Правители тьмы

"Я так не думал", - бесцветно сказал Костаче. "В тебе никогда не было ни капли прощения. И я уверен, что ты ни с кем не ложился в постель за все время своего отсутствия".

"Мы говорим не обо мне. Мы говорим о тебе", - отрезал Корнелу. "Я не ношу бастарда альгарвейца. Ты, жалкая маленькая шлюха, ты спала с людьми Мезенцио, когда знала, что я нахожусь на острове Тырговиште. Ты хотя бы знаешь, кто из них зачал тебе ребенка?"

"Откуда ты знаешь, что я делала или чего не делала?" спросила она.

"Откуда я знаю? Они гнались за мной, вот как!" Корнелю взвыл. "Я спустился сюда с холмов, надеясь найти какой-нибудь способ освободиться от них и забрать тебя и Бриндзу с собой. И что я нашел? Что я нашел? Ты говоришь альгарвейцам, как бы им это понравилось, вот что!"

Он сделал пару быстрых шагов через комнату и снова ударил ее. Она пошатнулась. Кубок вылетел из ее руки и разбился об пол. Она выпрямилась, теперь вся половина ее лица покраснела. "Тебе это понравилось?" - спросила она.

"Да", - прорычал он, тяжело дыша. Он мог бы быть в битве. Его сердце бешено колотилось. Желудок скрутило. Он поднял руку, чтобы ударить ее еще раз. Затем, совершенно неожиданно, его желудок не просто скрутило. Он скрутился узлом. Ужасная боль наполнила его. Он согнулся пополам, схватившись за живот. Следующее, что он помнил, он рухнул на пол.

Костаче стояла над ним, глядя сверху вниз. Спокойно она сказала: "Предупреждение на пакете было правдой. Оно действует на людей так же, как на крыс".

"Ты отравила меня", - задыхался он, ощущая вкус крови во рту. Он попытался дотянуться до нее, схватить ее, оттащить ее вниз, но его руки повиновались ему медленно, о, так медленно.

Она отступила, не очень далеко. Ей не нужно было отступать очень далеко. "Я так и сделала", - сказала она ему, все еще спокойно. "Я знала, какой ты будешь, и я была права". Ее голос, казалось, доносился откуда-то издалека.

Корнелу пристально посмотрел на нее. "Тебе это не сойдет с рук". Его собственные слова, казалось, тоже доносились откуда-то издалека.

"У меня есть шанс", - сказала она. Он попытался ответить. На этот раз слов не последовало. Он все еще смотрел вверх, но вообще ничего не видел.

Девятнадцать Б

“Проследите, чтобы это перевели на альгарвейский", - сказал Хаджадж своему секретарю, - "но позвольте мне просмотреть перевод, прежде чем мы отправим его маркизу Баластро, а затем… Ты меня слушаешь?"

"Прошу прощения, ваше превосходительство". Кутуз склонил голову набок и, казалось, прислушивался не к министру иностранных дел Зувейзи, а к чему-то за пределами дворца короля Шазли. "Это гром?"

"Чепуха", - сказал Хаджжадж. Да, осень и зима были сезоном дождей в Зувейзе, но день - всю неделю - был погожим, сухим и солнечным. Но затем его уши также уловили низкий гул, который молодой человек слышал до него. Он нахмурился. "Это гром. Но этого не может быть".

Они с Кутузом оба нашли ответ медленнее, чем следовало. Они оба тоже нашли его одновременно. "Яйца!" Выпалил Кутуз, в то время как Хаджжадж воскликнул: "Ункерлантцы!"

С тех пор, как началась война, драконопасы короля Свеммеля время от времени посещали Бишах. Они пришли не в большом количестве; они едва ли могли себе это позволить, не тогда, когда Ункерлант был вовлечен в борьбу не на жизнь, а на смерть с Альгарве. Насколько мог судить Хаджадж, они организовали атаки скорее для того, чтобы напомнить зувейзинам, что Свеммель не забыл о них, чем по какой-либо другой причине. Драконы ункерлантера также сделали все возможное, чтобы нанести удар по альгарвейскому министерству в Бишахе, но им это так и не удалось.

Хаджаджу не понадобилось много времени, чтобы понять, что этим утром все будет по-другому. "Сегодня они сбрасывают много яиц, не так ли?" заметил он, изо всех сил стараясь оставаться спокойным - или, по крайней мере, не показывать, что он не такой.

"Да, ваше превосходительство, так оно и есть". Кутуз взял пример с Хаджжаджа, но у него было меньше практики в том, чтобы казаться бесстрастным, в то время как на самом деле он напуган или разъярен.

В ушах Хаджаджа снова раздался грохот лопающихся яиц. Теперь они тоже приближались ко дворцу, так что у него больше не было сомнений в том, кем они были. Земля задрожала под его телом, как при землетрясении. Пеналы и листы бумаги на его столе задрожали.

"Возможно, - сказал Кутуз, - нам следует поискать убежище".

"Где?" Спросил Хаджжадж вовсе не риторически. Он читал, что люди в Сетубале, Сулингене и других местах, которые часто подвергались нападениям с воздуха, укрывались в подвалах. Подвалы, однако, никогда не были частью архитектуры Зувайзи, и никто никогда не мечтал, что ункерлантцы действительно избьют Бишаха.

"Я залезаю под свой стол", - заявил Кутуз и поспешил сделать именно это. Хаджжадж одобрительно кивнул. Это была совсем не плохая идея. Он заполз под свой собственный. На этот раз он пожалел, что у него нет привычки работать над этим в кресле, а не сидя на полу; у него было бы больше места под ним. Его суставы скрипели, когда он пытался втиснуться в как можно меньшее пространство.

Затем первые яйца упали на королевский дворец. В течение следующего короткого времени Хаджжаджу было совершенно безразлично, жить ему или умереть. Земля содрогнулась. Окна вылетели. Стены рухнули. Обрушились куски крыши. Один из них приземлился там, где он сидел, разговаривая со своей секретаршей. Еще один упал на стол, но был недостаточно тяжелым, чтобы раздавить его - и, кстати, Хаджжаджа.

Кто-то кричал. Через мгновение Хаджадж понял, что это его собственный голос. Он сильно прикусил нижнюю губу, чтобы заставить себя остановиться. Затем он удивился, почему его это беспокоит. Множество людей, несомненно, кричали прямо сейчас. Но вместо этого он продолжал кусать губу. Гордость - странная вещь, подумал он, странная вещь, но очень сильная.

Вечность спустя - вечность, вероятно, измеримую парой минут, - яйца перестали падать на дворец и вокруг него и начали падать дальше на север, в Бишах. Хаджаджу пришлось с боем выбираться из-под стола; часть обломков едва не загнала его туда.

"Кутуз!" - позвал он. "С тобой все в порядке?"

"Есть, ваше превосходительство". Секретарь вбежал в кабинет Хаджаджа. "Хвала высшим силам, что вы в безопасности".

"Я достаточно здоров, - сказал Хаджжадж, - но у тебя идет кровь". Он указал на глубокую рану на левой икре Кутуза.

Его секретарь посмотрел на нее. Когда он снова поднял глаза, на его лице отразилось изумление. "Я даже не знал, что она там была", - сказал он.

"Ну, это нужно перевязать - это ясно". Хаджжадж использовал нож для вскрытия писем, чтобы разрезать подушки, чтобы получить ткань, которой можно было обернуть ногу Кутуза. Ему было бы проще провести время, если бы кто-нибудь из них носил одежду.

"Я благодарю вас, ваше превосходительство", - сказал Кутуз. "Наверняка найдется много людей, пострадавших намного сильнее, чем я. Нам лучше посмотреть, что мы можем для них сделать".