Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

В то же время немалое воздействие на общественное сознание оставили буржуазные и шовинистические идеи 20—30-х годов, нацистская идеология 1941 — 1944 годов, националистические призывы антисоветского подполья с середины 40-х до начала 50-х годов. Это идейное насле­дие особенно успешно развивалось на почве национали­стической спеси, ненависти к инородцам, сильно унаво­женной расизмом, зоологической ксенофобией и культом бюргерских ценностей. Парадоксальным образом потом­ки тех, кого веками иностранные угнетатели, немецкие ба­роны и бюргеры, польские и шведские помещики трети­ровали как «быдло», теперь, получив высшее образование в советское время и став частью советской интеллиген­ции, претендовали на принадлежность к «избранным», стоящим на недосягаемой высоте над «грязными и дики­ми простолюдинами». В сознание людей внедрялись мифы об извечной культурной пропасти между эстонца­ми, латышами и литовцами и «дикими» русскими. Утверж­далось, что, в отличие от русских, народы Прибалтики тру­долюбивы, аккуратны, чистоплотны и вежливы, а русские и другие народы СССР — ленивы, неряшливы, грубы и много пьют. Утверждалось, что в СССР лишь народы При­балтики умеют создавать удобные и комфортные условия в домах, а это является чуть ли не главным признаком ци­вилизованности. Отставание же от Запада в сфере по­требления объяснялось исключительно тем, что народы Прибалтики лишены возможности развиваться самостоя­тельно, что русские и другие народы, в силу своей «отста­лости», навязали эстонцам, латышам и литовцам «нециви­лизованный» путь развития.

В частных беседах утверждалось, что, поскольку При­балтика добилась значительных успехов в развитии про­мышленности и сельского хозяйства, она должна получать больше за свой вклад в валовой национальный продукт. При этом игнорировались и дешевые цены на энергоноси­тели, которые существенно снижали затраты на произ­водство, и усиленные капиталовложения союзного прави­тельства в экономику края.

В то же время ускоренное развитие промышленности также ставилось в вину Советской власти. Вступлением в СССР объясняли наличие различных проблем Прибалти­ки, которые были характерны не только для этого региона, и даже не только для Советской страны. Указывали на то, что если бы в Эстонии, Латвии и Литве не была создана развитая промышленность, то не возникло бы промыш­ленных отходов и не было бы нанесено урона окружающей среде. О выгодах, полученных тремя республиками от развития в них высокоразвитой промышленности, стара­лись при этом не вспоминать.

Указывали и на то, что, поскольку развитие промыш­ленности потребовало новых рабочих рук, а в Прибалтике не хватало своих трудовых резервов, в три республики прибыло немало советских людей из других республик, прежде всего из России. А это привело к сокращению доли «коренного» населения в Латвии и Эстонии. Дейст­вительно, по данным переписи 1989 года, число эстонцев в Эстонии сократилось до 61,5%, а в Латвии — до 52%. Однако, как подчеркивал М.Ю. Крысин, за 1961 — 1989 годы число въехавших в Латвию составило 1 666 400 чело­век, а число выехавших — 1 296 500, т.е. превышение со­ставило лишь 371 900 человек. Те, кто возмущался «из­бытком» мигрантов, забывали, что в Латвии и Эстонии всегда была значительна доля «некоренных» жителей. Еще в 1897 году из населения Латвии латыши составляли 68,3%. Между тем увеличение числа людей, не владевших эстонским, латышским и литовским языками, отличав­шихся от местного населения поведенческими чертами, служило почвой для распространения утверждений о «ру­сификации» и подавлении национальных культур.

Эти настроения поддерживались из-за рубежа. Наличие огромной эмигрантской массы из Прибалтики на Западе и руководство этими массами бывшими представителями свергнутых классов, в том числе и теми, кто сотрудничал с гитлеровскими оккупантами, а также правительствами США и других западных стран способствовало тому, что население Эстонии, Латвии и Литвы подвергалось особен­но активной обработке из-за рубежа, в том числе и через разнообразные и многочисленные родственные связи. Эта пропаганда идеализировала современную жизнь на Запа­де, а советскую подвергала огульному поношению.

Эти подспудный настроения то и дело проявлялись на уровне межличностного общения. Многие люди, постоян­но жившие в Прибалтике или хотя бы посещавшие три республики, сталкивались с тем, что в корне противоречи­ло лозунгам о нерушимой дружбе народов СССР. Русские люди, жившие в Эстонии, Латвии и Литве, жаловались на недружелюбное отношение к ним и оскорбительные выпа­ды в их адрес со стороны некоторых местных людей. Еще больше обид было вызвано нежеланием некоторых мест­ных руководителей назначать русских и «русскоговоря­щих» на любые административные должности. Жгучая неприязнь к «неместным» проявлялась в заявлениях о том, что прибалтийские народы гораздо лучше жили без Советской власти, контроля со стороны Москвы, а также без присутствия русских и других народов СССР.

Однако в своих бодрых рапортах на съездах КПСС ру­ководители компартий прибалтийских республик произ­носили лишь общие слова о «национальном чванстве» либо умалчивали о националистических настроениях. Иг­норированию нараставших проблем в межнациональных отношениях способствовала и позиция центрального ру­ководства КПСС. Вернувшись из своей поездки по При­балтике, Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев 23 февраля 1987 года выступил на заседании Политбюро. Судя по протокольной записи, он говорил следующее: «Политическая обстановка, настроения людей в принципе неплохие. И живут неплохо... Оппозиционных настроений не видно. Хотя можно уловить их между слов. Я специаль­но провоцировал на откровенность. Выпадов не последо­вало, кроме одного ветерана из Таллина, который три года отсидел».

Из слов Горбачева следовало, что этот категоричный вывод он сделал на основании высказываний его собе­седников о «перестройке». Он подчеркивал: «Отношение к перестройке небезразличное. Нарастает содержатель­ность вопросов. Приняли по-хорошему при всей остроте постановки нами вопросов. Некоторые даже требовали большей жесткости. Люди готовы участвовать в пере­стройке». Горбачеву даже не приходило в голову, что в по­нятие «перестройка» можно вкладывать разное содержа­ние, в том числе и представление о коренной ломке суще­ствующих порядков.

Обсуждая межнациональные отношения, Горбачев го­ворил: «Латвийское руководство, а также Вайно занимают принципиальные позиции, перед активом говорили о не­обходимости пропагандировать идею «букета культур» в СССР, об их благотворном взаимовлиянии. Есть тенден­ция к объединению усилий. Но недостает межнациональ­ного общения». Однако вину за эти недостатки Горбачев возложил лишь на проживавших в Прибалтике русских и других «неместных» людей. Он поучал: «Тем, кто туда при­ехал, надо к местному языку проявлять уважение. А неко­торые так рассуждают: зачем «ихний» язык знать. Русско­го хватит. Позор!» Осудил Горбачев и «псевдоученых», ко­торые «навязывают идею слияния наций», и стал рассуждать о том, что «даже прибалтийские народы надо еще сближать друг с другом».

Впрочем, справедливые замечания о пренебрежите­льном отношении некоторых русских людей к местным языкам и обычаям и нигилистическом отношении некото­рых теоретиков к национальному фактору Горбачев даже не попытался уравновесить высказываниями о холодной и всепроникающей неприязни ряда жителей Прибалтики к «чужакам». Он ограничился лишь общими фразами: «Есть, конечно, националистические тенденции. И почва для них есть».

Между тем события в Прибалтике вскоре продемонст­рировали поверхностность наблюдений Горбачева и неоп­равданность его благостных оценок. По словам Д. Блейере и других авторов книги «История Латвии. XX век», именно 1987 год стал переломным в развитии событий, которые привели к падению Советской власти в Прибалтике и ее выходу из СССР. Одной из первых антисоветских акций стало возложение цветов 14 июня к рижскому памятнику Свободы членами диссидентской группы «Хельсинки-86». Демонстрация была приурочена к 47-й годовщине начала предвоенных депортаций.

Это сравнительно небольшое событие, как и всякая провокация той поры, получило широкую огласку за рубе­жом. В ежегодной прокламации о порабощенных нациях 1987 года, подписанной президентом Р. Рейганом, гово­рилось: «Только за последний год люди поднялись, чтобы потребовать обеспечения основных человеческих прав в Чехословакии, Восточной Германии, Венгрии, Польше, Казахстане, Латвии, Молдавии и среди крымских татар... Все порабощенные нации желают и просят нашей особой поддержки... Мы должны и будем говорить о бедственном положении порабощенных наций».

В своем выступлении 24 июля 1987 года сенатор Ригль, подчеркнув, что в США уже 28-й раз проводится ежегод­ная неделя порабощенных народов, особо отметил роль групп контроля за соблюдением Хельсинкского соглаше­ния. «Жизненность группы Хельсинки была ярко проде­монстрирована 14 июня, когда 5000 человек из Латвии от­ветили на призыв руководителей группы принять участие в публичном акте уважения к жертвам депортации балтий­ских народов 1941 года». Нагнетание радиопропаганды на эту тему лишь способствовало активизации выступлений в Прибалтике и других регионах СССР под лозунгами за­щиты прав человека.