Потухшее солнце (сборник)

– Что ты там вякаешь, маленький подонок? Ну-ка иди сюда!

Но Томас уже вышел за калитку и пошел по улице. Френки не любил устраивать сцены на публике, где его норовила осудить каждая «грязная шлюха». Конфликт был временно исчерпан.

Скоротать вечер вне дома для Томаса было не так уж сложно – он просто отправился на детскую площадку и стал заниматься невинным вандализмом. Начал расписывать на лавочке, каким ублюдком, на самом деле, является Френки. Тихая месть приносила удовольствие, и он не заметил, как стемнело.

Возвращаясь домой, Томас услышал запах гари. Тот набивался в нос, неприятно щекоча волоски, и мальчик несколько раз чихнул – источник явно был неподалеку.

Томас стоял напротив пылающего дома и безразлично просчитывал, какие у него есть варианты. Томаса не задело и не удивило, что именно его жилище пожар выбрал для временного укрытия. Он надеялся, что хотя бы пожару будет уютно в этих прогнивших, воняющих алкоголем и рвотой стенах. Сел рядом с дорогой и стал ждать спасателей, мысленно отсчитывая овечек.

– Сто сорок шесть, сто сорок семь…

Последняя ставка, которую он успел сделать, оказалась выигрышной – его забрали в приют. Томас первые дни разбирался в обстановке, присматривался к другим ребятам и усиленно делал выводы. Ему не хотелось попасть впросак, нужно было извлечь хоть какую-то выгоду из того, что теперь у него не было ни матери, ни Джозефа, ни Френки. Социальный работник рассказал, что у Томаса была бабушка, но ее возраст и положение оказались слишком шаткими. Проще говоря, бабушке, как и всем остальным, оказалось начхать на Томаса.

– Эй, а правда, что ты спалил своих родаков? – спросил в один из первых дней местный заводила, Тотти. Настоящее его имя было Арчибальд, и никто не задавал ему вопрос, почему он просит называть себя Тотти – это было очевидно.

– Правда, – ответил Томас и рассмеялся. Смеялся он редко, так что тут расстарался на славу, и вышло у него так зловеще, что несколько недель ни один мальчишка не подходил к нему.

Это было хорошее, спокойное время. Томас отъелся, поглощая овсянку, вареные яйца, подгоревшие кусочки бекона и гороховый суп за обе щеки. Повариха не могла нарадоваться на нового мальчонку.

Потом, разумеется, мальчишки собрались гурьбой и объяснили Томасу, что даже зловещий смех и туманное прошлое не заменят толпу разозлившихся, отчаявшихся детей, которым на все плевать, и на которых плевать всем остальным.

В приюте он познакомился с Сарой. Это была любовь с первого взгляда. Томас посмотрел в ярко-зеленые глаза и ощутил, что его сердце забилось чаще. Перед ним было существо, которому он мог безоговорочно довериться, посвятить всего себя и даже сделать для него что-то хорошее. Томас научился прятать кусочки хлеба, остатки бутербродов, пирожных и носил их Саре. Та ела увлеченно, с наслаждением, и тоже, подобно самому Томасу, прибавляла в весе.

Золотая пора, безмятежность, настоящая юность. Томас, наконец, накопил достаточно сил для того, чтобы «сменить шкуру». Быстро подрос, на руках и ногах появились бугорки мышц, а редкие сухие волосы сменились вполне приличной – хоть и запущенной – шевелюрой. На Томаса стали поглядывать приютские девушки.

Он оказался однолюбом. Его сердце, душа и тело принадлежали Саре. И так было ровно два месяца. Всё произошло в день, когда Томас увидел, как с клена напротив его окна упал последний листик.

На улице стоял ранний осенний мороз, было ясно, Томас надел казенную куртку и шапку. Долговязая фигура в них смотрелась глуповато, но Саре было все равно. Она ждала его, как обычно, возле черного хода, куда подъезжал грузовик с продуктами и машина для уборки мусора. Там они встречались каждый день и там же проводили почти все время.

Сара начала есть кусочек бекона, припрятанный Томасом накануне, и раздался выстрел.

Томас увидел, как хрупкое тельце Сары дернулось от этого выстрела, а потом осело на землю. Легко, мягко, как все, что делало хрупкое тельце Сары до этой минуты. Томас протянул дрожащие, отмерзшие на морозе пальцы и коснулся самыми кончиками мягкой шерсти. Он весь закостенел, превратился в статую и боялся выдохнуть, боялся опустить руку ниже, потому что тогда стало бы ясно окончательно, что Сары больше нет в живых.

Но Сара была жива.

Она слабо мяукнула и потянулась лапкой – Томасу показалось, что она тянется к нему. Мальчик на мгновение отмер, хотел приподнять Сару над землей, взять на руки и понести куда-то, но ровно в ту же секунду грубая человеческая рука оттолкнула его в сторону.

– Отвали, дылда, не видишь, промазал! – рявкнул на Томаса дворник.

Прицелился в упор, поставив дуло ружья прямо к голове Сары и нажал на курок. Томас почувствовал, как пуля проходит точно ему в лоб и вылетает дальше, куда-то в небо, навсегда унося за собой всё хорошее, что могло бы еще произойти в его жизни. Сара больше не дергалась – спокойно лежала возле ног дворника, истекая кровью, а возле ошметков ее мордочки лежал кусочек бекона.

Томас развернулся и его стошнило.

– Убирать сам будешь, – равнодушно обронил дворник. – И чтоб никакой швали у меня на дворе!

Он одарил грозным взглядом подростка, но заметил, как сильно Томас побледнел, и сжалился:

– Не ссы, знаешь еще сколько таких будет?

Томас поднялся на ноги и пошел прочь. Ноги несли его к ограде, и если бы дворник был хоть на йоту умнее, он никогда не позволил бы Томасу идти дальше. Но дворнику, как и всем остальным в жизни Томаса, было плевать, поэтому мальчик успешно добрался до ограды, пролез через прутья и пошел дальше.

В голове было ясно и спокойно – пуля, прошедшая навылет, забрала с собой осколки чувств Томаса, оставив благодатную пустоту.

«Вот бы так всегда», – подумал мальчик, и ему пришла в голову забавная идея.

– Я хочу продать душу! – заорал он изо всех сил, выпуская из легких весь воздух, который был у него в запасе. – Я хочу продать душу!

Прохожие оглядывались на странного подростка в одежде ближайшего приюта и старались перейти на другую сторону улицы. Томас беспрепятственно брел мимо магазинов, школ, домов, продолжая голосить во все горло. В конце концов, ноги сами привели его к обломкам родительского дома. До сих пор ничего не было разобрано или построено на зловещем участке – полиция до сих пор не могла понять причины возгорания. Томас уселся напротив, как в роковой день, лишивший его родственников, и прошептал, тихо-тихо, сорванным от тяжкого труда голосом.

– Я хочу продать душу.

Из глубины развалин в сторону Томаса вышла странная фигура. По мере ее приближения Томас отмечал все больше необычных деталей: странный наряд, непривычные пропорции тела, удивительно сложную прическу. К нему словно явился житель другого мира.

– Хочешь продать душу? – ласково поинтересовался мужчина. Его бледные ладони с длинными пальцами потянулись к Томасу. – Ну, так давай, продавай!

Томас вскочил на ноги и бросился бежать. Смерть была единственным, что не случилось с ним за эти годы, и, несмотря на всю отвратительность жизни, он был рад такому положению дел.