ним. — По какому праву...

— Приказ Императора, — равнодушно сказал один из четырех присланных за ней мужчин. — Немедленно доставить вас к Его Императорскому Высочеству.

— Мне нужно переодеться, — холодно обронила Талила

Ей повезло, что она умудрилась заснуть в кимоно, иначе стояла бы перед ними в одной тонкой ночной рубашке.

— В том виде, в котором есть, — злобно отозвался все тот же стражник, свернув взглядом.

Талила прикусила губу и замолчала, решив сохранить остатки достоинства. Что толку спорить с глупцом?.. Если Император хочет, чтобы она прошла по дворцу в помятом, сползшем кимоно и с растрепанными, неубранными волосами — она пройдет. Но не позволит ни одному грязному, косому взгляду к себе прилипнуть. Она не позволит себя унизить.

Ничего больше не сказав, она гордо приподняла подбородок и развернулась. Оказавшись в коридоре, Талила поняла, почему присланным Императором стражникам не помешали воины, которых Клятвопреступник приставил к ней для охраны. Они валялись сейчас на татами: кто-то без сознания; кто-то с трудом, но смотрел по сторонам.

Там же неподалеку всхлипывала Юми, выволоченная в коридор из соседней комнаты.

Талила нахмурилась. С каждым днем она все меньше понимала, что творится во дворце Императора. Но все сильнее и сильнее понимала отца, который называл его безумцем.

Ей пришлось пройти мимо людей Клятвопреступника, которых придавливали к татами стражники Императора, и мимо Юми. И Талила не испытала ни злорадства, ни радости. Только лишь усталость.

Она не спрашивала, куда ее ведут. Много чести говорить с ними. лишь крепко сжимала кулаки под широкими рукавами кимоно. Стражники шли по бокам от нее, высокие и мрачные, и их шаги звучали гулко, словно отсчитывали время до ее приговора.

Талила скривила губы. Если они надеялись ее запугать, то напрасно. Она давно отучилась бояться, а все самое страшное с ней уже произошло.

Она удивилась, когда узнала коридоры, по которым уже проходила. Вместе с Клятвопреступником, на тот торжественный прием, устроенный в честь их свадьбы.

Когда стражники раздвинули перед Талилой дверные створки, она вновь оказалась внутри просторного помещения, которое оказалось практически пустым. По углам и вдоль стен сгущалась темнота, и ее отпугивали лишь дрожащие отсветы пламени из масляных ламп.

В центре зала возвышался трон. Император сидел неподвижно, как статуя, его лицо скрывала тень, а вокруг него стояли самураи, их доспехи поблескивали в неровном свете ламп.

Но взгляд Талилы тут же упал на фигуру, лежащую в нескольких шагах от подножия трона. Человек — мужчина — лежал, словно сломанный, на татами. Свет пробегал по его одежде, по спутанным волосам, и ее сердце замерло. Она узнала его.

Ее муж.

Талила не сразу поверила своим глазам. Сперва ей показалось, что Клятвопреступник был мертв, но затем мужчина слабо пошевелился, и по залу эхом прокатился его тихий стон, от которого у нее все сжалось внутри, а горло перехватило странное удушье. Он уперся в татами ладонями и приподнялся на вытянутых руках, а затем сел, и разорванная куртка соскользнула с его спины, и под правой лопаткой Талила увидела ее.

Печать.

Рабскую печать. Печать подчинения.

Печать, которую запретил еще дед правящего ныне Императора.

Что-то внутри нее щелкнуло, словно порвалась струна.

Во второй раз за столь короткое время Талила подумала, что собственные глаза ее обманывают. Этого просто не могло быть.

Но расстояние между ней и Клятвопреступником было небольшим, и потому печать она видела очень и очень четко. Омерзение с отвращением прилили к горлу, и Талила обхватила ладонью шею, чтобы остановить тошноту.

Два символа, из которых состояла печать, выглядели словно свеженанесенное клеймо. Набухшие, налившиеся цветом и кровью, воспаленные. Вокруг них по коже расползались алые линии.

Император отвел взгляд от Клятвопреступника и перевел его на Талилу. Стражники грубо толкнули ее в спину, желая бросить на колени, но она устояла на ногах. Она все же была воином и умела держать удар. Она сделала несколько шагов вперед и сама опустилась на татами: как бы ей ни претило преклоняться перед человеком, который сидел на троне, но это было самым разумным из всего, что она могла сделать.

Но голову перед ним Талила опускать не стала. На языке ощущалась горечь. Она смотрела на Клятвопреступника, который с трудом сидел, опираясь на дрожащие руки, и перед глазами стояла его фигура, распростершаяся на татами, когда она только вошла в этот огромный и пустой зал.

Волна удушающей ненависти и отвращения поднималась изнутри. Она думала, что более мерзким, чем уже, Император в ее глазах не станет. Но, как оказалось, у его не человечности не было предела. Использовать печать подчинения на собственном брате... пусть и бастарде, но они были рождены от одного отца. И Клятвопреступник был старшим.

Кто же поставил ему это печать? Как он сам это допустил?..

— А-а-а-а... Талила.

Император посмотрел на нее, и ей не удалось сдержать дрожь отвращения.

— Говорят, с тебя осмелились снять кандалы, нарушив мой приказ. Подойди и покажи их мне.

Прежде, чем Талила сделать шаг, заговорил ее муж.

— Оставь ее... брат. Ее вины нет... она была без сознания...

Ее ноги словно приросли к татами, а взгляд не отрывался от его изможденного лица. В неверном свете масляных ламп она заметила кровь на его губах.