Принцесса без короны. Неправильный отбор

— Да, — кивнула Дайна. — Сегодня в полдень будет объявлено задание первого этапа.

— Тогда желаю вам сил, — произнес преподаватель. — Все будет хорошо.

Дайна поблагодарила его и, выйдя в коридор, побрела в сторону лестницы. Мимо прошел Кристиан — осторожно нес в руках маленький ящик, оплетенный металлическими полосами. Пробежали второкурсники — должно быть, опаздывали на урок.

Дайне казалось, что все это происходит во сне.

Она надеялась, что сможет проснуться — и никак не могла.

***

День прошел как и полагается, в праведных трудах.

Валентин даже не успел пообедать с Эженом. Брат вроде бы не обиделся — заглянув в кабинет, он увидел, как Валентин тонет в бумагах из министерства, банковских сводках и хозяйственных отчетах — но было ясно, что ему хотелось бы побыть с младшим после тех лет, что они провели в разлуке.

После похорон Валентин уехал. В тот момент он и сам не знал, куда направляет коня — лишь бы подальше от Саалии, от облетевшего черного леса, звонкого лая собак, кровавой клюквы на траве. Подальше от отца с его неловким сочувствием и тяжестью вины на плечах, подальше от самого себя. Он скитался чуть больше года: когда над Саалией закружились снежинки первой метели, Валентин вернулся — могущественным магом, чье лицо было скрыто маской.

Леон его понял — просил прощения, не задавал ненужных вопросов и говорил, что сделает все, о чем попросит младший сын. Валентин сказал, что хочет возглавить академию магии и что придет на помощь отцу и семье, если потребуется, но больше никогда не вернется в Саалию. Момент был удачным, тогда как раз скоропостижно скончался прежний ректор, и министерство магии объявило конкурс на его замену. Стать ректором оказалось непросто: несмотря на финансовую поддержку отца, министерства трех стран знатно потрепали Валентина, оценивая уровень наглого выскочки — и остались довольны. Валентин до сих пор помнил их улыбки.

«Девять лет, — думал Валентин, принимая очередную стопку писем. — Вся моя сознательная жизнь прошла здесь, в этих стенах».

Замок скрыл его от мира надежнее, чем маска. Замок стал его домом и склепом, опорой и надеждой, и в какой-то момент Валентин успокоился и просто стал жить дальше — великим магом, который хранит давнюю тайну за латами своего бесконечного могущества. Он интриговал; к нему не раз и не два подходили студентки, предлагая перевести отношения в более приятную плоскость. Одну из второкурсниц Валентин однажды вытащил из собственной ванной — полностью обнаженная девица лежала в воде, и лепестки алых роз кокетливо прикрывали ее грудь и лобок. На все предложения он смеялся и говорил, что будет очень рад и встречам, и отношениям, но только после того, как девушки получат золотой листок диплома.

Ни одна не пришла — Валентин этому не удивлялся. Когда отношения строятся не на любви, а на власти, из них хотят извлечь только выгоду.

Думал ли он, что однажды возненавидит академию? Думал ли он, просто поступая так, как велел ему долг, что рухнет в эту глупую взаимную любовь — рухнет так глубоко, что не сможет выбраться?

В дверь снова постучали. Валентин оторвался от бумаг, мельком подумав, что если это опять пришел Шайло с рассказами о том, как в очередной раз обнаглела молодежь, то он бросит в него чем-нибудь тяжелым. Но это был Эжен — сейчас он выглядел смущенным и виноватым, словно понимал, что отрывает брата от дел, и ему было за это до невозможности стыдно.

— Привет! — сказал он с обезоруживающей светлой улыбкой. — Извини, что я тебе мешаю, но сегодня новый этап отбора. И здешний глава отделения боевой магии сказал, что уже все приготовил.

Валентин улыбнулся, откинулся на спинку кресла и понял, что брат сейчас не видит его улыбки. На мгновение ему стало жаль — и он решил, что иногда надо все-таки изменить своим привычкам.

По большому счету он уже пережил свою давнюю боль. Маска была уже не нужна.

— Заходи, — махнул рукой Валентин. — И закрой за собой дверь.

Эжен послушно прошел в кабинет. Валентин провел ладонью перед лицом, и маска рассыпалась белыми искрами. Эжен оторопело замер и какое-то время рассматривал брата так, словно ожидал увидеть кого-то другого и боялся этого. Потом он снова улыбнулся и, пройдя к креслу для посетителей, произнес:

— А ты совсем не изменился. Правда.

Валентин пожал плечами.

— А ты повзрослел и стал намного серьезнее, — сказал он. Эжен смущенно улыбнулся.

— Помнишь, как у нас всегда было? Я чувствовал младшим себя, а не тебя. Ты всегда был такой строгий и важный, даже когда еще ходить не умел.

Валентин кивнул.

— Помню, конечно. Ну так что, новый этап отбора?

Эжен сразу же сделался подчеркнуто строгим. Валентину понравилась та серьезность, с которой он подходил к отбору невест. Не игра, не шалость, не забава — действительно важный выбор девушки, которая станет его женой и матерью его детей.

— Он традиционно называется «Принцесса на горошине», — продолжал Валентин. — В ларце Кристиана как раз и были эти горошины. Они окружены защитными магическими заклинаниями, и их положат под матрасы участниц. Задача девушек — почувствовать их.

Эжен улыбнулся, и его лицо тотчас же снова обрело строгость.

— Это сложно, почувствовать горошину, — заметил он. — Они ведь маленькие. Слушай, но какой смысл в подобном задании? Убедиться в том, что у девушек такие нежные тела и мягкая кожа?

— Нет, — ответил Валентин. — Ты же знаешь, что королева Саалии — всегда волшебница, сила которой поддерживает и владыческую семью, и народ. А горошина проверят, насколько велика эта сила. Сможет ли претендентка почувствовать то, что способно ее уничтожить?

Эжен нахмурился.

— Уничтожить? — оторопело переспросил он. — Что же это за горошина такая?

— Бомба, — невозмутимо произнес Валентин.

Эжен побледнел. Валентин подумал, что видел его таким всего один раз — в день лесной охоты, когда он выбежал со слугами к месту трагедии и все увидел, и замер так, словно налетел на незримую преграду. Он поднялся, нервно заходил по кабинету.

— Нет, это невозможно! — воскликнул Эжен. — Положить девушек на бомбы! Нет, я не буду в этом участвовать, Валентин. Это… — он остановился, замер, не в силах подобрать слова, и в конце концов глухо произнес: — Это какая-то животная жестокость.

Чего-то в этом роде Валентин и ожидал — и обрадовался, что за эти годы брат не нахватался светского цинизма, который говорит «Надо — значит, надо» и не рассуждает о том, насколько цель оправдывает средства. Традиция велит класть бомбы под перины девушек — значит, положим эти бомбы, а не почувствуют, так сами виноваты.

— Они почувствуют, — твердо сказал Валентин. — А если нет, то бомба всего лишь хлопнет и наполнит комнату вонью. Вот и все, никто никого не покалечит и не убьет. Просто испугает, даже меньше, чем мышь. Но морок, который она наведет на девушек, будет настоящим. Они действительно должны ощутить угрозу жизни.