Прекрасная пастушка

Мешок раскачивался, уменьшаясь на глазах, Рите казалось, она даже слышит свист выходящего из него воздуха, она неотрывно следила за ним, как лайка, готовая поймать толстую муху, которая дразнит ее, летая перед самым носом.

— Да, да, у каждого из нас есть такой мешок, — настаивал Сысой Агеевич.

— Но разве смерть иногда не приходит… раньше времени?

— Нет. — Сысой Агеевич улыбнулся. — Если человек рано умер, значит, он неправильно распорядился своим мешком.

Рита невольно поежилась. Нельзя сказать, что она никогда не думала о смерти. Как и всякому человеку, ей в голову приходили страшные мысли, но она быстро отгоняла их от себя как что-то болезненное.

Золотые кольца нерпы искрились в свете пламени, гудевшего в печи. А не лежат ли в глубине мешка настоящие золотые кольца, снова подумала Рита. Если, в мешке ее жизни есть все, то, значит, должны быть и они. Как бы ей потрясти мешок своей жизни, чтобы они поскорее выскочили наружу?

Она не раз думала об этом с тех пор, особенно часто после того, как Ванечка заинтересовался отцом. А теперь еще эта неожиданная встреча с Решетниковым. Так что же, выходит, Сито-Решето… он, может, тоже выпрыгнул из… мешка ее жизни? Иначе он не возник бы снова у нее на пути…

Рита усмехнулась, затормозила перед красным светофором. Недалеко отсюда, сразу за поворотом, в старинном отреставрированном купеческом особняке, находится дирекция телевизионных программ. Она вспомнила об этом, и перед глазами возник Алик.

Рита взглянула в зеркало заднего вида, собираясь убедиться, что тушь на ресницах в полном порядке. Взгляд ее поймал машину, которая почти уперлась ей в бампер.

Ну, что за козел, то есть домашний олень, — поправила она себя и улыбнулась. Рита где-то подцепила эту фразу недавно, и она ей нравилась.

О Господи, это же Алик. Легок на помине. Разлегся на переднем сиденье в привычной барственной позе, откинувшись йа спинку кожаного кресла черного, как негр, джипа, и ухмыляется, уставившись в ее зеркало.

Рита подняла руку, пошевелила тонкими пальчиками и улыбнулась, приветствуя его.

С некоторых пор она улыбалась с легкостью и когда надо. Научилась. До Чукотки она совсем не владела этим искусством. Сысой Агеевич заметил это и сказал:

— Человек, который не умеет улыбаться, не должен открывать магазин, так гласит восточная мудрость.

Рита уронила толстую иглу с суровой ниткой, которой она сшивала шкурку полярной лисицы.

— Вот уж чего никогда не собиралась делать — открывать магазин. — Потом осеклась, заметив в глазах старика печаль и сочувствие.

— Эта мудрость не про магазин, Рита. А про человека, который не умеет улыбаться. Если он не умеет улыбаться, он плохой человек.

— П-почему?

— Потому что у него нет согласия с собой. — Он вздохнул. — Нет покоя внутри. Он все время недоволен. Не будет у него успеха, магазин он откроет или пекарню. Понимаешь? — Он помолчал и добавил: — Или будет просто жить.

Рита улыбнулась еще шире и с еще большей горячностью помахала самодовольному Алику.

Даже такого, как он, незачем грубо отталкивать. У этого мужчины, как и у большинства из них, поняла Рита с годами, в голове сидит то, что заложено веками. Им кажется, что ничего не изменилось.

Для мужчины любая женщина — это существо, единственное желание которого заключается в одном: любить мужчину и радоваться тому, что он обращает на нее внимание. А если он каким-то образом выражает свое восхищение ею, то она должна ему служить безоглядно, даже… подражать ему!

Но сейчас мужчина подражает ей, улыбнулась Рита, наблюдая в зеркало заднего вида, как Алик повторяет ее движение пальцами, правда, не слишком изящно. Пальцы толстоваты, усмехнулась она, и не гнутся, поэтому издали кажется, что он и не шевелит ими, а мнёт упругий теннисный мячик.

Сейчас многое изменилось. Прошло то время, когда людей ценили за то, что они соблюдали традиции; человека стали ценить за его самоценность, за то, что у него внутри, в душе, за его личные качества.

И это время тоже прошло, сегодня такая «штучная работа» не ценится даже… в чучелах. Сегодня тип героя другой — это человек, который может хорошо подать себя и продать то, что умеет делать, получить за это деньги и потреблять. Много, разнообразно, жадно.

Клиенты Риты Макеевой именно такие. Они хотят, чтобы их дома были набиты удивительными вещами, невиданными, отборными.

Таков и Алик, Олег Сергеевич Щербаков, который вместе с охотничьим диваном не прочь «потребить» и ее, но в рысьей шубке. Кстати, это ведь ради себя самого он хочет и ее сделать еще более ценной, снимая для местных «Новостей». Как он крутился возле нее на открытии таксидермического салона! Как целился камерой в столь необычные глаза рыси.

— Сенсация, сенсация! — шептал он. — Ты, Макеева, самая настоящая сенсация!

Он поднимал ее ценность, рассчитывая уложить на тот диван, тем самым придав дополнительную ценность и дивану, который он, покупая; потреблял.

Петрович тоже уловил «жаркое дыхание времени» и решил устроить аукцион после закрытия салона. Он почувствовал, что Алик купит диван за еще большие деньги — кому, как не Алику, уловить суть героя нынешнего времени? Он ведь сам выпускает такого героя на телеэкран. Молодец, Петрович, похвалила мысленно Рита своего хозяина.

Исходя из теории существования мешка жизни Рита вывела интересную закономерность: для того чтобы вынуть положенное человеку в данный момент, всегда найдется тот, кто вынет. Человек-проводник. Причем он сам не знает, что ему предписано невесть кем выполнить определенную функцию в жизни другого.

Невероятное совпадение, если взглянуть со стороны: Сысой Агеевич оказался знаком с Захаром Петровичем, а Риту Макееву занесло в дом к Сысою Агеевичу. Может, в том и заключается смысл передвижения людей по земле — они ищут тех, кто из твоего мешка жизни вынет то, что тебе положено получить в данный момент?

Можно, конечно, сидеть на месте и ждать. Но велика ли вероятность того, что ты вовремя получишь положенное тебе? Не слишком-то. Под лежачий камень вода не течет — вывод, сделанный века назад. Банальность. Но ею становится истина, усвоенная всеми.

Светофор наконец переключился, Рита резво взяла с места. Джип Алика не отставал. Черт побери, разозлилась она, его шофер хочет въехать ей прямо в бампер?

Она взяла резко вправо и подрезала новенькую «десятку» противного голубого цвета, как старомодные женские трусы. Такие были у матери. Заскрипели тормоза, но Рита шмыгнула в переулок, чтобы дворами подъехать к парадному подъезду.

Сердце билось громко, она положила руку на грудь, пальцы заметно дрожали.

— Старый дурень, — прошипела она.