Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

С одной стороны, такое тесное сближение командиров и подчиненных было нарушением устава. Однако с другой, в том же уставе сказано: «Командир витязей, будь то капрал или полковник, должен в первую очередь быть для витязей родным братом, заботящимся о них со всей строгостью и любовью, а сами витязи должны как послушные младшие братья слушаться своих командиров, оберегать их и брать с них пример».

Составляя Устав витязей, царевич долгое время думал о том, что и как в него внести, не «перепрыгивая» эпоху. Именно так появилось братство воинов, скрепленное между собой невидимыми узами. Однако был один минус, о котором Старший брат долго думал, но так и не придумал, как его убрать. Дело в том, что корпус Русских витязей становился закрытым воинским объединением, в которое просто-напросто не допускались другие лица. Корпус постепенно обособлялся от других воинских объединений, а сами витязи, приобретшие в нем вторую семью, сплочен-нее относились друг к другу, помогая не только своему взводу, но и младшим собратьям по набору.

Конечно, были и драки, и стычки между взводами – все то, что отличает замкнутый мужской коллектив от гражданского общества, – но, благодаря работе наставников и отца Варфоломея, отдававшего себя без остатка любимому делу, чувство соперничества постепенно сменялось чувством единого братства, которое начинало проявляться даже не в самом корпусе, нет. Оно появлялось уже после того, как кадеты выходили из единого лона Корпуса витязей.

В полку, службе безопасности, ПБР – везде, где появлялись витязи, можно было видеть не только самих молодых воинов, но и их собратьев, часто помогавших им, подставляя свое плечо в любой ситуации. Медные кольца с годом выпуска и именем кадета уже не казались обычными безделушками, не стоящими внимания. Сейчас, по прошествии двух лет, набор в корпус увеличился до семисот кадетов, при этом на следующий год ожидалось пополнение не меньшее, чем в этом году.

Все это было известно Прохору из писем его собратьев и старшего наставника, некогда приютившего молодого отрока, сбежавшего из дома. Да, много воды утекло с тех пор, но раны в душе молодого полковника порой заставляли его уединяться от всех, отрешенно глядя на скудную растительность осенней земли, почти везде скрытой под снежным покровом.

Как бы то ни было, но даже обучение первого выпуска до сих пор не окончено. Это прекрасно понимали не только командиры, но и их учителя. Поэтому первый наказ Старшего брата, уплывающего с посольством, был о том, чтобы по завершении кампании первым делом вернуться в Петровку для дальнейшего обучения, уже по специальным предметам – углубленно, так сказать. Вот только кампания затянулась надолго, и ее конец не был виден, по крайней мере, в ближайшее время точно. Но о своих догадках Прохор не говорил никому, посвящая в них только маленькую записную книжечку, постоянно носимую с собой.

– Полковник, разрешите обратиться!

Рядом с Прохором, в центре идущей колонны, замер по стойке смирно один из разведчиков из взвода сержанта Елисеева, Дмитрий Малышев.

– А где командир твой, лейтенант Селиванов? – спросил полковник, глядя на витязя.

– Так он меня к вам и послал с докладом.

– Хорошо, говори, коли так.

– В паре часов марша отсюда мы заметили столбы дыма. Лейтенант думает, что это тати лесные шалят. Спрашивает, каков будет дальнейший приказ: идти дальше или осмотреть местечко?

Стоя все так же по стойке смирно, витязь внимательно смотрел на Прохора.

– Разведать, но в случае обнаружения противника не вступать в бой, ждать, пока мы не подойдем, – сразу же приказал Митюха. – Исполняй!

– Есть!

Ладонь взметнулась было под берет, но остановилась на полпути, сместилась и замерла напротив виска. Что поделать, полк перешел на зимнюю форму одежды, и теперь легкие черные и красные береты аккуратными стопками лежали в обозе, а на головах витязей были толстые, не пропускающие холодный морозный воздух треухи, чаще называемые просто ушанками за свисающие по бокам части шапки, надежно прикрывающие уши от мороза.

«До чего дошло: чем ближе к столице, тем наглей разбойнички. Видать, давненько царские войска леса частой гребенкой не проходили. А этим следовало бы заняться в первую очередь: и солдатам опыт какой-никакой, и польза большая для людишек имеется. Вон как у нас у губернии Старший брат сделал, рейды чуть ли не каждую неделю устраивал. Да и сейчас Михаил, кажется, своих служивых гоняет по ближайшим землям. А может, уже и дальше служба безопасности Рязани пройти успела…»

Полковник думал и одновременно следил за действиями капитанов, проверяющих, как идут дела не только у витязей, но и у постоянно дымящих походных кухонь, которые благоразумно поставили в центр колонны, выставив для их охранения не по одному, а по два взвода с примкнутыми штыками и готовыми к стрельбе «колпаками».

Стоило только полку приблизиться к месту, откуда лучше всего был виден черный след дыма, как Прохор услышал знакомые залпы фузей, стрелявших чуть ли не каждые пять секунд.

– Мишин, бери свою сотню – и за мной! – крикнул полковник командиру второй роты, тут же направляя своего жеребца на просеку.

За его спиной коротко заиграл горн, послышался топот собираемой сотни, выстроившейся в две колонны. Мгновение – и они бросились вслед за Прохором, приближаясь к звукам выстрелов.

Доскакав до просеки, Митюха слетел с коня, дождался роты и, разбив ее на взводы, послал два по сторонам, а два взял с собой, бегом направившись к дымовым столпам. Что случилось и почему началась пальба, полковник не знал; он сомневался, что разведчики стали бы нарушать прямой приказ, следовательно, случилось нечто из ряда вон выходящее.

Не соблюдая тишину, четыре десятка витязей, приготовив сабли и фузеи, неслись по лесу, с каждой секундой все ясней различая яростные крики сражающихся и звон скрещивающихся клинков. Звуков стрельбы становилось все меньше и меньше, видимо, началась рукопашная схватка.

Выбежав на поляну, где некогда стояла деревушка в пару десятков дворов, витязи увидели, что на улицах валяются мертвые люди в крестьянских одеждах, вперемешку с разбойниками, то тут, то там из окон теремов выскакивал желтый язычок пламени и тут же пропадал. На подворьях в пятерках сражались разведчики: капрал с саблей чуть впереди, сзади один из его пятерки прикрывал его, а оставшиеся трое держали наготове фузеи; сумка с патронами болталась на бедре, аккурат под правой рукой; стоит только ладонь опустить, и бумажный цилиндр с острой пулей зажат в пальцах.

– Да, тут пара орудий точно не помешала бы, – тихо сказал сам себе Прохор, глядя, как взвод разведчиков постепенно отходит на противоположную сторону, оттаскивая трех раненых к лесу. – В атаку, братья!

Оголив саблю, полковник поправил обрез и перебежками бросился к первому дому; его по бокам тут же обступили витязи, а уже через мгновение воины вырвались вперед, ударив в спину вылезшим было из домов разбойникам. Ошеломленные, они собрались было вернуться обратно в свои укрепления, но там, где еще можно было засесть, уже слышалась яростная ругань замешкавшихся подельников татей, а за ней сразу же послышались ружейные выстрелы.

Не прошло и пяти минут, как последний тать упал на землю, испуская дух. Проверив деревню, витязи нашли пяток испуганных молодух и семерых дрожащих детей, все остальное население деревеньки легло на улице, защищая свой нехитрый скарб.

Махнув рукой, Прохор приказал им собираться в дорогу, взяв только самое ценное, и ушел к колонне, оставив пяток разведчиков, которые должны были привести найденных к обозу. Эта задержка стоила полку полутора часов, после чего колонна двинулась в путь и через час остановилась на подходящем пятачке. Как только воины оборудовали полевой лагерь, натянув палатки, им начали подавать железные чашки с готовой сытной похлебкой; впрочем, не забыли и о найденных детях и девушках, накормив их сразу же, как только они попали в обоз.

Дальнейшая дорога полка оказалась не легче и не тяжелее пройденной. Только в середине ноября витязи подошли к предместьям Рязани, с облегчением остановившись на окраине какой-то деревушки.

Прохор сразу же отбыл во дворец Старшего брата, надеясь на то, что царевич уже прибыл из Европы.

* * *

Ноябрь 1709 года от Р. Х.

Москва. Палаты английского посла лорда Витворта

Немолодой мужчина с обрюзгшим подбородком, в седом парике, сидел за столом из мореного дуба, листая доклады своих людей, описывающих различные веяния в высших кругах русского общества. Посол (именно он сейчас сидел в светлой комнате) давно знал грешки большинства бояр и даже некоторых князей, складывая их все в тайник, чтобы при необходимости достать и использовать по назначению: мало ли какой голос в конечном итоге повлияет на мнение государя?