Прекрасная маленькая принцесса

— Вот для чего хорош твой рот, — говорит он, — брать мой член и глотать мою сперму. Я хочу, чтобы ты приняла все до последней капли.

Мой живот сжимается, когда я понимаю, что он близко. Головка его члена набухает и твердеет еще больше, когда он наклоняется вперед, глубоко вдавливаясь в мой рот один, два, три раза. Горловой стон вырывается из него, когда он крепко держит мой затылок и вгоняет свой член в мое горло.

Я давлюсь, и через секунду горячая, липкая, вязкая струйка стекает по задней части моего языка и в мое горло. Он так глубоко, что я глотаю сперму, даже не чувствуя ее вкуса, и я задыхаюсь, когда слезы текут из уголков моих глаз.

Хватка Петра смягчается, когда он тяжело дышит, и медленно он вытаскивает себя из моего рта.

— Вылижи его дочиста, невеста, — командует он, держа кончик перед моими губами, как леденец.

Я подчиняюсь, обводя его головку языком и пробуя на вкус жемчужину соленой спермы, которая вытекает из кончика. Как только я заканчиваю, он отступает и натягивает штаны, быстро застегивая их.

— Неплохо для первого раза, — небрежно говорит он. — Но не волнуйся, практика — это совершенство, и у тебя есть целая жизнь, чтобы совершенствоваться. — Затем он поворачивается и выходит из кладовки, оставляя меня безмолвной на коленях.

Как только за ним закрывается дверь, я падаю на землю, мои ноги подгибаются подо мной, а ладони находят холодный, беспощадный пол. И я начинаю рыдать.

Такой будет моя жизнь? Я просто кусок мяса, который Петр использует как средство для того, чтобы получить разрядку?

Я чувствую себя потерянной, брошенной и совершенно безнадежной. И я знаю, что никому не могу рассказать. Разговоры с братьями пока только ухудшают ситуацию. Я знаю, что они просто пытаются защитить меня, но что бы они ни делали, это только затягивает петлю на моей шее.

Нет, чтобы пережить это, мне нужно научиться страдать в тишине и надеяться, что все станет лучше. Но насколько все может стать плохо?

Я содрогаюсь от возможностей.

10

СИЛЬВИЯ

— Мне это не нравится, — заявляет Нико, прислонившись к дверному косяку моей комнаты.

— Да, ну, тебе это не обязательно должно нравиться, — сухо напоминаю я ему, застегивая молнию на своем чемодане на колесах и вытаскивая его с кровати на пол.

Я отправляюсь в Нью-Йорк на длинные выходные с семьей Велес по личному приглашению Матроны. Чтобы сгладить ситуацию и показать, что наш союз снова на верном пути, как говорит Отец.

— Я, черт возьми, ненавижу это, — рычит Нико, проводя пальцами по волосам в характерном жесте разочарования.

Катя чемодан к двери спальни, я грустно улыбаюсь брату.

— Все будет хорошо, — обещаю я, хотя все еще пытаюсь убедить себя в том же.

— Он тронет хоть один волосок на твоей голове, и ты позвонишь мне. Мне все равно, что говорится в контракте. Я прилечу в Нью-Йорк и вырежу ему сердце, — яростно говорит Нико.

Поднявшись на цыпочки, я слегка чмокаю брата в щеку.

— Ты мой самый любимый человек на свете. Ты знаешь это?

Нико криво усмехается.

— Вот, я отнесу это вниз, — предлагает он, высвобождая ручку моего чемодана из моей руки.

— Спасибо.

Я следую за ним, пока он сравнительно легко поднимает значительный вес и спускается в фойе. Лука и Кассио ждут меня там, на их лицах одинаковые выражения громового недовольства.

— Хочешь, я последую за тобой и спрячусь? — Предлагает Кассио, когда я останавливаюсь перед ними. — Я уже делал это раньше. Я смогу сделать это снова.

Я хихикаю, благодарная за его дерзкий юмор. Приятно смеяться после всего моего последнего стресса. И все же, приступ меланхолии заглушает смех в моем горле. После того, что случилось с Петром в кладовой с краской, все кажется другим. Я чувствую себя по-другому, словно теряю последние мазки детской невинности, пока картина моей жизни становится темнее и ужаснее.

— Ты смеешься сейчас, но я серьезен. Я буду твоей молчаливой тенью. Только скажи слово. Я убью любого, кто хотя бы не так на тебя посмотрит.

— Спасибо, Касс, но я думаю, что лучше сделать это самой.

Я обнимаю его посередине, и Лука зажимает меня, прижимая меня между ними.

— Вам, ребята, не обязательно было приходить домой только для того, чтобы проводить меня. — Говорю я, когда они наконец отпускают меня. Никто из них больше не живет в семейном поместье, поэтому каждый из них приложил все усилия, чтобы попрощаться со мной.

— И упустить возможность подразнить тебя? Никогда. — Лука нежно гладит меня по подбородку.

— Отец придет? — Спрашиваю я, глядя в сторону коридора и его кабинета.

Губы Нико сжимаются в тонкую линию, говоря мне все, что мне нужно знать. У него, должно быть, «неотложные дела», и у него нет времени попрощаться. Не то чтобы он когда-либо был тем, кто раздает отцовскую любовь.

Раздается стук в дверь, и мое сердце подпрыгивает к горлу. Я поворачиваюсь на шум, когда Альфи входит в фойе, чтобы ответить.

— Я мог бы просто убить его сейчас и сэкономить тебе перелет туда и обратно, — предлагает Нико, звуча слишком обнадеживающе.

— Ты же знаешь, я не скажу «да», — упрекаю я, обнимая его.

Он целует меня в макушку.

— Люблю тебя, Скаут, — бормочет он.

Это вызывает у меня слезы. Такими словами не разбрасываются в моей семье, и для меня очень много значит их слышать. В то же время это дает мне странное предчувствие. Как будто это последний раз, когда я вижу Нико. Я заталкиваю это чувство в темный угол своего сознания.

— Я тоже тебя люблю, — выдыхаю я, крепко сжимая его, прежде чем отпустить.

Петр стоит на крыльце, ожидая, пока я подкачу чемодан к двери. Альфи без колебаний подхватывает мой багаж и несет его к машине, ожидающей на подъездной дорожке. Применяя свой джентльменский вид, мой жених предлагает мне руку, и я ее принимаю.

За последние полторы недели, с тех пор как он потребовал минет вместо извинений, мы с Петром обрели нелегкое перемирие. Он больше никоим образом не навязывался мне. Он не издевался надо мной. Вместо этого он сохранял отстраненную, бесстрастную формальность.