Презумпция виновности

– Вам нужен документ в уголовное дело.

– Еще раз молодец. Если я ничего не найду в Холмске, меня обязательно спросят – а почему ты, гражданин следователь, зная московский адрес Головацкого, не осмотрел квартиру?

– Я вас понял.

– Повтори еще раз адрес, – приказал советник. – Что-то голос твой мне не нравится. Ты там сознание не теряешь?

Мацуков повторил, и Кряжин повесил трубку.

Глава девятая

Под утро Сашка стал чувствовать признаки чудовищного беспокойства. Странно, что все предыдущие часы, даже когда по нему вели прицельный огонь, это чувство не посетило его ни разу. И лишь сейчас, когда заканчивалась ночь и купола на церкви Николая-угодника стали черными на фоне фиолетового неба, он начал понимать, что город для него сделался слишком тесен.

Чердак девятиэтажного здания на Малой Кавказской улице был удобен тем, что неподалеку от окна, на пятаке кровли, не просматриваемой ни из одного подъездного люка, проходила труба водяного отопления, и это было единственное место на чердаке, где труба не была покрыта плотной фольгой и стекловатой. Жар от нее шел нешуточный, и разомлевшему Пикулину удалось даже соснуть несколько часов.

Положение было критическим. В кармане заканчивались деньги, квартир, в которых можно было бы отсидеться и успокоить взбудораженное сознание, в городе больше не было. У него дома дежурит прокуратура, у Таньки сидит братва (знать бы – не наделали ли те чего с ней), Шельмин, дядя Гена – сука. Только он мог назвать адрес Таньки. Сопьяна взяли в оборот менты, а от Кащеева проку еще меньше. Он в морге. Черт возьми… Сашка, прошедший зону, знал, что такое смерть и что такое быть за нее ответственным. Выходило же, что это исключительно благодаря ему Кащей подставился под пули и сгинул.

Дела…

Вытряхнув содержимое всех карманов, Сашка осмотрел все, оценил и со вздохом стал укладывать обратно. У него имелось несколько сотен рублей, заложенная за тыльную сторону бумажника сотня долларов, водительское удостоверение и полупустая пачка сигарет.

Деньги в квартире, конечно, нашли. Сашка не знает, как у этих ментов, а вот если бы такое случилось на зоне общего режима, где он сидел, то из почти двухсот тысяч рублей, найденных в его владениях, зоновские «красные» описали бы под протокол осмотра тысяч сто. Остальные разошлись бы промеж них в качестве премиальных. Так же и с передачами с воли. Колбаса, сало, варенье, конфеты – все пополам. И с кем? С ментами! Не по своей, правда, воле, однако сидел-то Сашка именно за то, что забирал у кого-то тоже не по их воле… Ищи правду после этого и не верь шутке, что братва сидит лишь потому, что мусора гуляют на свободе.

Против ментов Сашка никогда ничего не имел. Каждый человек волен определять свой путь в жизни. Не случись тогда по пьяной лавочке вымогательства, о котором он узнал, лишь когда их взяли, Пикулин и сейчас бы считал, что служат в милиции исключительно те, кто правду жизни и справедливость понимают лучше его, Сашки. Разуверился он только наполовину. Он видел тех, кто правду понимает действительно лучше его. Видел, как работают настоящие сыскари – грамотные, умные мужики, и Сашка уже тогда понимал, что ему до их правды, настоящей, сермяжной, далеко. Так умеют только они.

Но остальная часть – это те, кто вполне мог бы сесть быстрее его, Пикулина, и преградой для этого является лишь то, что на их плечи какой-то идиот пришил погоны. Такие вот, с позволения сказать, сыщики лупили Сашку трое суток подряд и задавали один и тот же вопрос: «Это ты убил Колосова пятого мая, Жигунова восьмого июля и Потапова третьего сентября?»

Сашка ни разу в жизни не пересекался ни с первым, ни со вторым, а о третьем мог тогда сказать лишь то, что однажды осенью сидел дома, ужинал на скорую руку – яйцами с колбасой, и по телевизору в новостях сообщали о каком-то директоре Потапове, который был расстрелян где-то из чего-то.

Троим оперуполномоченным уголовного розыска помимо вымогательства, которое, как известно, не является почетным ни для воров для отсидки, ни для сыщиков для раскрытия, хотелось выколотить из задержанного паренька явку с чем-то более внушительным.

Один так и говорил: «Слушай, Саня, далось тебе это вымогалово. Пошлая статья, авторитета ни на грош. А ты представляешь, если ты «заедешь» со «сто пятой» [4] , да еще неоднократной? Тебе так и так коротать, так лучше уж лишний пятерик, да с положением, чем тот же пятерик, да в «мужиках» [5] .

4

Ст. 105 УК РФ – «Убийство».

5

«Мужик» – зэк, не нарушающий режима администрации колонии, но и не идущий у нее на поводу, не являющийся криминальным авторитетом, но и не презираемый, живущий на зоне своей жизнью (вор.).

Пикулин отвечал всем приблизительно так же: «Ты, мент, сам подумай, какой навар случился бы, если бы ты на «красную» зону прибыл бы, да с тремя «мокрухами» – лет двадцать гоголем ходить средь лохов-взяточников, а? Красота».

За это его били, били хорошо, он еще два месяца кашлял кровью. Но ничего. Насколько ему известно от все тех же оперов, которые за пять лет его отсутствия в Холмске стали уже капитанами и операми старшими, все три убийства так и висят «темняками». Видать, охотников ходить в авторитетах на зонах нынче все меньше и меньше. А других способов превратить преступления «темные» в преступления перспективные для раскрытия местные сотрудники уголовного розыска пока не изыскали. Никто из холмчан не хочет ехать положенцем на зону – хоть убей.

Но тогда Сашке хоть говорили – возьми на себя убийство того-то, того-то и того-то, убитого там-то и во столько-то. Все конкретно, никакого тумана. А что происходит сейчас?

Нынче ищет милиция, ищет братва и, в чем сомневаться уже не приходится, – прокуратура. Причем ищут так старательно, словно именно Сашка является первопричиной того, что война на Кавказе не заканчивается, инфляция растет, а Россию не принимают в Евросоюз. На памяти Пикулина был один такой случай. Почти с таким же усердием искали холмского маньяка Айстахова. Ублюдок насиловал девочек, и его искала Генеральная прокуратура. Среди жертв оказалась дочка Паши Горемыки – холмского положенца, так братвы с фонарями в области было столько, что милиция уже не знала, что готовить в качестве ИВС, когда Айстахова найдут: то ли пустующий ангар на аэродроме, то ли бомбоубежище, оставшееся после войны.

Но тогда сработала именно прокуратура. Кащей рассказывал, что под Владимиром Айстахова словил какой-то «важняк» из прокуратуры, причем сделал это сам, без братвы и трех полков участковых инспекторов и оперов. Фамилии его Сашка, конечно, уже не помнит, много времени прошло, но в памяти та история осталась. Вот таких «красных» Пикулин уважал всегда.

А за что сейчас ищут его?

Сашка отказывается понимать. Сколько ни крутил в голове ту историю с подъехавшим до дома на Столетова пассажиром – не может догадаться, за что ему такая напасть.

Ну, взял клиента на «Полтиннике». Ну, поманежил его, пьяного, малость и повез на Столетова. Ну, обсчитал рублей на четыреста. Но кто сейчас не обсчитывает, спрашивается? Бабка на вокзале, и та старается семечек в карман насыпать чуть меньше, чем в стакане было!

Дальше что было? Дальше честный идиот по фамилии Пикулин понес мертвецу на квартиру чемоданчик, который тот оставил в машине.

Пришел. Что увидел? Клиент лежит мертвый, и чемоданчик ему как бы теперь и не нужен. Но Сашка ушел с кейсом не потому, что понял это, а по той причине, что страшно стало, и о кейсе он вспомнил, уже когда уходил огородами домой. Болтался в руке, как нарост.

Дома он кейс вскрыл – было бы странно, если бы после всего, что довелось увидеть, кейс остался невскрытым! – и что явилось предметом, который, как считал Пикулин, и послужил причиной убийства? Кирпич. Из таких строят дома, такие используют, за неимением мангала, дикари на природе, автолюбители подкладывают сей предмет под колеса, когда меняют покрышки, а отмороженные наркоманы применяют при отборе имущества у граждан.

Можно, конечно, предположить, что ценность заключалась не в содержимом, а содержащем. Замки, быть может, платиновые? Черта с два. Пикулин их ломал, поэтому может точно сказать, что замочки из стали, причем из легированной. Платина при ударе зубила не дает искр. Да и вообще, дались эти замки…