Пожитки. Роман-дневник

– А зачем вам столько коробок?

– Да мы переезжаем, – ответил я. – Коробки, чтобы книги паковать.

Она задумалась. Потом с плохо скрываемым волнением задала еще один вопрос:

– А куда переезжаете? За границу?!

Ее коллега за прилавком возмутилась:

– Ох и любопытная же ты! Давай работай!

– Нет, не за границу, – успокоил я азиатскую труженицу, – в Провинцию.

Но ход ее мыслей меня позабавил. Видимо, она пребывала в твердой уверенности, что уезжать из вавилонов могут только ненормальные люди. Однако, по количеству коробок оценив размер моей библиотеки, поняла, что мы – люди нормальные и, более того, уважаемые. А уезжать из вавилонов уважаемые люди могут только за границу. В общем, я порядком озадачил несчастную.

В день отправки вещей на фоне ожиданий тяжкого труда меня посетила освежающая мысль: а не пригласить ли для погрузки алконавтов из все того же винного? Возник спор о том, сколько надо заплатить. Свалившаяся с Луны Девушка, которая «разбирается» в рынке труда, в том, сколько что стоит, досконально и которую в этом смысле до сих пор никто еще не развенчал, ибо в конечном итоге за все приходится отдуваться мне, заявила, что ста рублей будет предостаточно. Я настаивал на трехстах, поскольку могу легко конвертировать рублевые суммы в реальную валюту, а ту потом мысленно обращать в насущный продукт. Девушка, вздымая очи, категорически выступила против трех сотен. В результате остановились на двух. Естественно, алконавтов, денно и нощно ошивающихся около магазина, в нужный момент на месте не оказалось. Они появились минут через пять, озабоченно неся две большие сумки, – в одной гремела пустая стеклянная тара, на дне второй ютился нехитрый закусон. Я коротко объяснил суть дела:

– Надо бы вещи перенести.

– Где? – последовал столь же деловой в своей краткости вопрос.

– Здесь за углом. Дальний подъезд.

– Когда?

– В полдень. Машина подъедет.

– А щас?

Я посмотрел на часы.

– Щас – десять минут двенадцатого.

– Вещи какие?

– Немного. Три сумки. Полтора десятка коробок. Шкаф один для одежды, но он разобран. И два книжных стеллажа, легкие, из деревяшек сколоченные. Плачу двести рублей.

– Этаж какой?

– Второй! – радостно объявил я, понимая, что данное обстоятельство окончательно решает дело в мою пользу.

За время выяснения подробностей компания алконавтов заметно увеличилась. Я даже смекнул, что придется провести между ними тендер на замещение вакантных должностей. Не мог же я, пока Девушка ездит по делам, одновременно следить за аккуратностью погрузки и контролировать вещи в квартире. Любой из приглашенных хмырей запросто мог сунуть не глядя за пазуху горстку CD или DVD. Типа «там разберемся». А мне потом что? Убивать ветер в поле?

– Второй этаж! – радостно объявил я.

– Не… неохота…

И они, как по команде, начали разбредаться.

У меня отвисла нижняя челюсть. Неужто двести рублей для пропойцы теперь мелочь?! Они берут пол-литра не более чем за пятьдесят. Получается целых два литра! Ну ладно, пусть полтора литра плюс какой-нибудь плебейский сырок. Все равно заслуженно получается. Тем более работы там минут на десять.

– Ну ее на … – флегматично заметил кто-то из алконавтов. – Коробки таскать. А хрен его знает, какие коробки. Может, ее, одну эту коробку, вообще не поднять, ни х…

Разумеется, уточнять вес коробок я не стал – настолько поразился низости этих двуногих, иногда прямоходящих. Подлый люд – вот им блистательная, исчерпывающая характеристика. И не потому подлый, что гадостей успел наделать, а подлый заведомо, изначально, душой потенциально хуже собаки.

Я так думаю, что не водка низвела их до крайности; наоборот – они, задолго до приобщения к дурману, подспудно искали его, стремясь обрести хоть какое-то подобие гармонии между собой и миром вокруг. Потом уже процесс стал двусторонним: воссоздание хама, примитивизация отброса человеческого сделалась необратимой.

Ведь не потому они отказались вещи мои таскать, что денег им показалось мало. Просто начало месяца сейчас, не вся еще зарплата у них пропита. Да и в день субботний, в десять минут двенадцатого часа бодун от вчерашних возлияний наверняка был преодолен, а основание для нового бодуна заложить еще не успели. Какая там работа… Вот если отнять у них деньги и поманить бутылкой – початой даже! – только чтобы на самом донышке чуть-чуть – все бы осуществили, и с песней, и в два раза больше! Кланялись бы, ноги целовали, ненавидя целуемое люто и себя ненавидя еще страшнее!

Вот поэтому – я всегда говорил – очень много живет еще на свете людей, которых следует немедленно уничтожить посредством газовых камер, виселиц, гильотин или хотя бы через побивание камнями.

День с Ромой

Утром зашел к Роме. Мы договорились пойти сфотографироваться для документов. Каждый – для своих. Раньше эта мастерская, известная нам с детства, славилась не только качеством снимков, но и древним аппаратом, с помощью которого снимки делались. Громадный деревянный ящик на треноге, выдвигающийся объектив на гофрированном шасси. Фотограф покрывал голову и спину черной тряпкой, после чего, сняв колпачок с объектива, заученным движением рисовал им в воздухе круг.

Теперь – все другое. Аппарат уменьшился до размеров эскимо. Сходство усиливается еще и благодаря палочке снизу, за нее аппарат держат перед собой. Камера цифровая, вспышка технотронная, издаваемый ею «пук» вообще не человеческий, зато процесс многократно ускорился – причем без потери качества.

Между прочим, у Ромы принтер домашний способен печатать на фотобумаге. Осталось только наладить съемочный процесс.

– Почему бы тебе не снимать порносессии? – предложил я. – Быстро и с хорошим качеством.

– Да?

Рома ухмыльнулся несколько двусмысленно. Видимо, не понимая – куда я клоню. Но я никуда не клонил. Не намекал даже.

– Начнешь размещать их в Интернете, на платном сайте. Выгодное дельце.

– А у тебя в школе порнография была? – поинтересовался Рома.

– Конечно!

– Черно-белая? По рублю карточка?

– Нет. Я не покупал никогда. Само как-то доставалось.

– Много?

– Не очень. Хотя по содержанию – отменные.

– А у меня много было. Целая пачка. Родители вечно какие-нибудь находили.

– Да ну! И как?

А получалось так, что Рома – человек от рождения откровенный – не мог любоваться грязным трахом в одиночку. Его друзьям, латентным вуайеристам, то и дело перепадала честь ознакомиться с различными подробностями половой жизни взрослых. Хотя нередко знакомство приводило ко вполне предсказуемому для такого возраста обеспамятствованию. Народ, попросту говоря, терялся и оставлял улики на месте преступления. Родители потом подступали к несовершеннолетнему Роме со скорбными масками вместо лиц, сложив брови траурным домиком, избороздив лбы волнами морщин. Подступали со следующим уведомлением, произносимым вслух: