Председатель (сборник)
Шрифт:
Приземлившийся парашютист в своем куполообразном шлеме и прозрачной маске не подает признаков жизни. К нему подходят люди, впереди огромный старик с массивным лицом и большими усеянными гречкой руками. На нем элегантный твидовый пиджак, ослепительно белый воротничок туго сжимает морщинистую шею. Он приближается к парашютисту, распростертому на земле, берет его руку с растопыренными пальцами, затянутую в черную перчатку, и энергично встряхивает.
— Спасибо, дорогой товарищ! — говорит он без тени юмора в глазах.
Какой-то человек в рабочем халате взваливает парашютиста
— Сергей Иванович, — обращается роскошный старик к Гущину, подготовьте к понедельнику всю документацию.
— Вы довольны, шеф? — радостно говорит Гущин. — Четверка не подкачала?
— Ну, ну, плюньте через левое плечо, — проворчал шеф. — Экие вы, молодые, несуеверные!..
Окружающие засмеялись.
— Кого готовить, товарищ Главный? — почтительно обратился к старику авиационный генерал.
— Булдакова и Верченко, как обычно...
...Гущин вернулся домой. Бросил портфель на диван, снял пиджак и кинул туда же. Вошла Марья Васильевна
— Ты дома? — вяло улыбнулся Гущин.
— Откуда эта новая неприятная манера — удивляться тому, что я дома? Что ты хочешь этим сказать?
— Ей-Богу, ничего! — искренне ответил Гущин.
— Тебе хочется, чтоб я ушла? Гущин неопределенно пожал плечами.
Марья Васильевна подошла, взяла за подбородок, повернула к себе его лицо.
— А ну, признавайся, что натворил?
— О чем ты?..
— Старого воробья на мякине не проведешь, — сказала она озабоченно и с проницательностью грешного человека добавила. — Ты влюбился?
Гущин освободил подбородок и направился к книжной полке.
— Похоже на меня, — бросил устало.
— Не лги, не лги, у тебя не получается! — с тем же странным торжеством продолжала она. — Ты вернулся другим из Ленинграда Я сразу это почувствовала
— Да, — криво и принужденно усмехнулся Гущин. — Я бросил пить и начал одеваться.
— Не-ет, не притворяйся! Хочешь, я скажу тебе, что с тобой сталось?.. Ты не вернулся из Ленинграда!
Гущин вздохнул, пораженный ее угадкой.
— Не хватало еще, чтобы ты начала ревновать меня. Видимо, мне суждено пройти все круги семейного ада
— Да уж, рая не жди! — зловеще усмехнулась Марья Васильевна
— Ты вечером пойдешь куда-нибудь?
— Нет! Я же говорю: рая не жди. Ты мне очень интересен в роли влюбленного.
— Ты зря стараешься, — тяжело сказал Гущин, — не все в мире поддается опошлению.
— Ага!.. Признался!.. Ну, давай дальше. Чего ж ты?
— Слушай, я давно хотел тебя спросить: куда девалась Чистопрудная девчонка с огромными чистыми глазами?
— Какая девчонка? — удивилась Марья Васильевна
— Видишь, ты даже не помнишь ее. А мое несчастье в том, что я слишком долго ее помнил. Быть может, и сейчас еще помню, правда, лишь когда тебя нет рядом. А вот сейчас мне не верится, что она когда-то была... Неужели человек сбрасывает образ своей юности, как змея кожу, и ничего не уносит в последующую жизнь?
— Как это похоже на тебя: жестокость, холодность и высокопарность!.. Ответ в тебе самом — куда девался молодой, смелый летчик... простой,
доверчивый, искренний и главное — смелый, смелый! Он тоже умер?— Да, — побледнев, сказал Гущин, — это ты его убила...
...Утро. Гущин идет на работу. Вид него измученный. Он приближается к Чистым прудам и вдруг видит... Наташу. Он остановился, как-будто наскочил на стену, и кинулся за ней вдогонку. Наташа то появлялась, то исчезала в толпе спешащих на работу людей, и порой Гущину казалось, что это обман зрения, вроде миража, он прекращал погоню. И тут же вновь видел ее стройную, легкую фигуру, короткое синее платье в горошек, загорелые ноги.
Возле чайного магазина на Кировской он настиг ее.
— Наташа! — крикнул Гущин. — Наташа!
На него оборачивались. Обернулась и девушка в горошковом платье. Она и правда была очень похожа на Наташу, не только статью, но и чертами юного серьезного лица.
Гущин повернул к метро "Кировская". И опять ему показалось, что в толпе промелькнула Наташа Он перебежал улицу, но потерял ее из виду. И вдруг она мелькнула на ступеньках Почтамта и вошла внутрь. Он бросился следом
Наташа покупала журнал у киоскерши. Но Наташа была и самой киоскершей, и электрокарщицей, прорезавшей вестибюль на своей быстрой тележке, и молодой матерью с коляской была Наташа. Она вселялась во всех и вся, от нее не было спасения. Гущин прислонился к мраморной колонне, коснулся виском, а потом и лбом ее холода. Даже в гуле почтамта ему слышался Наташин голос...
...Гущин сошел с автобуса возле своего научно-исследовательского института. Вынул из бумажника пропуск и вошел в проходную. Охрана здесь военизированная. Пропуск Гущина подвергся почти столь же дотошной экспертизе, как на "Ленфильме".
Гущин пересек совершенно пустой, без деревца, двор и поднялся на второй этаж. Внутри институт напоминал больницу будущего, где царит стерильная чистота и белизна, и больные не валяются в коридорах. Толкнув одну из белых дверей, он вошел в конструкторское бюро. Ему было достаточно беглого взгляда, чтобы понять — случилось несчастье.
— Булдаков разбился, — предупреждая его вопрос, сказал молодой чернявый инженер.
— Не может быть! — потрясению проговорил Гущин.
— Ты находчив!
— Причина?
— Сперва не отделилось кресло, затем не сработал каскад.
— Бред! — прошептал Гущин. — Дикий бред!
— Шеф тоже сказал: бред. Но факт налицо: Булдаков мертв.
— Это не наша вина, — убежденно сказал Гущин. — Где Старик.
— Шеф на аэродроме. Теперь ему хана — сорвано правительственное задание.
— А Верченко?
— Его не пропустили врачи — давление...
— Надо же!.. Слушай, ты на машине? Подбрось меня до аэродрома...
...Подмосковный аэродром. В кабинете начальника говорит по телефону огромный, старый, но не дряхлый человек с массивным лицом и большими, усеянными гречкой руками.
— Что поделать, — говорит он низким, густым голосом, — у дублера повысилось давление. Да, сорвано... Буду нести ответственность за все. Мне не привыкать.
В кабинет вошел Гущин, он слышал последние слова своего начальника.