Правители тьмы

Ванаи подозревала, что могла бы заполучить некоторые из них, если бы знала, каким книготорговцам доверять. Но она не знала, и ей не хотелось задавать вопросы, которые могли привлечь к ней внимание. Она довольствовалась фортвежскими книгами.

Мое волшебство делает меня похожей на фортвежанку, подумала она. Даже Эалстан почти все время видит меня такой. Я почти все время говорю по-фортвежски. Люди называют меня Тельбергом, как будто я действительно фортвежец. Я все еще ванаи?

Всякий раз, когда она смотрела в зеркало, на нее смотрели ее старые знакомые черты. Ее колдовство не изменило того, как она видела себя. В зеркале у нее все еще была светлая кожа, удлиненное лицо с прямым носом и серо-голубые глаза. Но даже в зеркале ее волосы были черными. Как и любой каунианин с крупицей здравого смысла, она покрасила волосы, чтобы альгарвейцам было труднее разгадать ее маскировку.

Я все еще ванай, если мир знает меня как Телберге? Если мир знает меня как Телберге достаточно долго, начнет ли ванаи внутри меня умирать? Если Алгарве выиграет Дерлавейскую войну, мне придется оставаться телбергом до конца своей жизни?

Она не хотела думать о подобных вещах, но что она могла с этим поделать? Если альгарвейцы выиграют войну, останется ли Эофорвик потрепанным, а его жители - даже настоящие фортвежцы - тощими до конца ее жизни? Она тоже не хотела думать об этом, но это было похоже на правду.

Многие граффити с надписью "СУЛИНГЕН" были закрашены, но Ванаи знала, что означают прямоугольники свежей побелки. Она яростно улыбалась каждый раз, когда видела их. Альгарвейцы расклеили объявления о наборе в бригаду Плегмунда повсюду, где только могли, словно для того, чтобы скрыть важность поражения, которое они потерпели от фортвежцев и, возможно, от самих себя.

На холме в центре города стоял королевский дворец. Ванаи не очень часто думала о короле Пенде в дни, предшествовавшие войне. Она тоже была о нем невысокого мнения, но это была совсем другая история. Как и большинство каунианцев Фортвега, она не была очарована правлением мужчины не ее крови, и мужчины, который сильно предпочитал тех, кто был его собственной крови.

В эти дни над дворцом развевался большой альгарвейский флаг, красный, зеленый и белый. Фортвегом вместо Пенды правил альгарвейский губернатор. Конечно, до войны все было далеко от идеала. Теперь все было намного хуже. Ванаи покачала головой. Кто бы мог вообразить такое?

В Эофорвике было несколько рыночных площадей. Они были нужны, чтобы прокормить так много людей. Ближайший к ее многоквартирному дому дом был, возможно, самым маленьким и убогим в городе, что означало, что он был больше, чем в Громхеорте, и затмевал крошечную площадь в Ойнгестуне.

Ванаи купила ячмень, бобы и репу: еду для трудных времен, еду, которая поддержала бы людей, когда ничего лучшего не было. Даже бобы и ячмень были в дефиците и стоили дороже, чем следовало. Если бы Эалстан не принес домой хорошие деньги со счетов кастинга, они оба могли бы остаться голодными. Судя по напряженным и встревоженным взглядам на лицах множества людей на площади, голод в Эофорвике уже был на свободе.

Она оставалась бдительной и осторожной, когда несла свои покупки обратно в квартиру. Она слышала истории о людях, которых били по голове из-за мешка зерна. Она не собиралась быть одной из них.

Коренастый мужчина из Фортвежии стоял посреди тротуара, глядя на восток и указывая в небо. Ванаи пришлось остановиться; вежливо обойти его было невозможно. Но она не обернулась и не посмотрела. Насколько она знала, он придумал новый способ отвлекать людей, а затем красть у них. Если это было несправедливо к нему, то так оно и было. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, промелькнуло у нее в голове.

Затем фортвежец выкрикнул что-то, что заставило ее передумать: "Драконы! Драконы Ункерлантера!"

Она только начала кружиться, когда на Эофорвик упали первые яйца. "Ложись!" - закричал кто-то, кто, должно быть, уже проходил через подобный ужас раньше. Ванаи этого не сделала - альгарвейцы не считали Ойнгестун настолько важным, чтобы тратить на него яйца, - но она, не теряя времени, распласталась на плитках тротуара… и вдобавок к драгоценной еде, которую она купила. Даже с драконами над головой, она не могла позволить себе потерять это.

Еще больше яиц лопается, казалось бы, случайным образом, некоторые далеко, другие всего в паре кварталов от нас. Наряду с грохотом разрывов раздавался почти музыкальный звон разбитого стекла, ударяющегося о стены и тротуары и разлетающегося дальше, а также крики раненых или перепуганных мужчин и женщин.

Теперь Ванаи подняла глаза. Драконов было трудно разглядеть. День был облачный, и их брюхо было выкрашено в серый цвет, что делало их самих похожими не на что иное, как на движущиеся кусочки облака. Яйца, которые выпускали их драконопасы, было легче заметить. Они были темнее и падали прямо и быстро.

Один, казалось, падал прямо на Ванаи. Он становился все больше и больше - и взорвался всего в полуквартале от нее, достаточно близко, чтобы поднять ее и швырнуть обратно на землю с шокирующей и болезненной силой. Ее уши были оглушены, она надеялась, что не навсегда. Крошечный осколок стекла порезал тыльную сторону ее левой ладони. Но пронзительный крик заглушил ее визг.

Человек, который предупреждал об ункерлантских драконах, лежал, корчась, на тротуаре. Его руки сжимали живот, из которого лилась кровь: поток, истечение, потоп крови. Ванаи смотрела в беспомощном, ужасном восхищении. Сколько крови было в живом человеке? Более того, сколько он мог потерять, прежде чем перестал быть живым человеком?

Его крики стихли. Его руки расслабились. Кровь стекала с края тротуара в канаву. Ванаи сглотнула, борясь с тошнотой.

Атака Ункерлантцев закончилась почти сразу, как только она началась. Драконы улетели далеко. Они не могли унести очень много яиц или очень тяжелых. Как только они сбросили весь груз смерти, который могли принести, их драконопасы снова повели их обратно на запад.

Ванаи собрала свои продукты и поспешила мимо трупа коренастого мужчины к своему многоквартирному дому. Рядом с этим лежала пара других тел. На них она тоже старалась не смотреть. Раненая женщина закричала, но кто-то уже ухаживал за ней. Ванаи продолжала, не чувствуя уколов совести.

Эофорвик кипел, как муравейник, разворошенный палкой. Люди, которые были в своих домах и магазинах, когда начали падать яйца, выбежали посмотреть, все ли в порядке с любимыми и друзьями, или просто посмотреть, что произошло. Люди, которые были на улице, бросились к своим домам и магазинам, чтобы убедиться, что они все еще стоят. Тут и там врачам, магам и пожарным командам приходилось пробиваться сквозь хаос, чтобы выполнить свой долг.

Учитывая все обстоятельства, альгарвейские констебли на улицах проделали довольно хорошую работу по расчистке пути, чтобы помощь могла добраться туда, куда она направлялась. Они не были утонченными или нежными в этом: они выкрикивали оскорбления на своем языке и на ломаном фортвежском и каунианском, и они использовали свои дубинки, чтобы избить любого, кто хотя бы на долю секунды задержался в понимании того, что они имели в виду. Но Ванаи не думала, что фортвежские констебли действовали бы иначе. Они сделали то, что нужно было сделать под влиянием момента; причины и почему могли подождать.