Предрассветные боги
Шрифт:
— Правителем народа? — округлились глаза эркэ.
— Да, — отрезала богиня ледяным голосом. — Именно правителем народа. Повелевать людьми могут лишь люди. И ты, Мирас, как следует, обдумай: хорошо ли, коли на одном теле по три-четыре башки сидят? Долго ли то тело живым останется, коли все головы к разладу придут? Боги послали вам возможность встать над своим народом. Вы молоды, но умны и чисты сердцем. Если сумеете сохранить свои сердца в чистоте, а ум незамутненным, то справитесь. Повелевание народом великих трудов требует и больших мук. Это не подарок от богов, а великая обуза. Коли готовы к ней, так впрягайтесь. Коли не верите в себя, так отойдите в сторону и отдайте сей труд другим. Боги и тут решать за вас не станут — своим умом обойдетесь. И отринь все свои думы, будто Белым народом повелевают боги — пора бы уж. Не заставляй меня думать, будто в твоей башке дыра, куда утекают все мои слова, — попеняла она застыдившему Мирасу. — Белый народ живет своим разумением и своей волей. И коли он однажды придет на вашу землю воевать, так это лишь по своей воле. Когда вы сами разожжете в сердцах этих людей ненависть и желание посчитаться с вами. Те его вожди, коих я узнала, к тому не
Они покидали логово повергнутого Чернобога с первыми лучами солнца. Отъевшиеся Вукена с Вуксаной трусили сторонкой от сотни воинов сакха, провожающих подале от священного аила саму… грозную богиню. Они не достигли еще и третьего аила, где недавно свирепствовал мор, как Дэрмэ не выдержал и прицепился к Маре, желая запастись ее поучениями на полжизни вперед. Янжи ехала рядом с ней, старательно развесив уши и запоминая наставления. А вот Баира, казалось, целиком выпала из жизни, закаменев в седле и глядя перед собой невидящим взором. Янжи порой косилась на нее, пытаясь уловить некие дивные изменения в подруге, каких просто не могло не случиться. В ней же богиня, так, может, она… Ну, должна же Баира обрести хоть что-то чудесное! Паче чаяния, та оставалась все той же простой девкой народа Хун, разве бросила хмуриться и злобно поджимать да покусывать губы. И вообще ушло из нее напряжение всех лет с того дня, когда она впервые собственной шкурой уразумела, что значит рабская доля.
…………
А Мара наоборот испытывала дискомфорт от нарастающего в ней напряжения, порожденного необходимостью решить крайне важный вопрос. Она раздумывала: вкладывать ли в Дэрмэ программу сбора и доставки Драговиту с Перуном остальных славнов, разбросанных по этой земле? В пользу подобного решения говорил тот факт, что оба этих неутомимых деятеля не захотят сидеть всю зиму на одном месте. И обязательно реализуют любой шанс побродить по этим землям под благовидным предлогом дальнейшего освобождения рабов. Опыт координатора однозначно указывал на то, что эти блуждания обязательно вызовут негативную реакцию вновь образовывающейся власти. А Дэрмэ с Мирасом сейчас нужен порядок и зримая поддержка заявившихся на их голову могущественных богов. Естественно, интересы этих двоих можно было бы сбросить со счетов, благополучно избегая совершенно ненужной заботы и выпустив дух стяжательства, обуявший родных братцев, на свободу. Противовесом служило понимание того факта, что они не могут привести на восток такое количество людей, которое может превысить допустимый процент вливания. Этим в невыгодное положение будут поставлены интересы хозяев своей земли, их устои и законы. Возникнет множество конфликтов интересов, что лягут тяжелым бременем на плечи Недимира и прочих вождей. К тому же, не будучи ученым, Мара не могла просчитать, сможет ли та земля вообще прокормить такое количество народа. Если в этот и без того шаткий расклад добавится еще и голод, то конфликты могут перерасти в настоящее противостояние.
В чехарду всех «за» и «против» вносило свою лепту еще одно обстоятельство: она не могла диктовать свою волю ни Драговиту, ни, тем более, Перуну. В отношении людей Мара ни под каким предлогом не желала нарушать закон невмешательства в жизнь аборигенов, доставшийся ей по наследству от координатора высшего уровня приложения. С Перуном все было сложней. С одной стороны, Мара обладала властью отдавать приказы, основанной на превосходстве ее возможностей и его добровольном признании ее лидерских прав. С другой, она не желала провоцировать в нем уверенность, что принятие любых решений и ответственность за них будет являться лишь ее прерогативой. Этот мир давно убедил координатора в том, что здесь самой эффективной является модель команды, подразумевающая инициативность всех ее членов. Значит, приказ, как инструмент воздействия, Мара может использовать лишь в крайних ситуациях при стопроцентной убежденности в максимальной конструктивности и непогрешимости ее решений. Во всех остальных случаях ей придется использовать лишь убеждение для выработки совместных решений. Инопланетный координатор в ней не приветствовал эту форму взаимодействия с подчиненными, а местная богиня уже не знала, а полностью осознавала необходимость такого подхода. Причем, не исключала, что ознакомившись с плодами самостоятельной деятельности Перуна, она может обнаружить немало погрешностей и ошибочно принятых решений. Однако даже подобные допущения не влияли на ее решимость придерживаться новой модели взаимодействия с адаптированными к местным условиям латиями.
…………
Мара забрала силу последнего из поверженных воинов, на коих они наскочили на седьмой день пути. Затем, поразмыслив, дала остальным полюбоваться обликом поначалу прекрасной богини смерти. Невидимая для людей, она неспешно шагала к застывшим на конях уже почти своим степнякам. Остальные воины — вперемежку и верные Дэрмэ, и те, что порешили с ним покончить — сдвинулись подале от валяющихся тел. Тех было не менее трех десятков вместе с нэйя Шэрипом, что не пожелал признавать в Дэрмэ нового нэкыпа. Он вел к священному аилу две сотни собранных по разным местам воинов, потому, как собрал воедино множество слухов о творящихся на земле сакха безобразиях. Нэйя, давно ненавидящий прежнего нэкыпа, вознамерился убить того, дабы заступить на его место. Будь он не столь жесток, как выведала из его башки Мара, этот зрелый муж и признанный воитель показался бы ей более уместным в роли правителя. Но, она не жаждала увидать его через пару-тройку лет на берегу Великой реки. А оно бы вполне могло случиться, ибо Шэрип ходил в набеги не за добычей. Верней, не столь за добычей, сколько утолить свой голод владычества над людишками. Насилие, убийства — вот те крылья,
что поднимали его душу к небесам в собственных глазах, коим заповедано было узреть правду о себе. И Мара велела Дэрмэ прямо и жестко выдвинуть кровожадному нэйя условие подчиниться ему, как нэкыпу. Шэрип высмеял сосунка, возомнившего себя мужчиной, и повел на его полсотни свои две. Однако, из тех двух сотен, на своих братьев решились напасть лишь три десятка родичей самого нэйя. Они и отдали Маре всю свою силу до капельки — один Шэрип еще жил, ожидая схватки с Дэрмэ, на чем нэкып настаивал всей душой.Мара сменила облик громадной прекрасной девы на уже проверенный жуткий старушечий. Дошла до своих четырех разномастных девок, сняла надоевший морок и на глазах замерших коленопреклоненными сакха показалась из воздуха рядом со своим Гауртом. Воины, досель потрясенно пялившиеся в небо с мороком, завидя ее в облике смертной, выдохнули, завозились на коленках, зашептались. Залезая в седло, Мара довольно благодарила удачу, что подвернулась вместе с Шэрипом. Будь на его месте кто-то, не столь спесивый и властолюбивый, ей не удалось бы набрать столько силы. У того, кто признал бы Дэрмэ сразу, она не стала бы губить воинов, а так все сошло, как нельзя лучше. Не горя желанием любоваться схваткой нэкыпа с непокорным нэйя, она вытянула у этого заносчивого упыря немного силы и тронула Гаурта в путь.
За спиной часть воинов размахавшегося мечом Дэрмэ бросилась к коням, дабы следовать за богиней. Волчицы тянули шеи и принюхивались к чему-то далекому.
— Впереди большая вода, — подсказала Баира, разглядывая кромку земли, сливающуюся с небом.
— До захода солнца поспеем? — спросила Мара, страстно мечтавшая искупнуться.
— Коли прибавим ходу.
— Гаурта жаль, — отреклась Мара от ненужной спешки. — Не станем гнать понапрасну коней. А ты, гляжу, в себя пришла.
— Я ее почуяла, — призналась Баира, покосившись на богиню полными огненной лихорадки глазами. — Богиня во мне дала знать о себе.
— Ну, не страшно теперь?
— Нет. Великая. Теперь не страшно. Она добрая. Она станет меня защищать. Я сходила с коня, как ты и велела. Касалась павших сакха. Богине это понравилось. А я стала слышать неслышимое. Великая, я буду осторожна. Стану беречь живот.
— Добро, — ответила Мара, задумчиво разглядывая облака над кромкой земли.
Она не слишком беспокоилась о разумнике ученом, что освоился в Баире — ее тревожили собственные поселенцы. Один все никак не мог толком ощутить себя в новом мире, коему не верил. А второй молчал, будто мертвый — никак не желал воскресать к новой жизни. Мара всей душой не желала терять ни одного из них, пусть и готова была к тому с первой встречи в подгорном сундуке. Ей предстояло немало потрудиться над их душами, совершенствуя свою, коей прежде они были бы безразличны.
Глава 7
Глава 7
Раскол
— Мара, ты как? — вылезла из-под дверного полога башка юной колдуньи из Рода Лебедя.
Прилетевшая в нее плошка мягко ткнулась в заколыхавшийся полог — голова ловкой девчонки пропала за тяжелыми шкурами. Затем Лунёк сунулась в дом уже целиком. Шагнула к очагу, присела — от нее пахло свежим морозцем, конским потом и крепким травяным духом. Мара нехотя открыла глаза, недовольно зыркнув на гостью — вынашивание человечьего дитя было для нее жуткой докукой. Богиня уж не чаяла, как от нее избавиться, но не смела торопить исход своей волей — дитя должно было обрести силы, потребные для жизни, как устроено в этом мире. Мара заворочалась под меховым покровом, куда завернулась, будто гусеница, и девчонка подбросил на угли пару колотых дровишек. Отерла руку и уложила ее на свалявшийся черный пук волос своей обожаемой богини. Кивнула на раздавшийся вширь живот:
— Мучает?
— Попробовала б она только! — прорычала сквозь зубы Мара безо всякого, впрочем, зла, а лишь с досадой. — Я ей разом все понятия на место верну.
— Ты прежде не сказывала, что это девка… Ну, будто она у нас богиня. Может, поведаешь, кто к нам явится?
— Это Берегиня Белого народа именем Сида.
— И в чем ее сила? — все поглаживала и поглаживала ее по голове Лунёк, чуя, как мученица затихает, млеет под ее рукой.
— Она охраняет пути, коими души попадают в Навьи пределы.
…………
Мара долго пыталась придумать божественную ипостась для своей собственной «дочери». Что-то более-менее серьезное этой латии-пилоту поручить было невозможно — его природные данные регулятора не воодушевляли. Он мог оглушить небольшое количество людей на весьма ограниченной территории. Но поддержание иллюзий ему давалось с трудом и лишь на краткий срок для скромной по меркам координатора аудитории. Не был он пригоден и для занятий медициной, столь успешно применяемой Живой да и Лелей, что в ближайшее время должна была родить Баира. И хотя эта латия-ученый была специалистом в неорганической химии, утратив прежние знания почти полностью утратила, тем не менее, уже сейчас вполне успешно лечила большинство болезней аборигенов. А уж процесс вынашивания ребенка Леля изучила досконально на собственном примере, в связи с чем все бывшие полонянки дружно опознали в ней одну из богинь Рожаниц-родуниц. Этот персонаж, как поняла в свое время Мара, отвечал за беременность и весь процесс размножения в целом. Хранительница, отвечающая за столь важный жизненный аспект, была весьма серьезной ипостасью, над которой они с химиком поработали со всей ответственностью. И прежде всего над внешним обликом в той его части, какой уже можно было полноценно заниматься. Родовая богиня славнов, Берегиня этого народа не могла позволить себе родиться с внешними наследственными признаками своей «матери» Баиры. Та принадлежала к другому антропологическому типу людей с иным строением тела, головы и формой глаз. Нет, у ее «дочери» Лели будут голубые глаза, указывающие на ее «небесное» происхождение, и светлые волосы, цветом максимально приближенные к природному золотистому оттенку покойной жены Драговита. Как и у собственной «дочери» Мары.