Позывной ’Грэй’

— Пойду запру дверь и принесу сюда фонарь, — сказал Серёжа, поднимаясь с кровати. — Не вздумай им пользоваться. Свет привлечёт внимание, так что придётся шарахаться в потёмках, — строгим голосом предупредил он.

— Ладно, — вздохнула я. Мне не хотелось, чтобы Серёжа оставлял меня, пусть даже и на минуту. — Принеси еще воды из бани, — попросила я.

Наверняка она уже остыла, но хотя бы не была ледяной, как в колодце. Мне нужно было привести себя в порядок после того, как меня вероломно накачали спермой.

Перекусив в неярком лунном свете, мы вернулись на диван. Сгорел сарай, гори и хата? Серёжа ещё дважды запустил в меня своих головастиков, обучая меня постельным утехам.

Больше всего мне понравилось, когда он лизал меня там языком. Мои щёки и уши полыхали от стыда, когда мужчина вылизывал меня, поэтому я радовалась темноте. Мой рот тоже не остался девственным. Серёжа трахал его с неменьшим удовольствием, приговаривая всякую пошлятину, которая невероятно меня заводила, и от этого было ещё сильнее стыдно.

Как же я завтра смогу смотреть ему в глаза после такого?

Мне было бы проще, если бы я выпила немного, но теперь о самогоне можно было только мечтать.

Вот что значит потерять бдительность. С этим Серёжей всё пошло не по моему плану. Мне тоже хотелось выпить, между прочим!

А теперь я не только трезвая, но ещё и беременная!

Глава 65. Сергей

— Как поживают наши малыши? — обнимаяАнюсоспины, я накрылладоньюеёживот и слегка погладил его.

Такябудилеёкаждое утро, вселяя внеёуверенность, чтоонауже беременна.Самне знаю, зачемяубеждал вэтомдевчонку, еслимызастряли в Стальном.

Прошло уже несколько дней, какмытуттусовались, а я так и не придумал, как нам перебраться вБерлессию. Часики тикали, но выхода я так и не находил. Я мог сутками смотреть на карту, вспоминая расположение приграничных постов, но слабого места на границе так и не нашёл.

Если я сидел, как на пороховой бочке, то Анна была рада, что до сих пор дома.Тутна самом деле было хорошо, если не вспоминать о радиации.

— Почему ты говоришь о детях во множественном числе? — хихикнула Аня. — У тебя в роду были двойняшки?

— Кстати, да. Были.

Аня положила свою руку поверх моей, и так мы лежали некоторое время. Я вдыхал её неповторимый запах, такой чудесный и родной, пытаясь запечатлеть этот момент в памяти.

Давно я не чувствовал себя таким счастливым и в то же время беспомощным. Моя жизнь,наполнившаяся новым, живым смыслом, стала мне дорога,как никогда. Теперь я нёс ответственность не только за себя, но и заНюркуи наше потомство.Что, еслидевушка и впрямь уже беременна?

А я?Впендюрилей ребёнка, а теперь не понимаю, как быть дальше. Я уже сто раз пожалел о том, что мы не предохранялись. За то время, пока мы здесь, я бы уже мог и так уговорить Аню уехать. А теперь она согласна, только ехать некуда.

Одинцова я пока не стал беспокоить, понимая, что в Кижах он мне не помощник. Вот если пересечём границу, там уже документы новые не помешают. Отчего-тоэтотмужик показалсямненадёжным, поэтому вегоготовности помочьяне сомневался. Понятно, что всё это не бесплатно, и мне придётся промышлять бандитизмом наравне с ним, но после настоящей войны, все эти разборки казались мне детским садом.

На свой страх и риск я включил телефон, чтобы быть в курсе последних новостей. Мне никто не звонил, как будто бы обо мне все забыли. Это настораживало ещё сильнее, чем угрозы Барсова. Как будтоберлессычто-то задумали против меня и скоро придут за мной даже сюда. А может, им сейчас просто не до меня в связи с последними событиями?

Одно радовало, что новости в интернете были и хорошие. Референдум прошёл, войскаберлессоввошли на территориюСеверо-Боровинскауже не стесняясь. Доронин подписал приказ об амнистии моим бойцам.

Андре Дюпонзастрелился, не выдержав давленияоппозиции. Я решил пока не говорить об этомАнне, чтобы не расстраиватьеё.Мнебыло жаль только Анну,самогоАндре — ничуть.Похуй, самоубийство это было или помогли, но я был рад, что Дюпона больше нет.

–Мнестрашно, Серёжа, — тихо проговорила Анна, обрывая моё сердце. Сейчасонаспросит, когдамыотсюда уедем, аяне знаю, чтоейответить,блять!

— Что случилось, родная?

— Если у нас родится мальчик, нам придётся отдать его на войну?

— Глупость какая! — с облегчением выдохнул я, услышав реальную глупость. — Война почти закончилась. Следующей может просто не быть.

— Откуда ты знаешь? Мой отец пришлёт сотни танков и пушек в Кижи! Альянс не успокоится!

— Да хоть тысячи! Это бессмысленно, Анна! Неужели ты не понимаешь, что в войне побеждают не танки, а люди. Чьи люди сильнее духом, та страна и победит. Не забывай, что и в тебе, и во мне течётберлесскаякровь. Знаешь,может быть,мы не сможем защитить наших детей от всего на свете, но можем воспитать их хорошими людьми,патриотами своей родины, чтобы честь, доблесть и отвага не были для них пустыми словами.

— Это называется — идеальными солдатами, Серёжа. Нашей родины больше нет. Ты проиграл свою войну, а это место проклято.

— Родина — это не место на карте. Это мама и папа, первая учительница, друзья, песни и стихи, любимые люди, дети...Явоевал не только за что-то, но и против кого-то.Яборолся за право бытьберлессом, хотя до сих пор считаю себякижанином. Если вБерлессиине будет северян, это уже подходящая родина для наших детей.

— Ты такой умный, Серёжа! — просияла девушка, и я почувствовал себя ужасным обманщиком.

Чего только не скажешь, чтобы успокоитьженщину?Язнал, чтовойнане закончится, пока не кончатся деньги уеёспонсоров. Только они решают, когда свернуть лавочку. Главное, что Анна успокоилась и пошла готовить нам завтрак.

Эта простая женская забота была мне дороже всего на свете. Аня вообще очень женственная. Вся такая девочка-девочка. Рядом снейячувствовалсебяна самом деле умным и сильным, хотяясебя таковым никогда не считал.

Хотелось взятьНюркуна руки и никогда не отпускать. Что это, если не любовь?ЯМашку любил и Дашу тоже. Но их нет, и я не умер, а ведь когда-то думал,чтоумру, потомучтобылопиздецкибольно.Явообще всё потерял, но не умер. Это, наверное, что-то значит?