Повесть о первом взводе

– Цэ я можу, - согласился Григоренко. С удовольствием согласился.
– Чому ж нэ помогты чоловику, як йому хочется розибратысь. Допоможемо. А яки тоби калибр цикавить, Гольцев? Мабуть, наш? Тому що всэ от калибра заважить...

Но Григоренко вспомнил, зачем пришел сюда, и заскучал...

– Тильки зараз нияк нэ можу, - с искренним сожалением признался он. И объяснил: - Прийдется тоби трошки потэрпыть. Лейтенант наказав, - он повернулся к Птичкину, - щоб мы с тобой збигалы до коновала.

– Это зачем?

– А за бинтами. Щоб у кожного расчета був повный набор перевязочных средств. Лейтенант турбуется, що хто-нэбудь можа подряпатысь, або що...

– Бинты понадобятся.

– Я тэж так думаю, що бинты згодяться. Я так и сказав лейтенанту, що трэба взять побильш, а для цього мэни трэба дать кого-нэбудь в допомогу. Тильки щоб людына сурьезна була, ответственна и розумила важлывость задачи. Так лейтенант зразу и кажа: "Птычкина возьми в допомогу, вин у нас сурьезный и ответственный".

– Прямо так и сказал, что Птичкина тебе в допомогу?

– А щоб мэни аж два дни сала з салом нэ исты!
– поклялся Григоренко.

– Раз ты про сало заговорил - верю. Но проверю у лейтенанта, кто из нас кому помогать должен. Тем более что у меня в вещмешке кусок сала имеется. Розовое такое сало, с мясными прожилочками. Ладно, Гольцев, топай, доложи лейтенанту, что на машине полный порядок. Можно еще один боекомплект уложить. А про взрыватели и про все остальное Григоренко тебе непременно расскажет. Он у нас по этому делу первый специалист.

– Цэ так, - согласился Григоренко.
– Допоможемо. Расскажу.

– Ты меня не забудьте позвать, когда будешь молодяку рассказывать про взрыватели, - попросил Птичкин.
– Очень мне бывает интересно тебя, Григоренко, послушать. Особенно когда ты рассказываешь о новейшем вооружении.

* * *

Они шли мимо первого орудия.

– Хорошая ты моя, умница, - раздался негромкий голос из-за щита.
– Вот так... Вот так... Сейчас тебе будет совсем хорошо...

Григоренко и Птичкин остановились. Замерли.

– Кто-то там есть, - прошептал Птичкин.

– Ага, - подтвердил Григоренко. И кажись нэ один.

– Как тебе? Хорошо тебе?
– продолжил голос за щитом.
– Ты любишь, когда тебя вот так гладят?

– Огородников, - определил Птичкин.
– Ну дает... Ну Огородников...

– Глянем...
– глаза у Григоренко разгорелись.

– Вот теперь тебе должно быть совсем хорошо.
– не скупился голос на ласковые слова.
– Я, когда домой вернусь, всем про тебя рассказывать стану.

– Может не надо, - усомнился Птичкин.
– Пусть...

– А мы издаля, - прошептал Григоренко.
– Мешать нэ будэмо. Тильки одним воком. Вин и нэ почуе.

– Ну-у пошли...

И они пошли. Тихо. На цыпочках. Осторожно, неслышно обошли бруствер.

За щитом стоял Огородников. Один.

Он неторопливо протирал прицел белоснежным шелковым лоскутком - парашютиком от трофейной осветительной ракеты.

– Ты у меня лучше всех, - Огородников отступил на полшага, оглядел свою работу и остался доволен. Шелковый лоскут он положил в карман и ласково провел рукой по казеннику.
– Красавица ты моя. Ты их не бойся, ты их с первого снаряда бери: и "тигров", и "пантеров", и "фердинандов", и всех других зверюг... Будь умницей. Тебя сам комбат Барышев уважает. А он хороший человек. Вчера я домой письмо послал. Мамане и батяне, и Вале... Про тебя тоже рассказал. Хорошая у меня Валя, веселая. Она тебя тоже любит, так что ты старайся... А, знаешь, что мне Валя написала? Я тебе прошлый раз рассказывал, так это еще не все...

Огородников по-прежнему на замечал гостей.

Лицо у Григоренко расплылось в широчайшую улыбку, и он уже открыл рот, чтобы сказать что-то веселое и ехидное. Но не успел, потому что перед его длинным носом появился вдруг здоровенный кулак Птичкина. А второй рукой Птичкин наклонил к себе голову Григоренко.

– Человек с пушкой разговаривает, - прошептал он.
– Понимаешь, салага, с пушкой! Она у него живая. Друзья они. Попробуй только вякнуть!

– Та я ж ничего, - так же шепотом, обиженно ответил Григоренко.
– Хиба ж я нэ розумию?! Вин розумие, а я ни. Хай балакае на здоровьечко. Пидэмо до коновала.

– Только тихо...

Они отступили за бруствер и сделали полукруг, чтобы не помешать Огородникову. А тот по-прежнему разговаривал с пушкой, и они понимали друг друга.

* * *

Литвиненко с кухней приехал раньше обычного. Был он в добрейшем расположении духа. Все, что вокруг него происходило, казалось повару прекрасным. А в каше, сегодня, как никогда ранее, было много свиной тушенки. Нашли все-таки для страдальца зубодера. В армии, как утверждал еще генералиссимус Суворов, все есть, надо только поискать... Нашли. А там - пару минут терпения и повар Литвиненко из страдальца превратился в счастливчика. Как хорошо становится человеку, когда его избавляют от больного зуба, знает только тот, кто прошел через подобное испытание. Какое это, оказывается, счастье. Делай, что хочешь, и думай, о чем хочешь. А еще - имеешь возможность осторожно ощупывать кончиком языка место, где еще вчера находился источник умопомрачительной боли.

Первым делом Литвиненко передал солдатам два больших походных термоса.

– Вам отдельно от полка отправляться, так это вот каша. Чтобы горячим и пообедать могли, и поужинать. А здесь вот свежий хлеб, только утром испекли, - он подал большой бумажный мешок, в котором было не меньше десятка буханок.
– А тут еще, для любителей повеселиться, десяток банок "Второго фронта", - повар подал второй бумажный мешок, такой же большой, но заполненный едва на четверть.
– А теперь налетай, братва, сегодня гречкой кормить буду.

Литвиненко обступили. Грех упускать момент, когда повар добр и бесконечно щедр. Тем более, солдаты всегда старались как следует поесть перед дорогой. Кто знает, как там будет дальше? Литвиненко знал, что взвод уходит куда-то, отдельно от полка, а главное - отдельно от кухни, и насыпал щедро.

* * *

Гогебошвили поел, взял у повара кружку горячей водички и стал править на ремне бритву.

– Ты чего это?
– подошел к нему Малюгин.
– Мы же с тобой сегодня утром брились. Твоя проволока еще и не отросла как следоваеть.

– Григоренке голову надо побрить.

– Не связывался бы ты с рыжим, - посоветовал Малюгин.
– У него такие лохмы - бритву посадишь. Там сначала машинкой как следовает пройти надо. На худой конец - ножницами. А бритвой уже потом.

– Получил приказ от комбата. Командиру не могу отказать.

– Так тебе Григоренко и дастся. Он как твою бритву увидить, враз сбежить.

– Зачем сбежит? От такого хорошего дела никто не бегает. Спасибо скажет. Григоренко, - позвал Гогебошвили, - иди сюда, дорогой, очень важное дело есть. Только для тебя, дорогой.