Потерянный альбом

— Рад тебя видеть;

Я встал как истукан — типа, реально истукан…; это же он!.. и на нем очень, очень тощий галстук!..

— Здорово, сказал я;

— Типа, мне все равно кажется, что стены стоило сделать помрачнее, сказал он тогда: ну, знаешь, ради светимости, чуток усилить краски…; но гребаный Фредерик мне тут начал: О, нет…

Прошу прощения, нахер?.. он меня за кого-то другого принимает?..; и я изо всех сил сдерживался, чтобы не ляпнуть ему Слышь, мужик, будь добр, лезь обратно в шизу, из которой ты выполз, вместе со своим тощим атласноватым костюмчиком, когда:

— Ты сможешь прийти сегодня на открытие?… люди начнут собираться в шесть, шесть тридцать;

Опять сразил напрочь; но отвечать-то надо, куда деваться, так что:

— Очень хотелось бы… но, м-м, вряд ли получится; это пересекается с моим очень ценным временем сна;

— Ага, сказал он и как бы рассмеялся, полуфыркнув: вам же еще надо печь дальше;

Меня можно было прямо там в пленку заворачивать…; еще и наглый, или мне так показалось, даже квазиехидный…; типа, кем он себя, на хрен?..; типа, серьезно…

…Больше того, именно такое отношение этой тощатины — и вот как это лучше называть: «такое отношение», — мне и запомнилось, и не сразу дало уснуть, когда я наконец лег во второй половине дня; типа, мало того, что этот юродивый тип самодоволен только в путь, но так еще отношение, которое он излучал, как будто целиком противоречило тому, что он делал, — особенно учитывая, что за говно он создавал; типа, откуда при таком-то занятии появляется такое отношение?..; и все же чувствовалось, что это долбаное отношение, типа, есть во всем, что он делает; больше того, если задуматься, это самое отношение и выглядит основой всего — и самого типа, и его говноработ: словно он каким-то образом дал такому отношению заместить вдохновение; так что вместо чуткости в его вещах сквозили только замкнутость, фиксация…; и я задумался о том, как бы такое отношение отразилось на моем роде занятий — то есть запороло бы все и сразу; понимаете, в моем деле таким отношением проникаться нельзя, потому что тогда не сможешь заниматься тем, чем должен, то есть участвовать в процессе: просто приходить и делать свое дело, быть открытым ко всем и каждому требованиям, чутким к тому, что нужно сделать…; а иногда это приятно — видеть себя подключенным к цепи, умножающей твою энергию, но, добавляя свою энергию к той, что уже течет по схеме, быть продуктивным в тех отношениях, в которых просто не можешь быть продуктивным сам по себе, черпать силу из поступательной мощности требований и просто подчиняться ей, передавать эстафету — или, как мне однажды сказал какой-то приколист, быть и вышибалой, и вышибающимся…; как когда мне надо разгружать, или загружать, или проводить инвентаризацию, или даже когда я перекладываю бумажки, и я при этом многозадачный и гибкий, и чувствую себя какой-то жидкостью — приспосабливающимся, безмерным, перетекающим туда, где что-то надо сделать, предоставляя для этого необходимую смазку, затем перетекая к следующей потребности…; но если примешать в распорядок хоть каплю такого отношения, то все тут же встанет, не будет работать, задушит собственное функционирование так же, как расплавленная резина перекрыла кислород шизопроизведениям, на которые я насмотрелся тем утром…

…И тогда я выкинул мужика из головы, увидев в нем противоположность всему, чем я был, — скатертью дорожка всякой херне, как сказал мудрец, — пока не прошло где-то с неделю до дня, когда мне понадобилось прикатить для Фредди ручную тележку из заднего склада; и вот я шел, сунув блокнот для счетов в задний карман, когда глянул в дальний угол и тут, типа, просто глазам поверить не смог: там знакомо светила потолочная лампа; и, как бы, серьезно: я прям думал — быть того не может…; так что, сдав тележку помощнику Фредди, я поспешил обратно — в жопу мой хитрый план с почками, — и здрасьте, он там, опять за свое, кружит по рабочей зоне, богато пополненной уличным говном; и снова занимается своим собачьим шоу, демонически раскладывает мусор по противню для выпечки, потом на него таращится, а потом шипит, пронзая взглядом свой опус:

— Ну и что — что?.. какого хрена тебе надо?..

Другими словами, все те же страсти по говну — пока, как гром среди ясного неба, вместо того чтобы сунуть свой шедевр в топку, он медленно поднимает взгляд и смотрит на меня:

— Ой, говорю я мужику: не, слышь, я не…

— Ты что, не знаешь, что вмешиваться в процесс опасно, выпаливает тут он: это сакральный процесс…

— Ну, прости; я…

— Потому что это месть, вот что это такое; искусство — это месть…

Ну, а я что раньше говорил: шизоид, правильно? натуральный юродивый…

— Ну, прости, что побеспоко…

— Ох, да идет оно все в жопу, говорит он, потом бросает на осыпающуюся гору футляр от объектива и обходит верстак, направляясь ко мне: ну что, Марута: в чем дело?..

— Э-э, да так-то ни в чем, говорю: типа, я так-то думал, ты уже закончил…

— Знаешь, я все отдаю, отдаю, отдаю, отдаю…; а что слышу в ответ?.. ничего, нуль-множество, вакуумство, niente [18] …

— Жаль это слы…

— Всем плевать: никто не видит, никто не знает, никто не чувствует…; позыв предполагает наличие контрпозыва, но, когда позыв блокируют, он превращается в коготь, и прорастает внутрь, и окунается в яд…

Ну как?.. Ну как?.. мужик вообще уехал, правильно?..

18

Ничего (итал.).

— Слушай, я весь день доставляю продукты, чтобы всю ночь проводить здесь за этим…; и думаешь, мне сюда очень хочется?.. думаешь, я это люблю?..

— Я, э-э…

— Потому что нет; и вот почему я на своем маршруте собираю это говно, просто забрасываю в кузов грузовика: бум, лязг — рекламация…; и вот я получаю свою выставку, свою минуту славы, охренительную сделку, но только к чему все приходит — перекрытый поток, моя бесплодная огромность, совершенно заброшенная…

— М-м…

— На премьере знатоки искусства больше заинтересовались твоими маффинами, чем моей работой — вот ради чего они пришли; ты бы видел, как они хихикают и шушукаются за столом — сплошь болтовня и шампанский смех…; а я столько в это вложил… столько…

— Я, э-э, знаю…

— Ну еще бы, ты-то знаешь…; а вот они видят ли, чувствуют, воспринимают?.. не то чтобы им не нравится — они даже не видят… не хотят видеть… они отказываются делать первый шаг; и можешь закатать губу: если ты не в Нью-Йорке или ЛА, тебя не существует… вшух — фантом!; ты просто попробуй заставить «Новости, сука, Искусства» — сколько бы они ни вставили больших букв себе в название — написать хоть что-нибудь о выставке в Атланте — просто попробуй; их никакой лавиной разукрашенных пресс-релизов не заманишь…; и я тебе серьезно говорю, это больше чем ранит, больше чем мешает: это автообесславливает…

— Хм…

— Типа, даже обезьяны умирают, детеныши обезьян, если их мало трогать — это доказывают эксперименты; в лаборатории, где такое испытывают, если не трогать детеныша обезьяны достаточно, он буквально испускает дух… они туманятся и усыхают и просто угасают в бесчувствие…

— Вау…

— Ну, что, обратно к доставкам, обратно к голи, обратно в мой двухкомнатный хлев…

— Хм…

— Ага…; после первой смерти [19] , знаешь…

19

«После первой смерти другой никогда еще не было», цитата из стихотворения Дилана Томаса «Отказ оплакивать смерть, в огне, ребенка в Лондоне», пер. Ю. Комова.

Другими словами, тип пребывал в еще большей шизе, чем я даже воображал, — потому что сразу после этого, немедленно, мигом вернулся в свою наркоманскую кулинарию — перебирать, распределять, таращиться, — будто меня там вообще не было; и я просто решил До свидания, как бы, хватит уже с меня: оставь типа в его юродивом краю и забей; и это несмотря на то, что, сказать по правде, отчасти я был не прочь чуток помочь мужику, если это вообще возможно, может, малость избавить от мучений, возможно, даже расщедриться и купить один из его пьедесталов, где корочка похрустящей, если добазаримся за цену…; но тут я себя одернул, просто приструнил и подумал Что — это– то говно?; окстись — лучше ему не потворствовать, и это самое лучшее, чем я могу помочь бешеному; типа, кому это говно сдалось– то — особенно раз оно не так уж отличается от того, что и так уже валяется у меня по всей квартире без всякой помощи старого друга Фаренгейта; ну тогда я и решил Ладно, хватит, просто делай то, что и сказал себе делать: просто оставь юродушку в прошлом, выкинь раз и навсегда из головы и держись от него к хренам подальше…; потому что внезапно, должен сказать, интерес к мужику вдруг прекратился, вся интрига ушла, и он просто показался жалким…; по поводу этого мужика лучше прислушайся к миру, поймал я себя на мысли; в этом случае мир прав, мир мудр…; неспроста все остальные на фабрике класть на него хотели, как и народ из галереи: они знали то, чего не знал я…; просто забей… оставь его в прошлом…