Правители тьмы

"Я консультируюсь с Ихшидом, да". Король Шазли кивнул. "И у меня есть некоторое представление о том, кто вы такой и кем не являетесь, ваше превосходительство. Я бы лучше, после всех этих лет. Я хочу, чтобы ты смотрел на это не как человек войны, а как человек мира ".

Откинувшись на подушки, было нелегко даже поклониться сидя, но Хаджадж справился. "Ты оказываешь мне слишком много чести", - пробормотал он, не думая ни о чем подобном. Через несколько секунд он покачал головой. "Я не верю, что король Свеммель может это сделать", - сказал он. "Да, ункерлантцы разгромили Альгарве при Сулингене, но они все еще связаны с людьми Мезенцио от Узкого моря на юге до Гарелианского океана здесь, на севере тропиков. Если они выведут из своих рядов достаточно людей, чтобы быть уверенными в том, что сокрушат нас, альгарвейцы обязательно найдут способ заставить их заплатить. Алгарве может навредить им сильнее, чем мы когда-либо мечтали сделать".

"Ихшид сказал то же самое, когда я спросила его прошлой ночью, что несколько успокаивает меня", - сказала Шазли. "Все еще… Мой следующий вопрос таков: неужели Свеммель настолько безумен в желании отомстить нам, что готов на все, чтобы навредить нам, не заботясь о том, что может случиться с его собственным королевством?"

Хаджжадж прищелкнул языком между зубами и сделал долгий, задумчивый вдох. Нет, его повелитель не был дураком. Далеко не так. Хотя Шазли и сам был рациональным человеком, он знал, что Свеммель из Ункерланта таким не был или не всегда был. Свеммель совершил несколько невероятно глупых поступков, но он также совершил и несколько неожиданно умных, не в последнюю очередь потому, что никто другой не мог думать вместе с ним.

После второй долгой паузы Хаджадж сказал: "Я не верю, что Свеммель забудет войну против Алгарве только для того, чтобы наказать нас. Я бы не стал клясться высшими силами, но я в это не верю. Альгарвейцы за последние полтора года сделали так, что забыть их любому ункерлантцу было очень трудно ".

"Это также мнение генерала Ихшида", - сказал король Шазли. "Я рад, что вы двое говорите здесь в один голос, действительно очень рад. Если бы вы не согласились, у меня было бы больше колебаний по поводу немедленного отклонения требований Ункерлантера ".

"О, ваше величество, вы не должны этого делать!" Хаджжадж воскликнул.

"Как нет?" Спросила Шазли. "Ты скажешь мне, что я неправильно понял тебя, и что ты хочешь, чтобы Зувайза в конце концов преклонился перед Ункерлантом?" Если вы скажете мне это, у меня будет что рассказать вам: в этом вы можете быть уверены ".

"Ни в коем случае", - сказал Хаджадж. "Все, о чем я прошу, это чтобы ты не посылал Свеммелю бумагу, столь же горячую, как ультиматум, который он тебе выдвинул. На самом деле, возможно, было бы мудрее всего вообще не посылать ему никакого ответа. Да, я считаю, что так будет лучше. Не делай ничего, что могло бы воспламенить его, и наше королевство останется в безопасности ".

По природе вещей, Зувайза никогда не стал бы великой силой в Дерлавае. В королевстве не хватало людей, не хватало земли - и большая часть той земли, которая у него была, представляла собой выжженную солнцем пустыню, в которой могли процветать колючие кусты, ящерицы и верблюды, но ничего другого не было. Предки Хаджаджа были кочевниками, которые бродили по этой пустынной пустоши и сражались с другими кланами зувайзи ради забавы. Хотя поколения жили в палатке из верблюжьей шерсти, он еще мальчиком выучил старые песни, песни храбрости. Наставлять благоразумных было нелегко. Но он напомнил себе, что он не варвар, а цивилизованный человек. Он сделал то, что нужно было сделать.

И король Шазли кивнул. "Да, в том, что ты говоришь, есть смысл. Тогда очень хорошо. Если вы будете так добры и дадите мне это,..." Хаджжадж передал бумагу обратно королю. Шазли разорвал его на куски, сказав: "Теперь мы полагаемся на альгарвейцев, чтобы Ункерлант был слишком занят, чтобы беспокоиться о таких, как мы".

"Я думаю, мы можем спокойно это сделать", - ответил Хаджадж. "В конце концов, у альгарвейцев есть сильнейший стимул сражаться упорно: если они проиграют, их, скорее всего, сварят заживо".

***

Полковник Сабрино затряс головой, как дикий зверь, пытаясь стряхнуть снег со своих очков. Как он должен был видеть землю, если он не мог видеть дальше кончика своего носа? Альгарвейский офицер испытал искушение снять защитные очки и просто использовать свои глаза, как он делал в хорошую погоду. Но даже тогда его дракон мог летать достаточно быстро, чтобы вызвать слезы из его глаз и испортить зрение. Очки должны были остаться.

Дракон, почувствовав, что он отвлекся, издал резкий визг и попытался полететь туда, куда хотел, а не туда, куда хотел он. Он ударил его своим длинным, окованным железом жезлом. Оно снова завизжало, на этот раз в ярости, и изогнуло свою длинную змеиную шею, чтобы посмотреть на него в ответ. Его желтые глаза горели ненавистью. Он ударил его снова. "Ты делаешь то, что я тебе говорю, тупая, вонючая тварь!" он кричал.

Драконов с младенчества учили никогда не сбрасывать с себя своих наездников. Что касается людей, то это был самый важный урок, который когда-либо усвоили великие звери. Но драконопасы знали, насколько по-настоящему безмозглыми были их подопечные. Время от времени дракон забывал свои уроки…

Этот не сделал этого. После очередного отвратительного визга он смирился с тем, что подчиняется приказу Сабрино. Он посмотрел вниз сквозь рассеянные, быстро проносящиеся облака на битву вокруг Дуррвангена.

То, что он увидел, заставило его выругаться еще более резко, чем в адрес своего дракона. Ункерлантцы почти замкнули кольцо вокруг города. Если бы они это сделали, он не видел ничего, что помешало бы им служить альгарвейскому гарнизону внутри, как они служили альгарвейской армии, которая достигла Сулингена, но не вышла из него.

Сможет ли Алгарве противостоять двум великим бедствиям на юго-западе? Сабрино не знал и не хотел выяснять. Он обратился в свой кристалл к командирам эскадрилий, которыми командовал: "Хорошо, ребята, давайте преподнесем людям Свеммеля подарки, которых они так долго ждали".

"Да, мой господин граф". Это был капитан Домициано, который все еще казался моложе и жизнерадостнее, чем мог бы быть на четвертом году войны, которая, казалось, была не ближе к концу, чем в день ее начала: возможно, дальше от конца.

"Есть". Капитан Оросио не тратил слов впустую. Он никогда не тратил. Два других командира эскадрилий также признали приказ.

Смех Сабрино был горьким. Он должен был возглавлять шестьдесят четыре драконьих полета; каждый из командиров его эскадрильи должен был отвечать за шестнадцать, включая его самого. Когда началась битва с Ункерлантом, крыло было в полной силе. Теперь Сабрино командовал двадцатью пятью людьми, и было много других полковников драконьих крыльев, которые позавидовали бы ему за то, что у него их было так много.