Принц Половины Осени
Шрифт:
– Я бы сказала вам «добрый день», но у вас он ни черта не добрый, да? – На бетонном возвышении, которое служило сценой, стояла оратор за трибуной. – Итак, вы были распределены на две большие группы. Первая: бойцы от лагерей, вы здесь для перекупки. После первых боёв вас может взять на попечение кто-то очень богатый. Вы войдёте в список бойцов, представляющих определённое лицо или компанию. И человек, заплативший за вас огромную сумму денег, официально станет вашим боссом. После чего вы, на вашу радость, сможете покинуть лагерь. – Оратор выглядела весёлым, заключённые тоже перенимали её азарт, что меня дико удивляло. – Для тех, кто знает старые правила, я поясню: кое-кто добился этого права для вас. Теперь выкупленных
Я проглотил вздох негодования. Лучше просто быть не могло. Ударом под дых стало радостное, одобрительное гудение первых двух групп.
– Моё имя Вероника Мерседес. – Вероника задорно улыбнулась. – Не хочешь тонуть – топи!
Заключённые бойко загоготали, многие из них проявляли пугающий энтузиазм, скача на месте.
– Не хочешь тонуть, – выжидающе громко сказала женщина.
– Топи! – подхватила основная масса с наручниками на руках. Чистое безумие. Вероника одобрительно улыбнулась:
– Добро пожаловать на Ямы.
***
Основная часть Ям находилась глубоко под землёй. Внутри здание похоже на бетонный лабиринт с кучей ламп на стенах. Бункер. Все группы шли через разные входы под чутким надзором сотрудников Ям и надзирателей. Нас случайным образом завели в комнаты под разными номерами. В полумраке большой бетонной комнаты вырисовывались фигуры других заключённых. Они сидели на сыром полу, глядя на экран телевизора, куда транслировали бои, возможно, в реальном времени. Солдаты стояли по периметру комнаты, одобрительно выкрикивая очередному удару.
С небольшой компанией прибывших, освободившись от цепей, мы прошли к основному числу сидящих на полу людей. Тогда я заметил, что не все они смотрят на экран, многие просто зажмурились и кривились от каждого нового крика боли или возгласа радости, который разносился по комнате. Было страшно представить, сколько они уже здесь. Я уселся на сырой пол, подобрав под себя ноги.
– Ох, чёрт… – тихо раздалось прямо рядом с моим ухом.
Я повернулся на звук, увидел какую-то девушку.
– Ох, чёрт… – снова повторила она, глядя на меня. – Это же ты.
– Да? Наверное. – Смутился я.
– Я тебя знаю. Ты их прикончил.
Боже. Только не снова. Мама, наверное, меня учила, что нельзя быть девочек, но я был готов её ударить. Больно так ударить. Прямо-таки от души.
– Я не убивал. Их точно. – Глухо буркнул я, перевёл взгляд на экран, показав, что разговору пришёл конец. Но девушка не унималась.
– Нет, это ты. Точно ты. Я тебя помню, – продолжала она с некой опаской в голосе. Слегка отодвинулась в сторону.
– Ты не можешь меня помнить. – Я знаю, амнезия только у меня, но какой в ней смысл, если это не в обе стороны работает. Жизнь бы стала значительно проще, если бы мир забывал в ответ.
– И твоего брата, – тихо шепнула девушка, глядя исподлобья.
Я за это зацепился.
– Ты его знала?
– Видела его пару раз. Он красивый. – Она грустно хмыкнула. – Был. Помню, как он приехал на каникулы из «Ривер Вест»,
форма была просто шикарной.Я ещё некоторое время всматривался в черты её лица, на них жуткими бликами ложился свет, падающий от экрана телевизора. В голове что-то шевелилось. Я что-то знал об этом, знал о ней. Лабиринт заскрипел. Вскрывать замки становилось всё легче, видимо, цепи на них ржавели.
…Я сидел в кресле и жмурился от ругани, которая доносилась со всех сторон. Папа ругался с Томасом. Я не знал причины спора, но я боялся, что они могут снова подраться. Всякое случается, когда отец – бывший военный, он привык приказывать, добиваться своего. Всегда существовала только его точка зрения. Но мы не могли его не любить, он заботился о нас, его объятия всегда были самыми крепкими, «люблю тебя, сынок» было самым искренним. Томас на него похож. Он отдавал себя всем без остатка, но, мечась в гневе, забирал у людей всё. Даже в выборе карьеры Томас пошёл по стопам отца – поступил в «Ривер Вест». Элитную военную академию, которая находится в двух днях езды от нашего города.
Я закрыл лицо руками, пытаясь изолировать себя от происходящего. Меня обхватил кто-то тёплый, в мягком свитере. Это была мама, её волосы струились по плечам, а лицо озаряла тёплая улыбка. Она взяла меня на руки, отнесла в мою комнату и закрыла дверь. Мама села на кровать, прижала меня к себе и улыбнулась.
– Не бойся, детка. Я рядом. – Наверное, мама была единственным в мире человеком, который не испытывал ни капли страха перед нашим отцом.
– Они опять ругаются. – Мой мир содрогался от каждого их крика, нет ничего хуже для ребёнка, чем видеть, как друг на друга лают два дорогих ему человека.
– Они просто слишком похожи, понимаешь? – Она поцеловала меня в кончик носа. – Но они всё равно друг друга любят. Они не могут не любить.
Мы сидели в обнимку с мамой, разговаривая о всякой ерунде. На её лице не проявлялось ни тени паники, что действовало весьма заразительно. Её тепло заполняло всё вокруг, заставив меня забыть о криках за стеной. Так, наверное, умеют только мамы. Привычная реальность вернулась хлопком двери и звуком бьющегося стекла.
– Снова разбили мою вазу. – Мама равнодушно пождала губы. Она оставила меня на одеяле, а потом вышла из комнаты.
Томас ушёл тем вечером. Папа заметно остыл, место злобы занял страх: всё время, пока брата не было дома, он говорил сам себе, что переборщил, пытался до него дозвониться. Следующим утром после уроков я отправился на заброшенную заправку, где обычно и сидел мой брат в такие дни. Был конец осени, слякоть, бесконечные дожди и холодный ветер.
Томас нашёлся сидящим на одной из труб, идущих вдоль стены здания. Он подкидывал монетку одной рукой и удерживал ворот тонкой куртки другой. По лицу и волосам стекала вода, а зубы отбывали ритмичную дробь, но он усиленно делал вид, что занят монеткой.
– Почему вы с папой поругались?
Томас чуть не рухнул со скользкой трубы, когда услышал мой голос. Брат громко выругался, потом спрыгнул с трубы прямо в лужу. Прощайте, его любимые красные кроссовки.