Повесть о первом взводе

Кажется, все целы. Но на таком расстоянии разве разберешь?

Кто-то поднялся и быстро побежал к машине. Логунов узнал Трибунского. "Значит, цел. Хочет взять второй пулемет, - понял Логунов.
– Не успеет. "Мессер" вот-вот появится. Не успеет..."

– Трибунский, ложись! Слышишь, ложись!
– закричал Логунов и взмахнул рукой сверху вниз.
– Ложись, я тебе говорю!

Привыкший подчиняться командиру, Трибунский послушно упал на землю.

– Спрятал лейтенанта, хорошо спрятал...
– у машины стоял Гогебошвили.

"Вернется же "мессер", непременно вернется, холера. Надо спасать машину и орудия", - только об этом сейчас и думал Логунов.

– Давай вперед метров на двести, а потом в степь... Подальше от ребят - торопливо сказал он шоферу.
– Выйдет на нас - кружись волчком, но машину и пушки из-под огня выведи! Понял?!

– Пусть летит!
– закричал Гогебошвили.
– Пусть летит!
– глаза у него стали почему-то круглыми, бешенными.
– Я ему карусель устрою! Ни одна пуля в пушки не попадет!

– Помчали!
– Теперь все зависело от таланта Гогебошвили. И от того, насколько повезет.

Гогебошвили мягко, как-то даже ласково тронул машину с места. Как раз в это время Логунов и увидел вдали приближающуюся в небе точку. Она стремительно росла. Возвращался "мессер". Логунов постучал по кабине, показал на истребитель шоферу и потянулся пулемету. А Гогебошвили сорвал машину с дороги и пошел, и пошел в степь, уводя самолет от взвода. Так раненая утка, подставляя себя под удар, уводит хищника от выводка.

Самолет шел не с той стороны, куда он скрылся, и откуда его ждали. Где-то там, за горизонтом, он сделал полукруг и заходил сейчас, как и в первый раз, со стороны солнца.

Возвращающийся самолет видели уже все. Кто сразу распластался, приник к земле, кто продолжал следить за приближающимся "мессером", готовый вжаться в землю, когда он подойдет поближе.

Беззащитным и беспомощным чувствует себя человек, когда лежит на земле и видит идущий на него вражеский истребитель, оснащенный скорострельными пулеметами. Если бы ответить огнем на огонь? Так нечем ведь! Просто лежишь и ждешь, когда в тебя станут стрелять. И вся твоя защита от несущих смерть пулеметов - вылинявшая ткань хлопчатобумажной гимнастерки.

"Хоть бы маленькая ямка, - думал, вжимаясь в землю, Трибунский.
– Если бы сейчас земля провалилась, и можно было укрыться...
– Он кожей чувствовал нацеленные на него пулеметы. Именно на него...
– А если в голову?!
– Он представил себе, как пуля из крупнокалиберного пулемета ударяет в голову, и голова раскалывается, словно арбуз.
– Только бы не в голову. Только бы не в голову!" - осталась одна-единственная мысль. Не зная, что сделать, чтобы уберечься от страшного удара, он прикрыл голову руками. Прикрыл ладонями от крупнокалиберных скорострельных пулеметов.

Логунову некогда было думать, что и как случится, если в него попадут. Он держал в руках оружие, сам должен попасть. И думал он только об этом.

Вернулся...
– шептал Логунов, как будто громким разговором боялся спугнуть приближающийся самолет.
– Вернулся... Эт-то хорошо... Сейчас мы тебя встретим... По мотору... Надо по мотору. Раз ты вернулся... мы встретим...

Он подпустил истребитель метров на шестьсот и нажал на спусковой крючок. Прозвучала короткая очередь, пулемет дернулся и умолк. Перекос патрона. Пустяковая задержка. Чтобы устранить ее, нужно всего несколько секунд. Но за эти секунды "мессер" вплотную подойдет к машине, обстреляет ее и скроется за горизонтом.

– Пригнись!

– крикнул Логунов Малюгину. Присел на корточки и прижался к борту машины.

"Студер" взревел и прыгнул вперед. Потом так же неожиданно накренился и помчался куда-то вправо, кажется, только на двух колесах. Неожиданно остановился на мгновение, словно хотел затаиться, снова прыгнул и пошел опять на двух колесах, но теперь уже круто влево, влево... влево... "Мессер" не успевал разворачиваться за машиной, выкручивающей столь немыслимые виражи. Длиннющая очередь прошлась по кабине, вспахала поле и "мессер" скрылся за горизонтом.

Гогебошвили за каких-нибудь пять минут два раза спас взвод, машину и орудия.

* * *

Логунов услышал, как пули рванули железо кабины и тут же упал от сильного удара в голову.

"Попал-таки, - лениво, как-то даже спокойно поплыла мысль, как будто это касалось не его, а кого-то другого, - Плохо, что в голову... Отвоевался... А как орудия?
– вспомнил он.
– Орудия как?" Логунов открыл глаза, увидел на гимнастерке кровь, и снова закрыл. Рядом застонал Малюгин. Машина все ехала и ехала куда-то... Ехала мягко, слегка покачивалась... От этого покачивания Логунову захотелось спать. Когда открыл глаза, машина стояла. Возле нее кто-то разговаривал. Логунов прислушался, но не мог понять, кто говорит и о чем говорят.

Заскрипел борт, кто-то тяжело перевалился в машину и пополз по ящикам. Кажется, в его сторону. Потом он услышал прерывающийся голос Трибунского.

– У-уложил обоих... С-сука!..
– и Логунов удивился, потому что Трибунский никогда не говорил такого. Учителю нельзя.

Кто-то наклонился, расстегнул ему ворот гимнастерки. Он увидел Трибунского.

– Жив!
– обрадовался тот.

– Жив, - отозвался Логунов.
– Зацепило. Ничего особенного. Отремонтируют.
– Когда заговорил, ему стало лучше. Он поднапрягся и с трудом сел, привалился спиной к борту.
– Что с Малюгиным?

– В шею ранило, - сообщил Птичкин, который тоже оказался в машине.

– Тяжело?

– Нормально, жить будет. Сейчас я его перевяжу.

Логунову захотелось посмотреть, что там с Малюгиным? Попробовал повернуться, но голову опять резанула боль, и он закрыл глаза.

Трибунский понял, что сержанту плохо.

– Ну-ка, дай я толком посмотрю. Чего там у тебя?
– Он осторожно провел рукой по голове Логунова. На затылке выделялась громадная, величиной почти с куриное яйцо, шишка. Кожа на ней была рассечена, и из этого места медленно сочилась кровь: заливала голову, стекала на щеки, на гимнастерку.

– Что там?
– спросил Логунов.

– Повезло тебе, сержант, здоровенная шишка.

– Как это шишка?
– не поверил Логунов. Он чувствовал, что череп раскололо. И боялся даже подумать, как это выглядит.

– А так! Здоровенная шишка и царапина при ней. Йодом надо помазать, за недельку заживет.

– А кости? Ты внимательно посмотри. Кости разбило?

– Кости?
– Трибунский осторожно прошелся пальцами вокруг шишки.
– С костями, вроде, все в порядке. Это не от пули. Это тебя, как будто, дубиной по голове стукнули. Следует, конечно, заскочить в санбат, пусть посмотрят, хуже не будет. Но, думаю, к вечеру войдешь в норму. Повоюем еще. Ты только руками туда не лезь. Сейчас я тебя перевяжу. А что с пулеметом?