Приключения во времена Людовика XIII продолжаются (II книга)

– Теперь я вижу сходство с картинкой!
– проговорил де Силлек задумчиво. –Хорошо, что они его так мало изуродовали.

С Франсуа сорвали страшные, кишащие насекомыми, лохмотья, которые тут же бросили в огонь, и погрузили его тело в горячую воду. Изабелла налила туда ароматическое масло с настоем ромашки. Юноша застонал и стонал почти непрерывно, пока лекарь смывал грязь с его несчастного, покрытого ссадинами и синяками тела. Потом Франсуа начал кричать.

– Хороший знак. Он приходит в себя, - сказал де Силлек. Лекарь залил в рот Франсуа маковой отвар, чтобы поскорее снять возбуждение. Изабелла, повязав передник, села перевязывать Франсуа раненые пальцы. Она нанесла на них заживляющий бальзам и забинтовала. Теперь свое должен был взять крепкий организм больного.

– Ему уже не играть на лютне, - заметил де Силлек.
– После таких ран чувствительность пальцев, увы, не восстановиться. Угораздило же этого глупца выйти на улицы ночью и не вооруженным, черт возьми!

– Он же музыкант, не дворянин! – прошептала Изабелла.

– Не слушать вашей подруге куплеты в его исполнении! Мерзавцы!

Франсуа кричал, метался, у него началась горячка.

Джулия приехала в сопровождении де Арамисец. Она плакала.

– Я, право, смущен, - сказал де Арамисец другу. Он был мрачен.–Я не представлял себе, во что может вылиться мой приказ ему убираться из моего дома. С юношей поступили бесчеловечно. И тем хуже, что он не мог защитить себя. Узнаем ли мы когда- нибудь силой ли они его увели или обманом?

– А вы, де Арамисец, еще уговаривали меня вызвать на дуэль дона Себастьяна и убить его!
– отозвался де Силлек. Он снизил тон, но Изабелла, готовя у камина с Темесье притирания, все равно слышала его сквозь бульканье отвара. –Хорош бы я был, согласись я с вами! Я, конечно, убил бы его, клянусь честью. Но с некоторых пор я тысячу раз думаю, прежде чем распорядиться чье-нибудь судьбой!

– Надо было мне схитрить: взять этого музыканта на службу и отправить в отдаленную часть моего поместья! – отозвался де Арамисец.

– Да, так было бы дальновиднее!

– Но меня настолько взбесила наглость этого юнца, что я не владел собой!

– Как меня в свое время – дерзость испанца! Так что я хорошо понимаю вас, друг мой!

– Все –таки вы были правы, когда уговорили меня не брать Бастилию штурмом и не звать остальных мушкетеров, а подождать, пока дамы сами выйдут оттуда! Поистине, де Силлек, вы кладезь мудрости!

– Я однажды ждал г-жу Изабеллу у дома кардинала!
– де Силлек нашел взглядом чистое лицо жены. Она сосредоточенно сыпала какой- то порошок в котелок над очагом. Изабелла подняла голову и улыбнулась мужу. Его лицо отразило волнение.
– Вот тогда-то, де Арамисец, я понял, что ее семья никогда не причинит ей вред.

– А этот отвратительный капуцин, ее дядя? Знаете, де Силлек, после посещения Бастилии у г-жи Джулии словно отнялся язык. Мне только намекнули, что он затребовал за свои услуги некую плату. Какую?

– Он, в некотором смысле, выполняет свой долг. Впрочем, о нем говорить неинтересно.

Де Силлек встал.

– Г-да, время позднее, а больной еще слаб. Г-жа графиня, поднимайтесь наверх, вам пора отдыхать. Де Арамисец, забирайте супругу – ей нельзя волноваться. Темесье, вы отвечаете за юношу. Всем спокойной ночи, господа.

К сожалению, как де Силлек и предполагал, пальцы Франсуа не восстановили чувствительность. Едва очнувшись, юноша запросил лютню, тронул струны и бросил, залившись слезами. После этого Франсуа лежал несколько дней мрачный, угрюмый и отказывался есть. Он не захотел общаться и с агентами отца Жозефа, которые приходили его допрашивать.

– В моей доме - судейские! –кривил губы де Силлек. –Черт знает что такое! Нужно заканчивать с этим!

Изабелла вздохнула. С ней Франсуа тоже не разговаривал, даже дичился. И она могла только гадать, отчего юноша лежит мрачный, недвижный и только кусает губы.

В конце концов, он рассказал свою историю хозяину дома, а уж де Силлек потом сообщил все, что считал нужным, своим друзьям.

Выскочив из дома Джулии де Сент -Дье, Франсуа пошел куда глаза глядят. Глядели они с вопросом на высокую розовую луну, которая, будто ладья, плыла над крышами, поэтому Франсуа не видел ни богатых домов, куда можно было постучаться, ни трактиров, где можно было переждать ночь, ни даже запоздалых прохожих или гонцов, у которых можно было спросить дорогу. Несчастливая звезда вела его в самую дремучую чащу, если можно так выразиться, прямо к монастырю Святых дев. По дороге ему не встретились ни стражники, ни припозднившееся задиры, ни гвардейцы кардинала, ни агенты отца Жозефа, которые могли его задержать или арестовать, словно он шел по заколдованному сказочному городу. В каком-то переулке его ударили по голове. Очнулся Франсуа от жуткой боли в руках, но его вновь избили, потом дали пить дурную на вкус жидкость, а дальше он очнулся на улице. Стояло раннее холодное утро. Он сидел рядом с какими –то стонущими, визжащими людьми, на продуваемом ветром месте и мог только качать руки, чтобы избавиться от боли. Так, в забытьи, прошло несколько дней. Он ничего не ел, а пил только странную жидкость. А потом пришли агенты, долго спрашивали о чем –то и тыкали в лицо листом бумаги, а затем увели. По дороге он потерял сознание и очнулся только в бочке с горячей водой.

Де Силлек переговорил со своим лекарем и, недолго думая, решил отправить юношу в свое поместье.

– Я не могу, - прошептал Франсуа, когда де Силлек сообщил ему свое решение. –Боюсь, господин, что я не могу выйти отсюда. Я болен.

– Лекарь утверждает, что вы поправились.

Де Силлек заблаговременно попросил Изабеллу присутствовать при разговоре.

– Вы сможете помочь мне своей мягкостью! –он крепко прижал ее к себе. –Ему необходимо уехать, радость моя. Здесь он будет страдать от страха людей, улиц, калек, женщин, жизни. Он - простой человек, у него нет нужной ему воли и стойкости. Он сломлен. Я знавал людей такого сорта, чуть поправившись, он будет недалек от того, чтобы броситься в Сену!

Она почувствовала укол в сердце и воскликнула:

– О Арман! Что вы такое говорите!

Он обнял ее.

– Моя храбрая воительница! Я благодарю небо, что ты моя жена! Я горжусь твоей храбростью и решимостью! И добротой! Только вы одна могли отправиться в Бастилию, чтоб вытащить из плена нищих какого-то слугу! Только вы одна, после всех злоключений, в то время как ваша подруга рыдает по ночам от кошмарных видений, которые с некоторых пор преследуют ее, можете смеяться и смотреть на меня лукаво и нежно, как сейчас!

Он поцеловал ее и не выпускал из объятий, пока она не ответила на поцелуй.

Изабелла вспомнила этот разговор, склонившись над вышиванием, которое взяла в руки, чтоб занять себя. Они сидела у очага, будто и не вслушиваясь в разговор графа де Силлек и юного музыканта. Ее восхищала предусмотрительность мужа: при ней Франсуа держался молодцом и не плакал.

– Мне страшно, господин! – бормотал он, содрогаясь всем телом. По его просьбе окна занавесили темной тканью, и он к ним никогда не подходил. –Я был таким глупцом, господин! Я не мог найти в себе силы противостоять нищим , я, как они, жалко просил милостыню! Я не мог защититься, я унижался! Мне так стыдно! Да моя матушка умерла бы от ужаса и позора, узнав о моей слабости! Как же мне теперь жить, г-н?! Где найти силы смотреть людям в глаза.

Голос его дрожал. Граф де Силлек пристально вгляделся в него и задумчиво постучал ногтем по бокалу вина, которое ему поднес Темесье. Молчание длилось минуту или две. Изабелла сидела как на иголках, но не посмела вмешаться. Ей казалось, что де Силлек молчит специально.

– Вот что, юноша, я должен вам сказать, - начал де Силлек сухо. –Я потратился на ваше лечение весьма серьезно. Вы мне должны несколько монет. Но у вас нет денег, как я понимаю, и, кроме того, нет высоких покровителей. Но я готов дать вам шанс отплатить мне, шанс, мне думается, в вашем положении неплохой.