Потерявшиеся в России

– Правильно. Так ведь и Островский, насколько я помню, пытаясь спасти идеализм Жадова в финале, сам признавал, что его поражение несомненнее его возможной победы.

– Ну, так если режиссер взял на себя смелость прибли-зить пьесу Островского к современному звучанию, ему сам бог велел сделать еще один шаг и добавить хотя бы немно-го оптимизма, показав Жадова более успешным и наделив его более привлекательными чертами. А в этой постановке более привлекателен успешный его соперник Белогубов. Мало того, Белогубов выглядит и благороднее, предлагая Жадову безвозмездно помощь. Сейчас за это берут про-центы, и, говоря жаргонным языком, ставят 'на счетчик'.

– Ну, значит, режиссер вслед за Островским не верит в торжество библейской заповеди 'Не укради'. Да и как по-веришь, если взяточничество приняло такой размах, начи-ная с самого высокого уровня, что газеты уже публикуют тарифные сетки взяток чиновников и правоохранительных органов за те или иные услуги.

– Всё, всё, всё! Ничего больше не хочу слушать, - Ми-ла демонстративно закрыла ладошками уши.
– Опять на-чинается политика.

– Почему опять?
– удивился Владимир Сергеевич.

– Да как же! Телевизор включаешь - политика, при-емник - политика, газеты - одна политика. И к родителям придешь, папа обязательно сунет под нос газету и начнет на что-нибудь сетовать. А уж если приходит папин друг профессор Чернышов, то просто страсти кипят накалом в тысячу вольт.

– Сейчас, Мила, время такое. Меняются формации. Причем, такого еще мир не видел: марксисты считали, что социализм - есть высшая форма власти, которая приходит на смену капитализму, а тут наоборот, капитализм пришел на смену социализму. Я, Мила, экономист, а экономика тесно связана с политикой. И от этого никуда не деться... Впрочем, извините. Действительно, какая политика в такой чудесный вечер. Тут в самый раз стихи сочинять.
– Влади-мир Сергеевич засмеялся, потом с наслаждением вздохнул полной грудью воздух и сказал весело:

– Эх, жизнь хороша... хоть в кармане ни шиша.

Мила тоже засмеялась. Ей было хорошо и покойно. Она чувствовала себя уверенно рядом с этим сильным и мудрым человеком, и ощущение, что это и есть ее, богом данный ей, мужчина, прочно сидело теперь в ней. 'Вот с ним я буду счастлива. Умен, талантлив, обаятелен. И не в одних деньгах счастье, чтобы там ни говорили!
– думала Мила.
– Нелюбимый, но с деньгами - это для дур'.

Мила украдкой посмотрела на Владимира Сергеевича, и если бы он видел ее глаза, он прочитал бы в них и вос-торг, и нежность, и любовь. Она вдруг взяла его под руку, и он благодарно прижал ее руку к себе.

– Мила, у меня предложение!
– сказал Владимир Сер-геевич, когда они стояли у ее подъезда, слегка замялся, но пересилил себя.
– Мои родители просили привести вас к ним. Они очень хотят с вами познакомиться. Вы не против, если мы зайдем к ним, хоть ненадолго?..
– Владимир Сер-геевич был немного смущен, но Милу, как ни странно, и, более того, неожиданно для нее самой, не удивило это предложение, и она, чуть помедлив, больше для приличия, угадывая женским кокетливым чутьем, именно эту, а не другую манеру поведения, просто спросила:

– Когда?

– Да хоть завтра!
– просиял Владимир Сергеевич, ко-торого все терзали сомнения, и он думал, удобно ли пред-лагать девушке такое и как она отнесется к его приглаше-нию? Согласится ли? А может быть обидится на то, что он, как говорится, 'не зная броду, суется в воду'? Ведь их еще ничего не связывает, и она не давала повода на какие-то более близкие отношения с ним. А он так пылко рассказы-вал о ней родителям, что они просили, более того, настаи-вали, чтобы он привел и показал им девушку. И теперь Владимир Сергеевич был на седьмом небе от счастья. Она согласна, и все сомнения позади. Ее согласие - это не про-сто согласие уважить стариков и отозваться на их пригла-шение, это ответ на его немой вопрос: 'Я тебе нужен? Я что-нибудь для тебя значу?'

– Только не завтра, - возразила Мила. Завтра у моей подруги небольшая вечеринка. Ее отца перевели в Москву, и она в честь своего отъезда устраивает что-то вроде от-ходной. Но у меня тоже предложение. Я хочу познакомить вас со своими друзьями. Согласны?

– А это удобно? У вас там все свои, а я - чужак. Вдруг заявлюсь: 'Здрасте'.

– Раз я приглашаю, удобно. Более того, если вы отка-жетесь от моего предложения, я окажусь там в неловком одиночестве, потому что все будут с мужьями. Да и подруг уже не остается. Одна в Бельгии, другая теперь в Тунисе, еще одна вот-вот в Америку укатит. Теперь вот и еще одна, Эля, уезжает. Слава богу, хоть в Москву. Так что, будем хоть изредка видеться. Одни мы с Танькой остаемся.

– Ну, не надо грустить.
– Владимир Сергеевич заме-тил, что Мила как-то сникла, и даже плечи опустились.
– Жизнь на месте не стоит. Все течет, все изменяется. Это нормальный процесс. Сами говорите, что с Элей будете видеться. К тому же, вот из Бельгии, вы рассказывали, ва-ша подруга часто приезжает. Значит и из Америки приле-тит. Самолетом через океан, что через Ла-Манш парохо-дом.

– Обидно. Лина уехала, потому что здесь у ее мужа не было никаких перспектив, а там сразу предложили выгод-ный контракт. И для Лины там нашлась хорошая работа. Ленкин Реваз стал в России чужим: в Азербайджане трави-ли как инородца, и в России тоже оказался инородцем. А Даша, после того, как националисты избили ее Фархата, решила, что в незнакомом Тунисе ей хуже, чем в России не будет.

– Да, агрессивный национализм - зло для нации. Это сродни антисемитизму или расизму... Какая разница, ев-рей ты, русский или араб! В мире существуют не коммуни-сты или капиталисты, арабы или китайцы и не евреи, нем-цы или американцы, а хорошие и плохие люди. Важно, чтобы ты сам был человеком. Ведь убеждаемся мы в кото-рый раз при поездке в соседнюю страну, что если ты ве-дешь себя достойно и уважаешь культуру и традиции на-рода, среди которого оказался, к тебе будут относиться точно с таким же уважением... Я вырос на интернацио-нальной улице среди евреев, татар, греков, русских и ар-мян. Мы все дружили, и у наших родителей даже в мыслях не было отличать нас по национальному признаку... Вы знаете, на нашей улице стояла синагога, а недалеко от нее молельный дом баптистов... Извините, Мила, - спохватил-ся Владимир Сергеевич.
– Опять я со своими рассужде-ниями.

– Ну, это же не политика. Это скорее из области об-щечеловеческой морали, - успокоила Мила.
– И потом, есть вещи, которые лежат на поверхности, и мимо которых не пройдешь.

– Так как же нам быть с моими стариками?
– чуть по-молчав, и испытывая неловкость, спросил Владимир Сер-геевич.

– А если мы сходим к ним где-нибудь днем, скажем, часика в три, четыре?
– предложил Владимир Сергеевич и застыл в ожидании ответа.

– Хорошо! Днем, так днем, - согласилась Мила.

– Договорились. Я позвоню и заеду за вами.

Они попрощались. Когда за Милой захлопнула дверь, Владимир Сергеевич чуть постоял, прислушиваясь к стуку каблуков, которые замерли где-то на следующем этаже, и ему даже показалось, что он слышал, как хлопнула дверь наверху. В мальчишеском порыве он пнул ногой полиэти-леновую бутылку из-под пепси-колы, и она отозвалась глухим стуком и покатилась по асфальту тротуара, нару-шая полуночную тишину. Владимир Сергеевич устыдился своего порыва, сошел с тротуара на дорогу и, ускорив шаг, пошел домой.