Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

В своих взглядах Яковлев был не одинок. Как свидете­льствовал в своих воспоминаниях помощник М.С. Горба­чева А.С. Черняев, он попытался подтолкнуть Генерально­го секретаря ЦК КПСС к более решительной поддержке Яковлева. Хотя тогда Горбачев, к неудовольствию Черняе­ва, воздержался от открытого выступления на стороне Яковлева, он и не осудил его заявления.

В дальнейшем, стараясь добиться изменения оценки советско-германского договора о ненападении 1939 года, Черняев осуждал подготовленную для публикации в «Прав­де» статью, в которой излагалась обычная оценка этого до­говора. Черняев же требовал снять эту статью или же напи­сать иную «в рамках нашей линии на разоблачение ошибок и просчетов Сталина». Черняев считал необходимым дать возможность представителям Прибалтики освещать этот вопрос. Он писал: «Самое главное — прибалтийская сторо­на вопроса...Надо предоставить возможность разобраться зо всем том, что касается Прибалтики, самим прибалтам.

Должны поработать — и они уже работают — прибалтий­ские общественники, литераторы, историки, партийцы». Как утверждал Черняев, «Горбачев со мной согласился». Он «согласился со мной, что договор 23 августа порочен в принципе и принес нам только беду и вред».

Статья, вызвавшая осуждение Черняева и Горбачева, была опубликована в «Правде» 1 августа, и это было расце­нено им как «победа лигачевской линии». Однако было оче­видно, что высший руководитель страны и его помощник уже летом 1988 года были готовы поддержать атаку на до­говор 1939 года, который уже полвека служил для антисо­ветской эмиграции объектом нападок и поводом для заяв­лений о незаконности вступления трех республик в СССР.

Тем временем очередная годовщина советско-герман­ского договора 1939 года была использована новыми об­щественными движениями для заявлений на митингах о том, что вступление трех республик в СССР было осуще­ствлено в соответствии с этим договором. Получив поощ­рение из Москвы, национал-сепаратистские силы стано­вились все активнее и уже не скрывали своих намерений о выходе из СССР. Это проявилось в ходе учредительного съезда Народного фронта Латвии 8—9 октября 1988 года. Органом фронта стала газета «Атмода» («Пробуждение»), развернувшая шумную националистическую пропаганду.

Рост антисоветских и националистических настроений проявился в ходе посещения трех прибалтийских респуб­лик членами Политбюро Чебриковым, Слюньковым и Мед­ведевым осенью 1988 года. По воспоминаниям Черняева, вернувшись в Москву, они возмущались антисоветскими выпадами в их адрес. «Все трое — в ужасе, — писал Чер­няев. — Днем и ночью дома, где они жили, осаждались пи­кетчиками. Плакаты: «Русские, убирайтесь вон!», «КГБ, МВД, Советская Армия — в Москву!», «Долой диктатуру Москвы», «Немедленный выход из СССР!», «Полный суве­ренитет!» и т. п. Интеллигенты в беседах лицом к лицу го­ворили разумные вещи, а на митингах те же люди в тот же день в присутствии Медведева, Слюнькова, Чебрикова, с которыми они только что беседовали, выкрикивали прямо противоположное в духе этих самых плакатов». В беседе с Горбачевым Черняев говорил: «Дело далеко зашло, раз даже знаменитая, любимая всей страной народная арти­стка СССР Артмане публично говорит о «40-летней окку­пации Латвии».

Такие выступления пугали руководителей страны, но, по словам Черняева, Горбачева «больше беспокоила ре­акция русского населения. Он не раз мне говорил, что русские не простят «развала империи» (выражался имен­но так), «великодержавные силы урчат все сильнее». Чер­няев возражал ему, уверяя, что «в русском народе верх уже берет не «единая и неделимая», а национализм как та­ковой: пошли они, мол, все эти инородцы... обойдемся без них, бремя на шее России и т. п. Но антиперестроеч­ные силы действительно могут и обязательно поднимут знамя спасения «великого нашего завоевания — Сою­за» — от развала».

На самом деле против национал-сепаратизма выступа­ли и многие литовцы, латыши и эстонцы. Не случайно Гор­бачев постарался убрать Пуго из Латвии, под предлогом недовольства им местными коммунистами (как объяснял Черняев). Поддержку руководство страны во главе с Гор­бачевым оказывало тем, кого Черняев называл «действи­тельно национальными лидерами», «разумными» и «ответ­ственными», «типа Бразаускаса, Прунскене, Горбунова, Вяляса». На деле такие лидеры возглавили движение при­балтийских республик к выходу из СССР и ликвидации со­циализма.

Никаких шагов для того, чтобы остановить откровенно антигосударственные выступления, не предпринималось. Руководители страны ограничивались общими фразами. 13 октября 1988 года на заседании Политбюро Горбачев заявлял: «Идут сложные процессы в Прибалтике, в Кирги­зии, Казахстане, в Молдавии, на Украине — и везде возни­кают большие вопросы». Был придуман фальшивый аргу­мент о том, что поощрение национал-сепаратистских вы­ступлений лишь поможет «выпустить пар», а на деле никто в Прибалтике не захочет покидать СССР. Черняев уверял: «Если дать эстонцам, как и латышам, литовцам, полную свободу, не навязывать ничего, они проголосуют за Союз, но за самостоятельноепребывание в нем».

На деле в ноябре 1988 года Верховный Совет Эстонии принял декларацию о суверенитете республики, которая фактически объявляла о готовности выйти из СССР. В от­вет на эту декларацию на заседании Политбюро 24 ноября в ходе обсуждения текста своего предстоящего доклада на сессии Верховного Совета Горбачев заявил: «Не надо драматизовать, что происходит, например, в Эстонии. Но нельзя и игнорировать недовольство тем, что разверну­лось в прибалтийских республиках и как страна реагирует на происходящее в Прибалтике, в Армении и т.д. Недово­льство в России большое. Задают вопрос: почему один миллион эстонцев диктует двумстам миллионов в СССР? То, что беспокоит эстонцев или литовцев, это беспокоит и все 200-миллионное взрослое население нашей огромной страны. Но беспокоит по-разному. И это тоже надо учиты­вать в рамках интернационализма».

На состоявшейся в конце 1988 года сессии Верховного Совета СССР эстонские депутаты откровенно демонстри­ровали свою оппозиционность, голосуя против решений сессии. В ответ Горбачев, по словам Черняева, «пошел эс­тонцам на большие, с его точки зрения, уступки, прельстил заявлением, что это только первыйэтап политической ре­формы, потом «пойдем дальше». Черняев писал: «Я в эти дни чувствовал в нем сильное стремление пойти навстречу прибалтам». На деле уступки осуществлялись национал- сепаратистам в Прибалтике, как и в других регионах СССР.

Весной 1989 года Черняев записал в своем дневнике: «Горбачев развязал необратимые процессы «распада»... Идеологии, как таковой, уже нет. Распадается федера­ция... Рушится партия, потеряв свое место правящей и господствующей... Власть расшатана до критической точ­ки. Взамен пока нигде ничего не оформляется. Протубе­ранцы хаоса уже вырвались наружу... грозные законы, призванные удерживать дисциплину, никто уже не в со­стоянии заставить исполнять». Отчасти происходившее стало следствием утраты Горбачевым инициативы, отчас­ти следствием его субъективного стремления к разгрому советских порядков. Позже анализируя происходившее, Черняев признавал: «Что это было: «объективная ли логи­ка» или «замысел». И то и другое».

Как и в ряде других союзных республик, зима 1988/89 года в Прибалтике прошла под знаком дальнейшей акти­визации национал-сепаратистских сил и роста антисовет­ских настроений. На заседании Политбюро 27 апреля 1989 года Горбачев признавал: «В Прибалтике в магази­нах русским не продают товаров, не прописывают приез­жих жен военных и не принимают их на работу. Национа­лизм очень серьезный и все серьезнее проявляет себя. Бразаускас сообщил мне, что 10 тысяч офицеров-лито­вцев подали рапорты об увольнении из армии. Милиция, набранная из латышей, не выступает против национали­стических эксцессов. Бездействуют».