Приходите за счастьем вчера
Шрифт:
– Прошу прощения. – Охолонув и сообразив, что женщина женщине рознь, а у него либо совсем дурочки, либо стервы, – а кто ещё согласится быть партнёршей на одну ночь или месяц? – Кол почувствовал дурную радость вперемешку с раскаянием. Одно дело приставить к Елене человека из службы безопасности своего мафиозного друга, другое – предположить, что она пошла по постелям, чтобы ему досадить или что-то доказать. – Я был не прав.
– Я станцую на выходных, – ровно сообщила Елена, проигнорировав извинения. Она действительно чувствовала себя нехорошо, но это нехорошо уже стало нормой и не слишком раздражало или мешало. – У меня нет времени на неделе.
– Вижу. – Оказавшись рядом, Кол в деталях разглядел изменения во внешности девушки. И увиденное ему не понравилось: она казалась по-прежнему хорошенькой, несмотря на то, что забавлявшие его, по-детски округлые щёки обрезались, но едва держалась на ногах. – Из-за работы? Почему тебе никто не
– Оставь в покое мои дела и моих замов, – отрезала Елена, так же надменно собрала разбросанные листки в стопку и убрала в стол. – Я просто плохо понимаю в этом всём, и тут можно лишь молиться.
Вопреки её желанию последняя фраза прозвучала жалобно. Елену было всегда кому пожалеть: если с младшей близняшкой отец вполне мог быть резковат – находила коса на камень, когда балканская кровь взыгрывала в обоих, – то тихоню-старшую обязательно выслушивал и подбадривал. Алек был единственным человеком, которому поверялись неудачи, и теперь, когда все вокруг и на работе, и по делам фирмы лишь требовали решительных действий, быстрого понимания и верных решений, девушка неосознанно вывалила всё человеку, которого считала жизненнее и увереннее себя стоящим на ногах.
«По такой, как я, в каждом городе…» – пронеслась мысль, но Елена была слишком вымотана, чтобы возражать, когда знакомые руки подхватили её и понесли наверх.
Кол ещё не успел стянуть с девушки юбку, а Елена уже спала, морщась и смешно причмокивая губами, когда становилось зябко из-за того, что с неё стягивали одежду. Наконец, расправившись с бельём и от греха подальше тепло укутав лежащую женщину – вряд ли она будет счастлива, если с ней спящей заняться сексом, – Кол вгляделся в лицо брюнетки. За прошедшие три недели Майклсон не раз возвращался мыслями к своей непонятной страсти, особенно когда приходилось просыпаться в компании женщин. Они были неплохи, да и, если откровенно, в момент желания о Елене думалось меньше всего, но потом он начинал невольно сравнивать, и чувствовал то ли усталость, то ли скуку. Но не от дамы напротив – от себя самого и, если поднадоевшую любовницу можно легко оставить, то с собственной персоной такой финт не пройдёт. Он уже начинал понимать Эла и привязанность того к работе, как панацее от всех бед, однако, когда дело касалось старшего брата, это было нормально, относительно младшего – тяжёлый случай: Кол менее всего склонен был зарываться в рутину, если ему что-то не нравилось. Факты – вещь упрямая: он впервые в жизни скучал по любовнице, а сейчас и вовсе был счастлив и доволен только потому, что Елена ни с кем не переспала после него. Кол был далёк от того, чтобы требовать от двадцатипятилетней девушки пояса верности, да и, из-за безразличия Елены к сексу до Лас-Вегаса, его в принципе даже перестало интересовать, кто у неё был до него, но чтобы после…
Елена постоянно усложняла жизнь и себе, и окружающим, и этого Кол раньше не выносил в женщинах. Молчунья; заводной или хохотушкой точно не назвать. И яркостью мнений не блистала, предпочитая сглаживать острые углы: из тех, что себе на уме – подумают, но не скажут. Но постепенно Майклсон привыкал к этому и ему становилось интересно, что же творится в голове сейчас покоившейся на подушке – угадать удавалось очень уж редко, а когда угадывал, испытывал странную гордость.
Отойдя от спящей, он оглядел спальню: узкая кровать пуританской леди, рассчитанная на одного человека, белая, с кружевными оборками по краю, такие же нежные шторы, плетёные кресла, торшер, изящное бюро и туалетный столик. Всё милое, но без намёка на столь любимые её ровесницами бантики, статуэтки, шкатулки и мягкие игрушки. Строгое, даже чересчур строгое для такой молодой и красивой девушки. Не кабинеты Эла, конечно, – уютно, но не то. Кол внезапно вспомнил комнату, созданную буйной фантазией невестки, свой столбняк, когда увидел столь странный декор, и хмыкнул – до чего разные близняшки. Но если Кетрин подходила та спальня, то Елене её – однозначно нет. Исключением, пожалуй, был медведь, примостившийся на небольшом диване в углу комнаты, однако и тот выглядел не милым, а скорее лохматым и старым. Кажется, подарок какой-то очередной няни. Вздохнув, Кол поднял патлатого медведя и скептически оглядел его. Игрушка была далека от привычных творений дизайнеров, скупавшихся им для избалованных племянниц в гигантских масштабах. Ручная работа – обработка не фабричная, да и глаза-пуговицы и нос из кусочка кожи говорили сами за себя. Хвост бедняге оторвали, похоже, ещё много лет назад.
– Неудивительно, что у неё нет нормального мужика – в эту кровать поместишься только ты.
Дёрнув игрушку за нос, отчего ветхие нитки тут же начали лопаться, Майклсон быстро приладил едва держащийся злосчастный кусок кожи так, чтобы не было видно оторванности, и сунул под бок Елене. Проснётся – заметит, решит, что сама напортачила во сне – заштопает. Или не решит и придётся признаваться. На том закончив
выносить себе мозг, Кол поплёлся к дивану, устраиваться на ночлег, и через пару минут уже погрузился в сон.Среди ночи его разбудил стук. Не сразу сообразив, где находится, он сам стал причиной уже гораздо более явственного грохота, примостившись всем телом на пол. Раздался испуганный тонкий вскрик, щёлкнул выключатель бра. На него сверху вниз смотрели огромные, перепуганные глазищи Елены.
– На пом…
– Это я. – Сев, Кол отряхнул рубашку.
– Аа… н-ну… – Похоже, Елена сообразила, как очутилась в спальне, потому что опустила глаза и начала шарить по полу в поисках медведя, смущённо сообщив очевидное: – Это игрушка свалилась и зацепила книжку на тумбочке. Нос ему оторвала, – расстроено заметила она, погладив морду зверька.
«Меня бы кто погладил… Шишек полна голова»
– Это я оторвал, – брякнул Кол, собирая кости с пола и вновь садясь на диван.
– Зачем? – искренне изумилась брюнетка.
– Случайно.
– А почему ты здесь, а не в какой-нибудь ещё комнате? – Она прижала простынь в груди. – У нас много спален. – Так и не дождавшись комментария, девушка с деланным энтузиазмом продолжила: – Слева от моей комнаты дверь. Там чистое бельё и широкая кровать.
– Спасибо. – Кол поднялся и, бросив на неё косой взгляд, вышел за дверь.
Нужную комнату он нашёл сразу. Оглядел, и его посетило чувство дежавю, словно уже когда-то здесь был и видел и эти вазы, и кровать, и зеркало справа от двери в ванной. Но на ум ничего толкового не приходило: семь лет назад Кол был слишком пьян, чтобы запомнить интерьер помещения, в котором когда-то ночевал, но теперь мысли приняли определённый оборот и сон ушёл, словно и не бывало. За стеной послышался звон, видимо, Елена решила не откладывать в долгий ящик отделку носа и спросонья зацепила что-то, издающее громкие звуки. Всё же устроившись на кровати, Майклсон уставился в потолок. Как-то получалось шиворот-навыворот. Приехав, он ожидал скандала, потом шантажа и в итоге оказаться победителем, но меньше всего – найти засыпающую на ходу женщину, которая от усталости не в состоянии даже выставить его. В таком положении ставить свои условия Елене невозможно – некого здесь было побеждать. То есть, окажись, к примеру, его брюнеточка противоположной стороной на суде, он был бы счастлив от подобного ничтожного оппонента, и в бизнесе тоже, да и если очень желанна женщина… Они сами не знают, чего хотят, девяносто процентов времени. Но Елену – её было жалко, хотелось накормить, разрулить эти заботы с фирмой и не трогать... Не в физическом смысле, конечно. Не осознавая и не помня, что ещё несколько месяцев назад, когда умер Алек, он был гораздо более жесток и настойчив по отношению к девушке, хотя потеря отца и просто загруженность – вещи разного порядка, Кол всё же знал, что такая чувствительность ему странна. В отличие от более высокомерных и равнодушных Элайджи и Николауса, по мнению большинства знакомых Майклсонов, самого дружелюбного и демократичного из мужской части семьи в действительности мало, гораздо меньше старших братьев, к двадцати годам столкнувшихся с ответственностью за детей в условиях ограниченности ресурсов и, в первую очередь, в деньгах и жилье, задевали беды других людей, и обычно его усилия помочь оставались продиктованы скорее вежливостью, чем искренним состраданием. А вежливость из тех вещей, которые легко отметаются, если задеты шкурные интересы. Поэтому Кол никак не мог понять, что теперь происходит с его жизнью и отчего мысли заняты не удачей момента, когда Елена беспомощна и послушна, а тем, кого ей найти в помощники. Прикинув пару подходящих вариантов, он уже практически отдал себя в лапы Морфея, но поспать не удалось. Через минут десять перед ним возникла фигура в белом. Будь мужчина суеверен, он бы испугался.
– Елена? – Приподнявшись на локте, Майклсон изучал фигуру перед собой – девушка умудрилась натянуть на себя сорочку от горла до пят. Из хлопка.
«Она рехнулась…»
Если бы Кол не знал, какое бельё есть у Елены в наличии, он бы решил, что это либо монашка, либо извращенка.
– Я нос пришила, а потом подумала, вдруг белья нет или несвежее? – Девушка плавно подошла, замерев в нерешительности, и чуть прищурилась, наблюдая за реакцией Кола. – Но вижу – всё отлично.
– Не то слово, – не скрывая иронии, кивнул мужчина, не слишком понимая причины явления.
Присев на краешек постели, Елена склонила голову набок.
– Ладно, ты всё равно не спишь. – Она улыбнулась, продемонстрировав ямочку на щеке – всё-таки как была, так и осталась круглолицей. С таким трудом приманиваемый сон снова отправился в далёкие края, и Кол едва не расхохотался, когда она произнесла: – Я тоже уже не могу.
Если Елена ожидала, что Майклсон как вежливый человек поддержит светскую беседу и начнёт заунывную историю про дождливую погоду в Лондоне и ураганы в Виргинии, то она явно просчиталась – тот молчал, разглядывая её лицо, освещённое луной, и явно не собирался пускаться в разговоры на вечные темы.