Принц Половины Осени

– Хьюго? Ты чего здесь делаешь? – Его брови поползли вверх. – Ты же замёрзнуть можешь.

– Ты тоже.

На его скуле синела крупная ссадина, вокруг которой расцветал фиолетовый синяк. Даже не хотелось спрашивать, с папой ли он подрался или с шайкой хулиганов чуть позже.

– Папа волнуется. Он сожалеет.

– Прекрасно, – он устало выдохнул и развернулся. Подошёл к ступенькам и сел на них, подперев голову рукой. – Иди домой.

– Мне сегодня утром звонил Ричи. Он спросил, почему ты не…

– Иди домой, Хьюго.

Я посмотрел на него, мысленно сосчитал до десяти. Подошёл и сел рядом. Дождь грохотал вокруг, будто изолировал нас от всего мира, размывая границы предметов за пределами заправки. Пейзаж превратился в серое пятно с белыми проблесками капель. Будто рябь.

– Папа уже не злится. Ты зря вчера ушёл, он волнуется.

– Не в папе дело. Вчера я просто выплеснул на него всё. – Раздражённо пробормотал Томас, отводя глаза. – Хватит, ладно? Просто иди домой. Пожалуйста, иди. – Он звучал зло, обиженно, расстроено – всё вместе. Его голос заметно дрогнул.

– Ты можешь мне рассказать.

– Это не то, что мы должны обсуждать.

Он быстро помотал головой, прижимая руки к животу. Смотреть на него было больно, он всегда был тем, кто бодро улыбнётся, поможет встать при падении. Но Томас разбит. Что-то его уничтожило, что-то его сломало.

– Расскажи мне. – Тихо сказал я. – Это будет секретом, обещаю. Я никому не скажу.

Томас повернулся ко мне, он немного покачивался, очень громко дышал. Я уже начал догадываться, что пожалею о своём вопросе. Мир вокруг рассекла яркая молния.

– Я сделал очень плохую вещь. Если об этом кто-нибудь узнает, я окажусь в тюрьме.

Я сглотнул, а мой брат продолжал смотреть на меня выжидающе, в его глазах блеснуло извращённое удовольствие, потому что он оказался прав. Он получил правильную реакцию от меня. Смог меня удивить и напугать.

– Видишь. Я же говорил.

– Поэтому папа так ругался?

– Нет! Я же сказал, что дело не в нём! – Он озлобленно мотнул головой. – Просто…я на нервах. Мне страшно, и вчера я не смог удержаться. Выплеснул весь страх, всю злость на папу. Потому что…потому что он – единственный, кто может дать мне отпор. Срыва на ком-то слабее я бы себе не простил.

– Что ты сделал? – Я сам не ожидал, что мой голос будет звучать так твёрдо и ровно. Приказной тон, но до отца ещё далеко.

– Помнишь, ты мне рассказывал про того парня, который тебя в школе доставал?

Кончено, да. Я помнил, как он надоедал мне, как постоянно подшучивал. Он был старше года на четыре, а об его издевательствах я говорил только Томасу. Не хотел, чтобы в классе надо мной из-за этого смеялись. Но потом я задумался, и сердце гулко бухнуло в груди. К тому моменту я этого парня уже почти неделю не видел. Не видно в коридорах, не слышно на площадке. Никаких толчков под рёбра, никаких плевков вслед, никаких глупых и обидных шуток.

– Нет, – я прошептал это едва слышно. – Ты не мог.

– Я убил его цепью. Позвонки раздробил…

Конец фразы разобрать не удалось. Томас закрыл лицо руками, громко простонал что-то нечленораздельное. Я сразу подскочил. Тошнотворное чувство клубилось в горле и груди, а внутренности начали переваривать сами себя. Нечеловеческий холодный страх сжал глотку.

– Ты…зачем ты… – слова путались, готовые предложения превращались в месиво из букв. – Можно было поговорить, можно было даже подраться…

– Я знаю! Знаю, понимаешь?! – Он вскочил и пнул погнутую банку, которая валялась под его ногами. – Я был так зол на него. Ничего не смог с собой поделать. Это было невозможно. Я не смог это остановить, ясно тебе?

– Ты ведь…человека убил. – Тихо заключил я скорее для себя. Чтобы забить эту мысль себе в голову, подвести итог.

– Знаю. – Томас смотрел куда-то вбок. – Я видел его родителей, его мать всё надеется, что он жив. Она почти потеряла связь с реальностью. А его отец на взводе. – Томас отвернулся, запрокинул голову и взвыл.

– Я обещал не говорить. – Мои руки тряслись. – И я не стану.

Дождь бил по земле, гром разносился всюду, вызывая содрогания во всём теле, будто само небо осуждало им содеянное…

Меня сильно шлёпнули по щеке. Я вскрикнул и прижал руку к горящей коже.

– Какого чёрта? Это больно! – громко прошипел я.

– Ты глаза закрыл, я испугалась.

Я закатил на неё глаза:

– Какая разница? Всё равно мы почти все умрём.

Я отполз к стене, почти вжался в неё, переваривая то, что вспыхнуло в Лабиринте. Если Томас убил парня, который портил мне жизнь из-за приступа гнева, вызванным заботой, то он мог легко убить родителей из ревности.

– Вот ведь чёрт, – сказал я тихо себе. Этот шёпот поглотил крик экрана.

Страшный вывод сжал голову и грудь холодом. Он сделал это из-за меня, он снова стал убийцей.

***

Я не понимал, сколько времени прошло, потому что понятие «время» в этом месте превратилось в безразмерную величину, которая, по большому счету, вообще не имела значения. Время снова начнет ход, когда железная дверь откроется. Надо было заострить внимание на постороннем звуке, забыть о кряхтении, хрусте, который доносился со стороны экрана. Отличный способ уцепиться за реальность, чтобы не сойти с ума окончательно. Господи, что угодно, чтобы перестать прокручивать в голове новое воспоминание. Я ухватился за звук капель, которые ритмично били об пол. Пробирающий звук пустил корни в моей голове. Я начал считать.