Право на жизнь
Шрифт:
— Идём, — отошла от тела Ожега. — Возвращаемся в Змейлор.
— А он останется так? — Юля, которую Оляна вместе с Гаральтом потянула к тропе, оглянулась.
— Да. Будет проведено расследование, — отрывисто сказал Гаральт. — Определят, не было ли какого-то нарушения. Просто расскажешь, как всё было.
Во второе лето Озара вновь попала в одну группу со Стремглавом и Кадмаэлем. Когда они шли по тропе вниз, взгляд невольно упал на группу камней в стороне, там, где в канун Явовского Нового года нашёл свой последний приют неудавшийся «мститель» — Грегор Олт. Змеу даже похоронили его там же, на месте смерти. Как и предсказывал Стремглав, ни клан, ни Род Олт не предъявили Гаральту никаких обвинений, более того, можно сказать, что они откупились от претензий Юлки на покушение
Озара вздохнула и покосилась на хмурую сестру, которая шла рядом, так как их группа двигалась в том же направлении — в сторону известного им форта.
Весной ожидаемого пробуждения Яровзора не произошло… Точней, в той пещере проснулся, но не Яровзор, а его Зверь. И все выходные и свободное время по настоянию наставников сестра проводила в лесу, сдерживая активного василиска от исследования территорий, и контролировала его охоту. Ей даже сделали и выдали специальный амулет для быстрого перемещения, да и сама Ожега свои способности к перемещению серьёзно прокачала.
А сейчас на их летней практике, скорее всего, Ожега будет на отдельном «выпасе» своего суженого. И хорошо, а то в её группу добавили Радомиллу, а у них с бывшей Кикиморой отношения совсем не сложились. Они всё же смогли доказать, что та использовала против них магию, чтобы насолить Юлке: сама Радомилла и подставилась, когда узнала новости про Грегора Олта и про нового Юлиного суженого в тот бесконечно длинный день.
Радомилла начала возмущаться, что как так: от неё такой-сякой прекрасной все разбегаются, а к Юлке калечной прилип «какой-то»… Озара тогда подумала, что Юля Радомилле косы повыдергает, так та посмотрела, а потом лишь фыркнула и сказала ей, что «на чужой каравай рта не раскрывай» и что «у неё и такого „плохонького“ нет и вряд ли появится». Вот тогда Радомиллу и понесло по буеракам: наговорила она Юле при всех разного, и про волколака призналась, что ещё в Гнезде натравила, и про то, что всегда её калечной считала и что не место ей возле княжон. И то, что попыток их рассорить она не оставила. Потому что — внезапно — лишь она одна достойна рядом находится и дружбу с ними водить, по статусу ей это.
Ожега тогда и влепила ей пощёчину, сказав, что с предателями дружбы водить не собирается. А Озара лишь гадала, что там у рыжей Кикиморы в голове-то творится и в какой параллельной реальности та живёт?! Одним словом — своеобразная.
Правда, за морок Радомилле только пальчиком погрозили. Видно, «рыбка» от отца сыграла свою роль, да и настояли, что никто не пострадал. Но Радомиллу вызвал сам ректор и о чём-то побеседовал. В общем, с той поры бывшая Кикимора притихла и ходила задумчивой.
К вечеру они добрались до своего форта, за пару часов до этого расставшись с Ожегой и её группой.
— Держи. Это тебе, — протянул Кадмаэль Озаре букетик из горной лаванды, шалфея и чабера, и она словила дежавю.
Так уже было прошлым летом. Только со Стремглавом. Она поддалась порыву и поцеловала его, рассказала об их с сёстрами ситуации, о Договоре и Ящере, но… Стремглав предпочёл сделать вид, что не было ни поцелуя, ни разговора.
— Никогда такого не было, и вот опять, — пробормотала Озара непонятно откуда всплывшую присказку, но цветы взяла. — Благодарю, — она почувствовала, как губы нервно дёрнулись, но улыбки не вышло. Наверное, было страшно ошибиться вновь. Озара погладила ароматные соцветия и застыла. Как и в прошлом году, Кадмаэль любил выгулять своего Зверя в уединении и отдалении от других, видимо, увидел цветы, которые очень пригождались в алхимии и искусничестве для отваров и ритуалов, и сорвал для неё. Всё просто. А она себе успела надумать всякого. — Пойду, разложу, чтобы высохли побыстрей… — пробормотала смущённая Озара и ушла в форт.
— Ты как-то потерянно выглядишь, — столкнулась она со Стремглавом, сделав буквально пятьдесят шагов. Да, она считала,
чтобы собраться с мыслями. — О… Цветы. Это Кадмаэль всё-таки… Что с тобой?Озара видно не справилась с лицом.
— Слушай, — потёр затылок Стремглав, делая вид, что всматривается в густой еловый подлесок. — Знаешь… Я недавно понял, что ещё не готов к серьёзным отношениям. Мне трудно доверять женщинам, что, наверное, неудивительно, учитывая историю нашей семьи. Ну ты знаешь, мама, Оперённый и все дела… Думал, что всё позади, и я с этим справился, что сильный, умный и вообще крут. И ты мне правда нравишься, но просто как друг. Прости, что не сказал этого сразу. Но я это сам не понял, как так вышло… Размышлял… Вот. Думал, что это… В общем, это со мной что-то не так, как оказалось.
— Понятно, — вздохнула Озара. Что-то подобное она предполагала, но полагать это одно, а когда тебе прямо такое говорят — совсем другое. Но у неё и правда словно камень с души свалился.
— И ещё… — тоже вздохнул Стремглав. — Давно хотел сказать тебе спасибо за то, что ты… В общем, если бы не ты, мы бы с Кадмаэлем так и не смогли, ну… Всё выяснить. Я бы не узнал, что… Очень много того, что было между нами, и что я думал как о навеянном, было правдой. И он тоже всегда считал меня другом и братом. Ситуация была паршивой, и то, что тебе потребовалась наша помощь… Это сплотило и позволило, не знаю… Понять, что у меня всё же был друг, пусть не так, как я когда-то хотел. Я много от него на самом деле хотел… Семью, брата, настоящего друга… Кадмаэль, в общем-то, и не обязан был оправдывать все те иллюзии и ожидания, которые я на него навесил. Не то чтобы мы это обсуждали, но… Вроде как договорились начать всё с чистого листа. Без оглядки на родителей и кланы. Как если бы впервые встретились только тут и познакомились. Непредвзято. Без иллюзий и ожиданий. Мне это помогло взглянуть на него иначе. Я не готов простить Оперённых в целом, но уже могу признать, что Кадмаэль ничего так. Иногда тупит и бесит избирательной слепотой, но всё же не специально.
— Тупит? — хмыкнула Озара.
— Нет, ну а как это ещё назвать? Он вообще не отслеживает, когда люды и люди подпадают под его животный магнетизм, — закатил глаза Стремглав. — И при этом умудряется…
— Что?..
Внезапно Стремглав осёкся и внимательно посмотрел на цветы в руках Озары:
— Ты это… Присмотрись к нему, ладно? Он… э… Правда не плох. И частенько в разговоре тебя вспоминает. Ты ему нравишься, но он не умеет это показывать, наверное, потому что в их клане все сами на них набрасываются…
— Ага, теперь ты сводником заделался, — фыркнула Озара, хотя сердце предательски дрогнуло.
— Ещё скажи, что он тебе ни капельки не нравится. Я же вижу, как ты иногда на него смотришь. Вы оба… В общем, между вами чувствуется искра. Родственные души.
Озара нахмурилась. Как она смотрит на Кадмаэля? Да как на всех. Разве что немного опасается из-за магии, которую полностью не может блокировать даже её науз.
— Ты же знаешь, у нас с сёстрами непростая ситуация и не до завязывания романтических отношений, — постаралась она уклониться от этого разговора. — Мы с тобой… Говорили об этом.
— А ещё знаю, что вы не собираетесь сдаваться и соглашаться со своей судьбой. И ты же предупредила меня, значит, право выбора ввязываться в твои проблемы или нет будет за избранником, — пожал плечами Стремглав. — И, прости, но я рассказал об этом Кадмаэлю, не всё, но в общих чертах. Думаю, он не боится. Он вообще ничего не боится, этот Оперённый, — с толикой восхищения и гордости пробормотал он.
Озара вздрогнула, словно очнувшись. Густо и опьяняюще пахло лавандой. Пахло счастьем. Разговор разбередил в душе что-то трепетное и нежное.
Словно ушат воды на голову хлынуло осознание. Она всегда смотрела на Кадмаэля. Это правда. Впрочем, сначала она убеждала себя, что просто не отрывает взгляда от опасности, которую тот несёт. Вспомнились многократные обещания самой себе разобраться в странной реакции на Кадмаэля несмотря на блокирующий любовную магию науз. Отчего-то Озара каждый раз откладывала проверку артефакта, находились дела поважнее. Тем более, что за прошедшие полгода она так и не решила свою проблему: боязнь объединять силы с сёстрами. Общий оборот был всё так же неустойчив и краткосрочен. Этому сопротивлялась именно она — её страх потерять себя был слишком велик. Поддаться. Проиграть.