Приручить Сатану

— Тогда Вам придётся убедиться в обратном.

— Почему?

— Потому что я даю Вам направление на госпитализацию в психиатрическую больницу Николая Чудотворца.

*Синдром Туретта — генетически обусловленное расстройство центральной нервной системы, которое проявляется в любом возрасте и характеризуется множественными непроизвольными двигательными и как минимум одним голосовым тиками.

**Антраша — в балете лёгкий прыжок, во время которого ноги танцора быстро скрещиваются в воздухе.

***Гедеон — библейский персонаж Ветхого Завета, пятый по счёту из судей израильских. Во время угнетения Израиля Гедеон сделал удачное ночное нападение на врагов: «…в ужасе и ночной суматохе они рубили друг друга, и в беспорядке бежали за Иордан…».

Глава 21. Точка невозврата или ложная надежда

Точка невозврата — момент Сюжета,

после которого Герой больше не может действовать

прежним образом.

***

Ложная надежда — момент Сюжета,

когда Герою кажется, что всё уже разрешилось,

но на самом деле всё только впереди.

Я прошу прощения у своего читателя за то, что, быть может, слишком резко меняю время действия и пропускаю описание одного несомненно важного месяца в жизни Евы, месяц, за который она восстанавливалась от переломов. Май незаметной птицей пролетел за окнами белоснежной, безупречно чистой больничной палаты, из которой её выпускали только в сопровождении Саваофа Теодоровича, и сейчас на улице вовсю дышал ещё свежий июнь. Стоит отдать должное Саваофу Теодоровичу, потому что он сдержал своё обещание: начиная со дня аварии, его видели в больнице каждый день с десяти утра до шести вечера, так что он уже успел надоесть, правда, не Еве, а медсёстрам и уборщицам. Да, июнь подкрался очень быстро и незаметно; июнь, замечательное время, но только не для Евы, потому что сейчас в её руках трепетали на лёгком ветру направление в психиатрическую больницу Николая Чудотворца и билет до Ялты.

Один спокойный месяц был в распоряжении Евы. Один месяц её не мучили галлюцинации, пропали панические атаки и навязчивые кошмары, однако Еву это нисколько не успокаивало, даже наоборот, тревожило, потому что в её представлении это было затишье перед бурей. Предстоящие три месяца в Крыму поднимали в ней смешанные чувства: с одной стороны, это был шанс разобраться в самой себе, наконец-то выяснить природу её аномалии, а с другой, надежды на реальное осуществление всех этих планов у Евы почти не осталось. То, что в прошлый раз она смогла выкарабкаться из страшного болота шизофрении, царящего у неё в голове, было чудом — всякий раз, когда Ева вспоминала об этом, она думала, что больница недаром названа в честь Святого Николая, — и вероятность, что ей удастся обмануть природу ещё раз, была ничтожно мала. Помимо этого, каким бы ни был исход её пребывания в больнице, жизнь после лечения представлялась ей… Никак не представлялась: всё, начиная с сентября, было как в тумане. Ева чувствовала, что она мучительно медленно гибнет, время утекает сквозь пальцы, даже не как вода, а как туман, как дым, а она всё слоняется между явью и навью не в состоянии определиться. Ева не знала, выйдет ли она когда-нибудь, если переступит порог больницы, или останется её заложницей на оставшееся «безвременство», как писал в своей книге Ранель Гутанг; осознавая, что шизофрения её точно никогда не отпустит, Ева хотела найти покой под крылом Николая Чудотворца, и тогда уже без каких-либо ложных надежд.

День, когда Еву выписали из больницы, было решено отпраздновать у Саваофа Теодоровича. Ближе к пяти часам вечера девушка приехала в район, который не видела со дня злополучной аварии, а потому решила немного прогуляться по округе и вспомнить слегка подзабытые улицы. Иллюзий не было целый месяц — много, учитывая, с какой частотой они бывали ранее, — и Ева будто нарывалась на них, словно хотела убедиться в своей ненормальности. Хотела определиться.

Извилистая, посыпанная гравием дорожка парка вела её всё дальше и дальше от дома, принадлежащего единственному на этот момент времени человеку в мире, с которым Ева хотела бы встретиться снова. Ноги сами несли её… Куда-то, прочь от позеленевших, по-вечернему пустынных улиц, в глубину аллей и дорожек. Ева рассудила так: в доме Саваофа Теодоровича она проведёт весь этот вечер, а вот в парк поздней ночью её могут не пустить, поэтому она смело шла вперёд, несмотря на то что сердце, словно магнитом, тянуло в противоположную сторону.

Саваоф Теодорович стоял на пороге своего дома и с какой-то алчностью в глазах провожал взглядом удаляющуюся фигуру со светлыми волосами. Вся его поза выражала некоторую вальяжность: сложенные на груди в позу Наполеона руки, лёгкий прищур, невесомые усмешки в жидкие чёрные усы — всё это говорило о том, что хозяин дома пребывает в настроении, близком к тому, что чувствует выигравший спор.

— Куда это она? — тихо спросил Бесовцев, подозрительно глянув на мелькающую между деревьев Еву.

— Тшшш, — приложил палец к губам Саваоф Теодорович. — Она прощается.

***

Ева выбежала на небольшой пригорок, желтеющий сотнями одуванчиков, с какой-то особой, обречённой надеждой во взгляде обвела берег небольшого озера и, заметив у самой кромки знакомую фигуру, быстро спустилась вниз. Молодой человек стоял по щиколотки в воде и пускал по гладкой поверхности озера плоские камешки, так называемые «блинчики», а те, в свою очередь, оставляли за собой ровные большие круги.

— О, это Вы, Ева, — увидев девушку, Кристиан широко улыбнулся и оторвался от своего занятия. — Я уж и не чаял Вас увидеть.

— А зря, — Ева остановилась у самой воды, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не намочить туфли. — Вы что, снова отрастили бороду?

— Ничего не поделаешь — жалкая привычка сердца!* — Кристиан замахнулся и со всей силы кинул плоский круглый камешек далеко в озеро. Раз, два, три, четыре, пять — бултых!

— Всё ещё не удалось побить рекорд?

— Нет, куда там — пять раз максимум, — Кристиан оглянулся вокруг в поисках новых камешков, но все они благодаря его меткой руке уже отправились на дно. — Я думал, что Вы забыли про это озеро. Раньше Вы часто гуляли в парке и проходили мимо него… Я всё надеялся, что Вы вдруг свернёте на боковую дорожку и, немного поплутав в лабиринте дубов, выйдете к берегу, ко мне, к озеру… Я часто тут бываю; как только появляется свободная минутка, сразу бегу сюда. Тут неподалёку манеж, я там работаю: учу детишек ездить на лошадях… Знаете, Вы много раз мерещились мне, в толпе или среди деревьев, а поймать Вас получилось всего пару. Нет, всё не то… — Кристиан поднял глаза на небо от безысходности, и снова они были, как в первый раз: серые-серые, стальные, почти белые, как туман на рассвете или как небо на осенней заре. — Я не хочу Вас пугать. Мне поговорить хочется, понимаете? А не с кем. И тут появляетесь Вы. Что Вы забыли на земле, когда Вам место в раю, скажите? Разве что по ошибке Вас занесло сюда, да, определённо по ошибке, причём очень грубой и непростительной. Не бойтесь меня, умоляю, не бойтесь, если я покажусь Вам странным. Удивительно, да? Нам всем известна безответная любовь, но мало кому знакома безответная дружба. А кто-то живёт в ней постоянно… Простите, если я смешон или скучен, простите. Я много чего испытал на себе, много перетерпел, а к отчуждённости и одиночеству привыкнуть не могу. Простите.

— Не извиняйтесь, — сказала наконец Ева. — Это я должна извиниться перед Вами за то, что не могу дать Вам ответной дружбы. По крайней мере, в ближайшее время.

— Почему?

— Я уезжаю.

— Куда?

— Туда, откуда, быть может, никогда и не вернусь, и туда, где, надеюсь, найду свой покой.

— Неужели?.. Так быстро?.. — лицо Кристиана побледнело, он уронил камешек, лежащий у него в ладони, и тот тяжело упал в воду, спугнув мальков на мелководье.

— М? — переспросила Ева, не поняв, что имеет в виду Кристиан. — Я уезжаю в Ялту.

Молодой человек незаметно облегчённо выдохнул, а на лицо вернулась краска.

— Переезжаете, или какая-то другая причина?

Ева грустно усмехнулась и подала Кристиану найденный ею плоский камешек.

— Думаю, Вы поймёте меня. В окрестностях Ялты находится психиатрическая больница Николая Чудотворца, специализирующаяся на тяжёлых душевных заболеваниях, на шизофрении в том числе; восемь лет назад я уже была там.

— И, если я правильно понял, Вы хотите найти в ней покой?

— Да, — беспечно ответила Ева, ласково опустив руку в хрустальную воду озера, будто погладив котёнка. — Неопределённость — вот что мучит меня даже больше бреда. Знаете ли, ужасно раздражает это состояние «ни два ни полтора». Ни то ни сё. Ни рыба ни мясо. Когда вроде и спишь, а вроде и нет, когда ещё остались какие-то обязанности, а выполнить их не можешь, и доказывай потом, как сам знаешь, что у тебя галлюцинации!

— То есть… Раз уж быть сумасшедшим, то быть до конца?.. — с тихим ужасом в голосе спросил Кристиан, слегка прищурившись.

— Можно и так сказать, — кивнула в ответ Ева. — Заметьте, я не говорю, что получаю от этого удовольствие. Но неопределённость хуже. В моём случае лучше знать, что ты сумасшедший, чем не знать, кто ты, в принципе.

— Что ж, в этом есть определённый смысл… Не мне судить, ведь я не был на Вашем месте. Единственное, чего я Вам искренне желаю — это обрести покой, а каким он будет, это уж Вы решайте сами, главное, чтобы он был.