Принадлежать им

Я мельком отмечаю тяжелые взгляды и крепкие фигуры, после чего переключаюсь на поднявшегося ко мне жениха.

И вскрикиваю от ужаса: половина лица у Костика заклеена пластырями! Одного глаза не видно, а второй, с огромной гематомой под ним, заплыл и слезится.

— Что с тобой? — позабыв о посторонних, я торопливо иду к Костику, — ты опять дрался?

— Эм-м-м… Малыш… Ничего страшного… — говорит он с трудом, словно кашу во рту жует, и мне становится еще страшней. Ему в больницу надо!

— Как это, ничего страшного? Ты был в больнице? Кто это сделал с тобой? В полицию ходил?

Позади раздается едва слышный смешок, я разворачиваюсь и смотрю на мужчин. И начинаю кое-что понимать.

— Что здесь происходит?

Теперь я уже обращаюсь к ним, потому что они явно имеют отношение к происходящему.

Мужчины переглядываются.

— Хорошая, — говорит один из них, и мне становится не по себе от этого спокойного, малоэмоционального тона.

И жуткого, заинтересованного взгляда.

— Малыш… — говорит Костик, и я поворачиваюсь к нему снова, — выслушай меня… Мне нужно, чтоб ты кое-что сделала.

— Что? — я все еще в ступоре от его внешнего вида, от явно сгустившейся атмосферы в этом роскошном кабинете. Ощущаю взгляды мужчин, словно прикосновения. Очень не по себе становится.

— Малыш, помнишь, я тебе говорил про подработку… Так вот, у меня не получилось, и теперь я… Должен…

Я ослышалась сейчас?

Всматриваюсь в его лицо и понимаю: нет, не ослышалась. Не ослышалась!

— Ты снова? — неверяще уточняю я, — ты играл, что ли? Опять?

— Малыш, — начинает торопливо говорить Костик, — там был верняк! Я столько сил вложил, чтоб на эту игру попасть! Я должен был выиграть!

— Ушам не верю… — я обессиленно падаю на стул, уже не думая о том, как это выглядит со стороны, и что наш отвратительный разговор слышат посторонние… Хотя, какие они посторонние? Если я все правильно понимаю… — Мы же говорили об этом… Ты обещал! Обещал! — мой голос срывается, вскидываю взгляд на понуро сидящего Костика, — ты клялся!

— Малыш…

Я не хочу его слушать больше. И смотреть не хочу в его сторону. Боже… Я думала, что все уже позади!

Костик играть начал год назад. Сначала по мелочи, потом крупнее и крупнее. Когда он проиграл все наши общие сбережения, то пришел ко мне с повинной. И мы решили этот вопрос. Я думала, что решили. Костик прошел терапию, я специально занимала на это деньги. Игромания — это болезнь, а я любила своего жениха. И верила ему.

Костик вылечился, его родители так и не узнали ничего, как и мои, собственно. Для всех Костик был золотым парнем, умничкой и трудягой.

И так оно, собственно, и было. До сегодняшнего дня…

Боже…

Что делать теперь?

Конечно, у меня есть кое-какие деньги…

Я выдыхаю, поднимаю взгляд на молча наблюдающих за этой позорной сценой мужчин.

Внимательно осматриваю их и только теперь понимаю, насколько они непростые, и как сильно Костик, похоже, вляпался в этот раз…

5. Дана. Опасные кредиторы

Когда я в кабинет зашла, то, в первую очередь обратила внимание на тяжелые, словно бетонные, взгляды обоих мужчин, и их крепкие, плечистые фигуры.

А сейчас, более пристально осматривая их, понимаю, что первое впечатление было еще мягким.

Тут, как в жутком фильме ужасов, чем дальше, тем страшнее.

Мужчины, сидящие за столом в ленивых, свободных позах хозяев жизни, очень и очень непростые.

Один, здоровенный небритый громила с плечами размером с эту столешницу, наверно, и мощными лапами борца, одет в свободную белую футболку. Она отлично подчеркивает смуглость кожи и синюю вязь татуировок на ней. Я машинально отмечаю, что татуировки вообще не похожи на те, которыми любят украшать себя спортсмены и просто любители показать свою крутизну. Эти рисунки явно не в тату-салоне делались…

Он усмехается, а глаза, на контрасте, вообще не улыбаются, жесткие глаза у него, черные до жути. Страшные. Он похож на огромного хищного зверя, обманчиво спокойного. И непонятно, в какой момент это спокойствие превратится в ярость, а ты из наблюдателя — в жертву.

Я себя ощущаю жертвой сейчас. И от ужаса замирает все внутри.

А потом я перевожу взгляд на второго мужчину, и понимаю, что такое — реальный ужас.

Потому что этот, внешне спокойный, интеллигентный даже человек, на самом деле — вообще не человек. Он — ледяной хищный ящер. Почему у меня именно такая ассоциация возникает, непонятно, но вот появляется картинка в голове и уходить не желает.

Этот второй — скромнее по комплекции, чем первый, одет в дико дорогой даже на первый взгляд, строгий костюм темно-серого цвета, волосы уложены небрежно-модно. На носу — стильные очки. Эти очки почему-то вызывают наибольшую оторопь. Наверно, потому, что глаз на ними не видно, и бесстрастное лицо кажется пугающе мертвенным. Пустым. Словно лик смерти, ей-богу.

Все эти мыслеобразы проносятся в моей безумной голове в одно мгновение, еще мгновение — на выдохнуть и собраться.

А затем я спокойно кладу ладони на столешницу и смотрю в глаза небритому. На второго я смотреть не рискую. Не настолько смелая.

— Я правильно понимаю, что вы — не друзья Кости? Он вам должен?

— Правильно, кошечка, — усмехается белозубо небритый, явно пытаясь играть в няшку. Получается у него откровенно плохо. Надо будет сказать ему, что те, кто посоветовал для расположения к себе людей — улыбаться им, наврали. Не надо ему улыбаться. Не его это.

— Сколько он вам должен? — делаю я следующий шаг. Мысленно прощаюсь с накоплениями, выстраиваю в голове дальнейшие шаги: добиться рассрочки, затем рассмотреть возможность кредита. Если не получится, идти на поклон к предкам Кости. Пусть сами разбираются с этим придурком. Наверно, лучше даже сразу так поступить. Я его, конечно, люблю, но мы договаривались, он слово давал. И не сдержал. Очень, просто очень обидно, но после такого мы явно не сможем быть вместе. Или Костику придется предпринять очень серьезные шаги, чтоб…

— Много, кошечка, — обманчиво ласково отвечает громила.

— Малыш, тут, понимаешь… — снова пытается влезть Костик, но сидящий до того молча интеллигент жестко перебивает его:

— Рот закрой, шваль.

Его голос, тихий и спокойный, неожиданно сильно морозит кожу. Я вздрагиваю. И проклинаю про себя придурка Костика. Не мог найти менее жутких людей, чтоб задолжать! Почему именно эти вурдалаки?

— Я понимаю, что много, — говорю я, собираясь. Надо сразу обговорить, что всю сумму не выплатить. Они же должны быть заинтересованы именно в деньгах, а не в том, чтоб просто покалечить человека? Как бы я ни относилась конкретно в эту минуту к своему жениху, но смотреть, как его будут убивать из-за денег… Нет уж. — Но хотелось бы конкретную сумму. Сто тысяч? Двести? Дело в том, что у нас нет таких денег, и понадобится время, чтоб собрать нужную…