Предрассветные боги

— Это, кто это мы?.. — начал пыхтеть Тугор, да осекся, наткнувшись на злобную усмешку торжества Чедомира.

Тур начал, было, яриться, да Перун ему того не позволил.

— Ты со своей торопливостью как-нибудь и помереть поторопишься!

Чедомир и не в раз допер, кому ледяной голос бога послал жесткий укор. А тот криво усмехнулся и пронзил зарвавшегося оленя острым взглядом:

— Мы на закат по своим надобностям пойдем. И вас от бед укрывать не станем. Вы нам без интереса.

— Это почему это?! — не удержавшись, рыкнул на обманчивого ликом молокососа Чедомир.

И в тот же миг взвыл и рухнул наземь, как подкошенный. Мужики еще на него пялились, силясь понять, что это тут у них на глазах стряслось, а Капкиай уж склонился над павшим, нащупывая жилку на шее.

— Мертв, — объявил сул, преспокойно отходя к своим.

— Поделом! — сплюнул Браниша и задрал по-нову отрастающую бороду: — Привык, невежа, на нас псом брехливым кидаться! Вот с великого-то ума и на бог такоже кинулся. Поделом!

— Поделом, — буркнул Тугор, обводя взглядом оторопевших оленей. — И будет о нем. А вот ты, Великий, не утрудишь ли себя? Не поведаешь нам сущеглупым, за какой такой надобностью ты на закат навострился?

— На тамошние земли поглядеть, — пожал плечиками Перунка, явно норовя сползти со шкур и удрать.

Драговит стряхнул его на землю, и бог унесся прочь меж расступающихся перед ним в тяжком молчании мужиков.

— Слава Перуну, убрался шалопут, — как ни в чем не бывало, возвестил Парвит.

— Ну, хоть доброе дело свершил, — пробурчал под нос Рагвит. — Не зазря явился.

— Стало быть, на закат, — меж тем хмурился Тугор.

Да и прочие славны озаботились нежданной вестью. Даже те олени, что уносили из круга старшого, принявшего кару грозного бога. Лишь степняков та весть не возмутила, не взбудоражила: они уж сгрудились, что-то негромко бормоча промеж себя на неведомых наречиях.

— Так чего ж тогда Чедомиру такая участь? — насупился и Браниша. — Иль не того ж самого он добивался?

— Он свое за невежество получил, — окоротил его Русан. — Не пристало смертным перед богами заноситься.

— А на закат мы идем не по своей воле, — пробурчал Северко, недовольно щурясь на запыхтевших кругом мужиков.

— Не по своей, — почти, что и вовсе равнодушно подтвердил Драговит. — То и для нас новость нежданная. Однако перечить Перуну не станем. Повелит, так за самый край света закатимся.

— Стало быть, и мы с вами могли б… — заикнулся кто-то из опамятовших после гибели старшого оленей.

— С нами пойдут волки, — отрезал Драговит и окликнул: — Слышь, Волич?! Не передумал? Добро. Пойдем по примеру сакха одвуконь. А олени, коли пожелают, могут и с нами, но без баб с детишками. Этих, коли отстанут, мужья в одиночку защищать останутся. На милость Перуна в сем деле даже не уповайте! — грозно посоветовал вождь. — Он за своей надобностью на закат идет. А вас он уже один раз из полона выручил. Другого подарка от него не ждите. Хотите с нами на запад, так лучше сразу баб тут оставляйте. Небор? Ты-то с нами пойдешь?

— Куда? — хмуро переспросил тот. — От куниц, кроме нас да нескольких баб никого в целом свете не осталось. Не, мы с Марой на восход. У меня вон уже почитай половина оженилась.

— Тугор? — продолжил спрос Драговит.

— А ты о чаяниях Перуна чего знаешь? — ответил вопросом осторожный тур.

— Он желает разведать путь на запад, минуя сакха, — не стал скрывать вождь. — И такой, по коему можно безбедно провести всех славнов с наших земель.

— Эвона как! — оживился Браниша. — Стало быть, всем народом на запад задумали?

— Понятно, задумали, — хмыкнул Парвит. — Наши земли добрые, но малы для большого народа. Опять же, с прочими родами Белого народа нужно нам собраться в единую силу.

— Как сакха, значит, — пробормотал Зорун, сверля глазами славнов.

— А чего, мы дурней степняков, что ли? — брякнул торчащий за спиной Драговита Зван.

И тотчас получил оплеуху от Ильма. Однако ни один из степняков на своего уже, почитай что, родича не обозлился. Капкиай же, хитро прищурясь, степенно возвестил:

— Да нет, брат. И вы бываете не дурней степняков.

Дружный мужской ржач переполошил половину стана — баб с детишками, что бочком да тишком крались ближе к сборищу в надежде подслушать, чего там вершат защитнички. Всего ждали, но только не разудалого веселья в кругу, где все вот только-только валялось тело отправленного за кромку Чедомира. А его братья, как ни в чем не бывало, скалили зубы вместе с прочими. Кое-кто из баб уже и лыбился, понимая: где есть место смеху доброму, там зла не водится.

— Поклон тебе, брат, — отсмеявшись, от души склонил голову Драговит. — Мудр ты Капкиай, а потому просить тебя буду.

— Проси.

— Не отдашь ли мне в дорогу с пяток твоих мужиков поразумней, да посноровистей?

— Степями идти? — понятливо прищурился сул и раздумчиво пообещал: — Мы обсудим, вождь. Выделим тебе лучших. Тех, кого сакха взяли в степи. С таких, как я, что родились здесь, тебе пользы не будет.

— А от меня нужен ли кто, Драговит? — озаботился и Тугор.

— От помощи туров не откажусь. Мужики! И другие, кто хорошо земли Белого народа знает, тож сгодятся. Но, не боле пяти человек. Нас с волками и сулами и так в достатке. А Перуну большой силы не требуется.

— Ха! С Перуном я б и в одиночку идти не побоялся, — насмешливо подбоченился Браниша. — Пусть бы и со всеми волками разом! — бросил он вызов, явно ожидая, чем ответит ему жадно слушавший славнов Волич.

Но тому хватало ума не гневить бога, с коим он уж и так прошел немало троп по пути с полудня. А то, что Великий разлада в народе не терпит и увещевать борзых мастак невеликий, не знал ныне лишь самый тупой. Да и тот боле уж не ерепенился.

— Вождь, дозволь спросить? — внезапно тихо покликал Зорун, дождался благосклонного кивка и полюбопытствовал: — А что Марена?

— А что Марена? — буркнул Рагвит.

— Так она ж…

— Мы знаем, кто она есть! — отрезал Северко. — Дело говори.

— Мара-то противиться этому походу не станет? — невозмутимо поинтересовался Зорун.

— А ты полагаешь, будто от нее можно что-то скрыть? — выдал всеобщее удивление Парвит.

— Ну, да, — удовлетворенно кивнул Зорун и нарочито уставился себе под ноги.

…………

Сида в животе резко дернулась, и Мара задохнулась, получив увесистый пинок в нервное сплетение брюшной полости. Однако она уже приучила себя не реагировать на подобные неконтролируемые выходки собственного ребенка, будто на преднамеренное нападение, терпя их, как всякое неизбежное зло. Сида попыталась принести свои извинения за причиненные неудобства, но Мара лишь отмахнулась, борясь с проснувшимся раздражением латии. Сида, определив, что оно направлено не против нее, постаралась взять под контроль свое тело, с интересом изучая эмоции координатора. Ибо богиня смерти анализировала давно ожидаемое последствие принятия на себя некоего божественного облика. Этот Зорун взбесил ее своими мыслями о способности богини смерти воскрешать мертвецов. Хотя координатор не мог не признать: боги, олицетворяющие силы природы и все проявления человеческой жизни, теоретически должны управлять абсолютно всеми процессами. Справившись с раздражением, Мара вынуждена была признать, что претензии этого человека вполне обоснованы с его точки зрения. И если до сих пор никто из людей так упорно не желал просить ее о подобном противоестественном чуде, так только из-за страха перед гневом богов. Потому-то Перуну и пришлось продемонстрировать его, хотя в смерти этого самого Чедомира особой необходимости не было. Тем не менее, ее злило, что пришлось прибегать к подобным конструктивным, но слишком жестким мерам.