При казенной бумаге

Арестант, благодаря долгому тюремному сиденью, был совсем не в курсе текущих событий, но кое о чем все-таки догадывался. Помогало, может быть, особое, почти инстинктивное чутье, развивающееся в вынужденном одиночестве. И сейчас арестанту казалось не совсем понятным, почему вахмистр разговаривает о грядущих событиях не только без всякого огорчения, но даже с некоторой радостью. Вахмистр легко, как по книге, прочел мысли собеседника и объяснил:

– - Вы вот, молодой человек, пожалуй, и за людей нас не считаете, а мы многое понимаем не хуже вашего. Если вожжи через меру натягивать, так они и оборвутся, пожалуй. И кони всю телегу разнесут... Так что от всего нашего житья одно мокрое место останется. Поослабить надо. До пределов умственности.

– - Внизу поумнели, да сверху дураков много!
– - выговорил тот писарь, что стучал на машинке.
– - Добром не дадут.

Вахмистр крякнул.

– - Не дадут, так сами и поплачутся. Наше-то дело небольшое.

– - Однакоже... а если без дела придется остаться?
– - поинтересовался арестант.

– - Не может этого быть. Если вы даже республику заведете, так и то без жандармов не обойтись. Во Франции-то их нету разве?

– - Ну, там... Немножко в другом роде.

– - И мы будем в другом роде. Смекалки хватит. Разве пожалуй, генерала нашего уберут, так тому -- скатертью дорога. Такой окаянный веред, прости Господи...

– - А уж наш батальонный всякого за пояс заткнет!
– - оживился старший солдат.
– - Всякого японца гаже. У нас говорят которые что, как погонят на военные действия...

– - Никуда вас не погонят!
– - отрезал вахмистр.
– - Не нынче-завтра уже и мир подпишут. Навоевались.

И предупредительно рассказал арестанту целую кучу самых свежих новостей. Тот внимательно слушал, стараясь отделять ложь от правды, но, по-видимому, все то, о чем рассказывал вахмистр, было настоящей, доподлинной истиной. Под влиянием этой истины на душе у арестанта становилось все светлее и светлее, -- но вот тихонечко открылась дверь в соседнюю комнату. Выглянул Павлов.

– - Пожалуйте!

Солдаты поднялись было вместе с арестантом, но вахмистр удержал их:

– - Не надо. Только наследите везде. Там ковры...

– - Приказано, чтобы не спускать глазу!
– - настаивал старший.

– - Теперь уже не твое дело. Мы отвечаем.

Солдаты все-таки тревожились. Все время, пока не было арестанта, опасливо посматривали на дверь и вздыхали.

Один из писарей покончил с перепиской какой-то длинной ведомости на больших разграфленных листах, зевнул и потянулся.

– - Управился... Авось, теперь в город пустят.

– - Держи карман шире!
– - усмехнулся тот, который сидел за машинкой.
– - Еще столько же подвалят. Я видал у полковника в кабинете... Приготовлено...

– - Хуже каторги!
– - обозлился писарь. Встал и, помахивая руками, чтобы скорее прогнать усталость, подошел к солдатам.
– - Курские?

– - Так точно!
– - с некоторым удивлением согласился веснушчатый.
– - А вы почем узнали?

– - Да так, по всему. И по говору и по обличью. Я и сам оттуда. Угнали вот служить за тридевять земель, а у меня там хозяйство большое. Теперь, пишут, все в развал пошло.

– - Без хозяйского надзора -- не хозяйство!

Старший солдат нахмурился и опять сплюнул. Сказал потом, не обращаясь ни к кому в отдельности:

– - Вот господин вахмистр докладают, что скоро народу облегчение выйдет... А по моему рассуждению, -- все для начальства. Сейчас разве для себя тяготу несем, -- хоть малую долю? Все для них. И господинчика вот этого привели. Он с начальством в раздоре, а мы канителься. По мне, так он хоть сейчас ступай на все стороны, потому что мне он не враг... Ну, и после так будет. Начальство же и заберет себе всю волю.

– - Ты присягу принимал?
– - с неожиданной строгостью спросил вахмистр, постукивая пальцами по подоконнику.

Солдат уловил эту новую нотку и сразу поблек.

– - Известно, что за престол и отечество... Но, как вы сами говорить изволили, насчет свобод...

– - То-то, что "изволили"... Такие вещи тоже с толком понимать надо. Я -- человек с образованностью и потому знаю, как и что следует, а ты -- деревенщина, облом. Тут, например, канцелярия, присутственное место, а ты харкаешь на пол, словно в кабаке. Твое дело -- слушаться и исполнять, а наше -- думать и приказы отдавать. Понял?

– - Известное дело, что так!
– - зачастил испуганно веснушчатый, видя, что его товарищ молча закусил губы.
– - Болтает себе по необразованности. Солдат должен слушаться приказа, и никаких. Просто себе болтает...

Писарь повернулся на каблуках, заложил руки в карманы и пошел к своему стулу. По дороге бросил язвительно:

– - Эх, вы... А еще курские! И на что это вас таких земля родит!..

Со времени ухода арестанта прошло не более получаса, когда он уже вернулся обратно в сопровождении осторожно позвякивавшего шпорами Павлова. Арестант был сердит и красен, и даже волосы на голове у него взъерошились, как у потревоженного ежа. Укоризненно сказал вахмистру, который все еще барабанил пальцами:

– - Хорошее, можно сказать, облегчение вышло! Прокуратура новую статью прибавила, -- и все дело обращено к доследованию. Только и всего. За нос водят только. Все равно, я раз навсегда отказался от показаний...

– - Агентурные сведения, может быть?
– - осторожно предположил вахмистр.

– - Уж это вам лучше знать!
– - все еще горячился арестант, но, усевшись на старое место между конвойными, сразу остыл и улыбнулся.
– - Досадно, знаете... Вы-то, конечно, не виноваты и против вас я ничего не имею, но там...

Он кивнул головой в сторону комнат с гардинами и коврами.

– - Да-с, человек черствый!
– - согласился вахмистр.
– - Однакоже, и он не сам по себе... Как сверху прикажут!

Конвойные встали и нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

– - Скоро отправляться-то?

– - Торопиться некуда! В этакое место всегда поспеется!
– - благодушно сказал вахмистр, однакоже, приказал машинисту: -- Отстукай-ка препроводительную, я снесу на подпись...

Писарь вставил в машину новую четвертушку и бойко защелкал, отбивая бледно-лиловыми буквами привычные фразы. Арестант тоже поднялся и заглянул через плечо писаря на четвертушку. Прочел:

"По прекращении надобности при сем возвращается вам для содержания на прежних основаниях во вверенной вам тюрьме"...

– - Уж хотя бы бумагу препровождали при человеке, -- а то человека при бумаге... Ядовитые вы люди, господин вахмистр!

– - Бумага важнее, потому что без этой бумаги вас и самого в тюрьме не примут!
– - объяснил писарь.
– - На свободе -- паспорт, а с конвоем -- препроводительная. Без того никакого порядку не будет...

Докончив четвертушку, ловким движением выдернул ее из машины и передал вахмистру. Тот опять сделал официальное лицо, поправил аксельбант, подкрутил усы и осторожно, как в святилище, вступил в комнату с гардинами.