Прекрасный белый снег

Бесконечные, казалось бы, подъемы перевором на отдельно стоявшей в углу зала нижней жерди разновысоких женских брусьев постепенно как-то превратились в подъём разгибом, переворот вперёд и отмах в стойку на руках. "В стоечку, Светик, в стоечку! Так, носочки тянем, животик подобрала!" — говорил ей тренер, всё чаще добавляя: "Отлично! Умничка! Так держать!" И всё это, особенно "Отлично... Умничка!" день ото дня нравилось маленькому Светику всё больше.

Так, незаметно для неё, прошло почти полгода, группа их с двадцати примерно человек мало по малу съёжилась до семерых упорных и отчаянных девчёнок, среди которых наша маленькая Светочка была, если и не самой смелой и отчаянной, что тоже очень даже вероятно, то уж самой упорной точно. К концу апреля, ближе уже к маю, вместе с появлением первой зелёной травки и молодых листочков на вымытых весенними дождями тополях и липах в маленьком скверике напротив Светкиного дома, появилось и первое в её жизни спортивное достижение — Светка выиграла первенство ЛОС ДСО "Зенит" среди таких же как она девчушек-первоклашек, и выполнила первый юношеский разряд. На торжественной церемонии награждения, по окончании второго дня соревнований, под аплодисменты зрителей с балкона ей вручили красивую, белую как снег грамоту с золотым тиснением и ценный приз — симпатичный маленький будильничек с надписью на коробке: победителю соревнований. Для маленького Светика это было совсем не маленькое счастье...

За весной, как и положено природой, наступило лето, печеньем, пирожеными и золотыми конфетными обёртками отшелестел прощальный вечер в теперь уже втором "А" классе, и бывшие первоклашки до осени разбежались по домам. Одних родители везли на дачу, под присмотр бабушек, другие собирались в пионерлагеря. Первый свой школьный класс Светка закончила на пятёрки и четвёрки, и красивых, чем-то напоминающих ей маленьких симпатичных лебедей пятерок в табеле маленького Светика оказалось гораздо больше чем строгих на вид четвёрок. Школа, как и гимнастика, давалась ей легко.

На дачу с бабушкой Светка, конечно, не поехала, и в пионерский лагерь тоже. Уже через неделю с небольшим она, впервые в своей жизни, проснулась утром по звонку в спортивном лагере её уже любимого Зенита, в посёлке Толмачёво, что в полутора десятках километров от Луги, под Питером, тогда ещё, конечно, Ленинградом.

Лето то, первый в её жизни спортивный лагерь, Светка теперь, конечно, и не вспомнила бы как следует. От солнечных тех, жарких дней, как и от лица первого её тренера, почти мальчишки со значком мастера спорта на груди, остались только смутные ощущения какого-то детского, хоть и трудного, но радостного счастья, и короткими яркими вспышками, удивительно чёткие картинки тренировочно-лагерной жизни на берегу мелкой быстрой речки под названием Каменка.

Отчётливо запомнила она небольшой песчаный пляжик под ярким солнцем, ослепительно зеленую, жёсткую траву, стебельки её так приятно покалывали ноги, фонтаны сверкающих на солнце брызг из под ладошек, смеющиеся лица мальчишек и девчёнок, всё это одной большой картинкой как на моментальном фото сохранилось в её маленькой светленькой головке. Она помнила длинную, собранную из лыж упругую акробатическую дорожку, брусья и брёвна на залитой солнечным светом площадке между сосен, дорожки в лесу где они бегали на зарядку по утрам, но сами пробежки, как и тренировки, из памяти её отчего-то стёрлись, наверное, как лишние и ненужные теперь детали.

И ещё, эти танцы в полумраке, в маленьком актовом зале на втором этаже школы где они жили, по пятницам и субботам, вечерами — одной сплошной картинкой отпечатались они в её детской памяти:

..."Синий синий иней

Лег на провода

В небе тёмно-синем

Синяя звезда

Аа-аа, только в небе

В небе тёмно-сииинем..."

Она вспоминала немудрёную ту, тоскливую немного и такую волнующую её детскую душу песенку, и перед глазами живо вставали грустно поющие что-то своё, одинокие и прекрасные в свекающем под ночными звёздами инее провода в глубоком чёрном небе, и ей становилось грустно и тревожно...

Отлично Светка помнила, теперь правда, уже и сама бы толком не сказала, из этого ли лагеря, или из второго, да и неважно это, думала она, какая на самом деле, разница, ведь это было, было же то её выступление на концерте в родительский день, когда она, бледнея загорелым лицом под глупое хихиканье мальчишек, с огромным красным бантом в и без того пшеничных, а к середине лета выгоревших добела волосах, на пару с мальчишкой-пятиклассником читала изумлённым зрителям длиннющий отрывок из Ромео и Джульетты, и как они хлопали потом как сумасшедшие, а она, счастливая, улыбалась, оттого что нигде не успела ошибиться...

"Не надо, верю. Как ты мне ни мил,

Мне страшно, как мы скоро сговорились.

Все слишком второпях и сгоряча,

Как блеск зарниц, который потухает,

Едва сказать успеешь "блеск зарниц".

"Да уж, — вспоминала иногда тот странный вечер Светка, — очень детские стихи..."

Эта безумная, очевидно полоумная идея, с Вильямом нашим, Шекспиром, принадлежала пианистке, штатной зенитовской пианистке, какие всегда есть в гимнастических залах, довольно молодой ещё, слегка полноватой женщине с темпераментом улитки. Как вообще она умудрилась дойти до такой абсурдной мысли, являлось совершеннейшей загадкой. Девчёнке-второкласснице, в советском спортивном лагере, и поручить читать такое! И тем не менее, успех был жуткий. Зал просто содрогался от восторга! Но самое интересное, что маленький ещё вроде Светик этим событием и сам оказался потрясен до глубины души, прямо сразу и на многие последующие годы...

Так, почти незаметно, пролетело два месяца лагерной спортивной жизни, Светка загорела дочерна, вроде бы ещё больше похудела и вытянулась немного. И в школу, после двух недель с родителями и бабушкой на даче, первого сентября явилась уже не малышка-первоклашка с голубыми изумлёнными глазами, а вполне себе симпатичная, стройненькая загорелая девчушка, примерявшая уже и лифчик на неожиданно, за каких-то пару недель, едва, но уже достаточно заметно успевшую вдруг оформиться двумя половинками спелого беленького яблочка маленькую грудь...

Глава вторая

Здесь, с позволения читателя, автор хотел бы остановиться ненадолго, вздохнуть поглубже и парочку минут подумать. Автору и самому вдруг стало интересно, а зачем в таких подробностях описывать младые годы нашей героини? К чему всё это? Имеет ли детство маленького Светика хоть какое-то отношение к истории о взрослых людях, Веничке и Светке, коей изначально и было посвящено грустное сие повествование? Нужно ли нам это? Не станет ли скучно вдруг любезному читателю в процессе чтения сих многословных строк? А не вернуться ли нам, подумалось тут автору, в психушку? Устроить, к примеру, небольшую потасовочку между психами, с непременным разбитием гипсовами бюстами голов несчастных пациентов, частичной потерей памяти последними и последующим её счастливым возвращением? Или, скажем, прокатить изумлённого читателя на хвосте истребителя-бомбардирощика с вертикальным взлётом, в обществе потрёпанной временем и чрезмерным употреблением газированных напитков звезды Канн и Голливуда? Да и Костян, Костя-Константин, очень даже удачно на сцене появился! Так отчего бы нашему Константину в лесок не прогуляться, в компании парочки обширявшихся бандитов? А что, вполне приличный ход! Читатель не находит? Правда, кое-что слегка напоминает... Задумаешься тут! Так что, вернёмся-ка мы, пожалуй, к нашему маленькому пока, но так стремительно взрослеющему Светику, да попробуем узнать ещё немножко о её счастливом детстве. Может, впоследствии это нам и пригодится...

Сентябрь наша маленькая героиня встретила с тайным ожиданием какого-то нового, неожиданного радостного счастья и охапкой цветов на торжественной линейке — привезённых с дачной бабушкиной клумбы огромных белоснежных хризантем и высоких знойных гладиолусов. Будущие выпускники и выпускницы, десятиклассники в синих пиждачных парах и больше похожие на студенток десятиклассницы провели под ручки свеженьких, растерянных, но ещё счастливых в своём неведении первоклашек по широкой лестнице старой, дореволюционной ещё постройки школы в сердце Петроградской, вытирая украдкой непрошенные слёзы отплакали положенное взолнованные мамаши, непривычно громко после каникул прозвенел первый торжественный звонок и новый учебный год наконец-то начался. А вслед за первым, не совсем ещё учебным, скорее полупраздничным каким-то днём, потянулись чередой школьные обыденные будни. Уроки у Светки чередовались с тренировками, тренировки с уроками, опять уроки, снова тренировки, и так по кругу. О прогулках с подружками, после школы во дворе, Светка даже и не мечтала, она давно уже забыла что это такое. Беззаботное весёлое детство, каким жили её подруги-одноклассницы ей заменил спортивный зал, брусья, акробатическая дорожка, бревно и зелёный гимнастический ковёр. Между тем, время стремительно летело, вот уже и клёны с тополями в любимом Светкой парке на Горьковской, неподалёку от их дома, сбросили свой рыжий огненный наряд, и холодый осенний ветер погнал по опустевшим дорожкам ржавую пожухлую листву в сторону встававшей на дыбы серыми волнами Невы. А вскоре, проснувшись поздним утром в воскресенье и первым делом выглянув в окошко, Светка увидела и белое пушистое покрывало — выпал первый снег. Сверкающий под ярким солнцем на неожиданно ударившем вдруг ноябрьском морозе, тихий и торжественный в своей первозданной чистоте, прекрасный белый снег...

День этот, и этот снег, пусть даже и первый, как и большинство других, таких же прекрасных зимних дней, Светка, конечно, не запомнила бы тоже, и этот чуть обжигающий с непривычки щёки и пальцы на руках морозец, и яркое над нетронутым ещё снегом солнце, и играющие в снежки напротив школы мальчишки, всё это уже случалось в её жизни и повторится ещё не раз, не два, и даже не двадцать два. Но именно сегодня, в этот первый, почти уже зимний день, произошло нечто, запомнившееся ей надолго...