Повесть о первом взводе

Придерживая левой рукой котелок с кашей, подошел Григоренко. Продолжал неторопливо есть. Остановился.

– Чого тоби, кацо?

– Давай голову брить будем, - дружелюбно предложил Гогебошвили.
– Смотри, - он взмахнул бритвой, - как шашка, сверкает. Малюгин мыло дает, целый кусок. У фрицов французское мыло на Украине добыли. Понимаешь. Такой вот хороший трофей. Прямо как адикалон "Шипр" пахнет. Даже еще лучше.

– Какое мыло, - возмутился Малюгин. Не для того он трофейное мыло прибрал, чтобы у Григоренко патлы брили...
– Нет у меня никакого мыла.

– Не мешай, дорогой, принципиальный разговор идет, приказ комбата выполнять надо, а ты с каким-то мылом лезешь... Зачем мешаешь!

– Да я ничего, - опешил Малюгин.
– Немного, конечно, есть. Раз такое дело - могу дать.

– Вот и хорошо. Садись, Григоренко, не стесняйся. Кашу потом скушаешь. Сейчас я тебя брить буду. Как комбриг Котовский станешь. Знаешь, был такой в гражданскую. Герой! Совсем на него похож станешь. Самый красивый будешь.

– Это того... не-е-е...
– попятился Григоренко.
– Я и так красивый.

– Ай-яй-яй, - покачал головой Гогебошвили.
– Почему не хочешь? Сам комбат Барышев он нем думает, хороший совет дает. А он боится с клочком шерсти расстаться. Они же у тебя все равно рыжие... Садись, дорогой, кушай свою кашу. Я уговаривать буду.

– Ховай свою шаблюку, - Григоренко отступил еще дальше.
– Бо брить голову я у тэбэ нэ стану. Пиду до Угольникова, хай машинкой скубэ...
– И он ушел подальше от Гогебошвили, чтобы спокойно доесть кашу... А там видно будет. Не хотелось Григоренко лишаться своей шевелюры, но понимал: раз комбат приказал, то придется. Но лучше уж машинкой...

– Не хочет, - развел руками Гогебошвили.
– Ничего не понимает человек. Совсем несознательный. Сам сейчас бриться буду.

– Второй раз за день?
– удивился Малюгин.

– В бой идем, - блеснул зубами Гогебошвили.
– Сам понимаешь, дорогой, в бою человек красивым должен быть. Как пойдешь в бой небритым? Все удивляться будут.

– Так это молодым покрасоваться. А мне уже ни к чему.

– Человек всегда молодой, пока хочет быть молодым. На Кавказе человек в семьдесят лет молодой считается. А тебе сорока нет, какой ты старик? Будешь бриться, совсем молодой станешь. Всегда красивым будешь.

– Ну-ну, - сказал Малюгин и взялся за кашу. А когда очистил котелок, подумал-подумал и пошел к повару за горячей водой. Хотя, обычно, брился он не чаще чем раз в три дня. Кто его знает, Малюгина, возможно он поверил Гогебошвили и решил стать еще красивей.

* * *

Мозжилкин и Огородников пристроились возле машины. Они были одногодками. Но крупный Мозжилкин выглядел старше своих лет, а невысокий, щуплый Огородников так и остался мальчишкой. В свободное время наводчики (элита у артиллеристов) любили посидеть вдвоем. Вот и сейчас они ели кашу и неторопливо беседовали. Один из под Чебоксар, другой из под Рязани - почти земляки.

– Хороша каша, - похвалил Огородников и работу Литвиненко, и сам продукт.
– Я до армии никогда гречневую кашу не ел. У нас почему-то гречку не сеют. Приеду после войны домой, достану семена и буду выращивать. Такая каша всем понравится, все с удовольствием есть будут.

– У вас гречиха, видно, не растет. Климат не тот, или земли не годятся, потому и не сеют.

– Как это не растет? У нас все растет. И климат у нас очень даже тот. У нас рожь знаешь какая? Как мой рост. Картошку - с каждого квадратного метра целый мешок собираем. А ты говоришь: "не растет". У нас куры самые большие в стране. Прямо как гуси. И яички они несут громадные, вот такие, - Огородников пальцами рук изобразил размер яичек, которые несут куры Чувашии.

– Загибаешь, - не поверил Мозжилкин.
– Такие яйца наверно только у страусов получаются.

– Страусы, это те, которые по Африке быстро бегают?
– уточнил Огородников.
– Длинноногие. И перья у них красивые.

– Они самые.

– Нет, у страусов таких больших яиц быть не может. Там, в Африке, сплошная пустыня. А величина яйца не от роста птицы зависит, а от кормов. Страусы по пустыне бегают, кругом песок, жара и жрать им нечего. У них, чтобы нести большие яйца, корма не хватает. Наши куры целый день едят, больше ничего не делают. И климат у нас здоровый. Поэтому и яйца большие. А я сырые яички люблю. Так люблю, Мозжилкин, прямо сказать не могу, - разоткровенничался Огородников.
– Маманя курей держит, штук десять. Я летом рано утром встаю, корову выгоняю, потом бегу в курятник, и сразу яичко выпиваю. Все витамины там имеются и белок, сам знаешь. У нас, вообще, очень хорошая земля, скотина все лето пасется. А у вас?

– А у нас, в Рязани, грибы с глазами. Их едят, а они глядят, - вспомнил Мозжилкин.

Огородников сначала не понял, как это "грибы с глазами". Потом до него дошло:

– Хорошая шутка.

– Ага, - согласился Мозжилкин.
– Грибов у нас много. Мать к празднику всегда пироги печет: с грибами, с капустой, с луком... Душистые, румяные... А как пахнут!
– чтобы Огородников понял, какой удивительный запах у пирогов, он прикрыл глаза и повел носом, втягивая воздух и постанывая от удовольствия.

– У нас тоже пироги пекут, - сообщил Огородников.

– Отхватишь кусок, ладони в две, - не слышал его Мозжилкин, - а он высокий, пышный, как рот ни разевай, все равно не лезет. И откусываешь то сверху, то снизу...

– А мы, как урожай соберем, с батей в Чебоксары едем, - поведал свое Огородников.
– Батя лошадь в колхозе берет, и едем обновы покупать. Кому рубашку, кому пальто, кому сапоги. А себе батя, кроме всего, папиросы "Казбек" покупает, три-четыре пачки. Дорогие, но красивые. На коробке Кавказ нарисован. Те самые горы, где Гогебошвили живет. Потом, когда выходной день, батя после обеда газету читает и одну папиросу курит. Зеркало большое тоже однажды купили. В Чебоксарах все есть...

– Большой город Чебоксары?

– Очень большой!
– Огородников перестал есть и уставился куда-то в сторону, пытаясь представить Чебоксары.
– И красивый, богатый. Дома высокие, заборы все покрашены. На каждом углу по фонарю горит. А у большого магазина - два фонаря. Еще пожарная каланча есть. Высокая. Если на нее залезть, наверно, весь город увидеть можно.

– Я в Рязани бывал, - задумался Мозжилкин.
– Тоже хороший город. Только я всего два раза туда ездил, маленьким еще. Теперь уже ничего не помню... Помню - пирожные покупали, - усмехнулся он.

Мимо наводчиков куда-то по своим делам шел сержант Угольников, командир второго орудия. Он остановился, прислушался к разговору и не выдержал:

– Пирожного ему хочется?! А мороженого тебе не хочется?! Ты, Огородников, чем слушать его, лучше бы мастерством поделился, подучил моего мазилу стрелять. Или прицел бы ему свой хоть на один бой одолжил. Может, он мажет потому, что прицел негодный.

Мозжилкин с недоумением посмотрел на командира, но промолчал.

А Огородников молчать не стал.