Присоединиться к большинству

– А почему Вы не спрашиваете, интакт он еще или уже пин?

– А какая разница?
– равнодушно сказал Зайцев.

Дьюи еще раз кивнул.

– Действительно, в его случае - неважно. Мне вот другое интересно - куда он хотел бежать?

Зайцев сел.

– А Вы думаете, что совсем некуда? Как-то не верится, Эдвард, что человечество вот так слиняло в полном составе. На Земле же дочерта мест, куда постоянный сигнал не достает. Должны быть миллионы интактов.

– Ничего не могу Вам сказать, - вздохнул Дьюи, - Вот только радиоэфир пуст. У меня есть старый радиоприемник. Он молчит. То есть, если кто-то и есть, то либо сидит очень-очень тихо, либо это какие-нибудь дикари в труднодоступных местах, скатившиеся без связи с цивилизацией в каменный век. Либо...

Он замолчал.

– Либо?...
– подхватил Зайцев.

– Либо они под контролем Пана, и добросовестно исполняют указания, как мы с Вами.

Зайцев посмотрел в окно со спокойной задумчивой улыбкой.

– А, может, и правда есть где-нибудь в Гималаях тайная страна, - заговорил он, наконец, - куда конкистадоры божественной шлюхи Жанны Флавиньи еще не пробили туннели? Куда не достает сигнал спутника. Где в огромных пещерных городах правят мудрые Махатмы-интакты. Страна, где каждый думает сам и живет своим умом.

– Эк Вы хватили, - расхохотался Дьюи, - Да такой страны и в прежние времена не было!

***

РЕТРОСПЕКТИВА

К окончанию третьего месяца заточения на орбитальной станции Зайцев давно принял свой проигрыш и продолжал трудоемкие мероприятия по поддержанию жизни чисто механически. Он как в детстве решал задачки повышенной сложности, не задумываясь, что неудача будет стоить не снятия баллов на олимпиаде или экзамене, а превращения в протухающий труп в космической консервной банке. Когда на экране на фоне интерьера Центра управления полетов появились лица с обедненной мимикой, дающие ему инструкции, он не почувствовал почти ничего. Точно так же автоматически, безо всяких чувств и эмоций Зайцев выполнил почти невероятную для одного человека подготовку спускаемого аппарата и высадку на Землю.

Только увидев земное небо и зеленую траву, он испытал болезненный невыносимый восторг и одновременно развернувшийся как пружина ужас. Следующие несколько недель Зайцев просто впитывал земное существование и холодную заботу молчаливых буратин. Понимание того, что это не совсем люди, пришло к нему еще на станции после первых разговоров с Хьюстоном. Но на фоне сначала ожидания неминуемой смерти, а потом переживания невозможного спасения ошеломляющего впечатления не произвело.

Потом его несколько недель перевозили в закрытой машине с места на место. Держали в странных местах, напоминающих то психиатрическую клинику для буйных, то благоустроенную тюрьму. Наконец, Зайцева доставили в маленький комфортабельный коттедж, окруженный ухоженным садом и находящийся непонятно где. В саду росло множество сиреневых кустов. Приезд состоялся как раз в период цветения и вокруг дома стоял сильный удушливый запах сирени. В доме Зайцев обнаружил компьютер, не подключенный к сети, но битком набитый музыкой, фильмами и разнообразными материалами по его космическим специальностям, гитару и дартс. Молодой буратин с серьезным равнодушным лицом довел до сведения Зайцева, что он должен поддерживать физическую форму - нормативы прилагаются, читать специальную литературу по списку и по определенному графику сдавать компьютерные тесты. И ждать назначения. Из заданных вопросов отвечал только относящиеся к заданию.

Время от времени в дом приходили буратины. Они убирали комнаты, доставляли продукты, перестилали постель, увозили грязную одежду и привозили чистую. И абсолютно игнорировали вопросы о том, что происходит на Земле.

Несколько раз Зайцев пытался сбежать. Но каждый раз первые же человекообразные сущности, которых он встречал, отвозили его обратно в коттедж.

Довольно быстро Зайцев понял, что известное одному буратину знают все остальные. Сложнее принять, что все буратины - одна личность с единым сознанием. Это открытие вызвало у Зайцева длительный шок на несколько дней. Он неделю не мог спать. Каждый раз, закрывая глаза, Зайцев видел нависающего над ним многоголового монстра с тяжким как молот взглядом.

Несколько раз Зайцев обращался к буратинам с просьбой дать ему пообщаться с другими настоящими людьми. Эти просьбы тоже молча игнорировались. Когда однажды он потребовал предоставить ему женщину, сославшись на естественные мужские потребности, буратин предложил ему заняться мастурбацией. Онанизмом Зайцев уже давно занимался и без его советов.

Почему Зайцев так верил в существовании других интактов? Скорее всего, сказалось бывшее у него еще с детства полное отсутствие представления о собственной исключительности. С чего бы именно ему оказаться последним человеком на Земле?

Попытки заняться саботажем - прекращение сдачи тестов или занятий спортом немедленно наказывались ухудшением питания и исчезновением из компа его любимой музыки и игр. Его буквально лишали сладкого, как заупрямившегося дошкольника.

Самоубийство приходило ему в голову, но мысль о том, что выжив на космической станции с полумертвой системой жизнеобеспечения, он сведет счеты с жизнью на Земле, казалась ему абсурдной.

В рацион Зайцева регулярно, но весьма дозированно включалось вино. Попытки накапливать спиртное буратины пресекали самым простым способом - излишки изымались, когда Зайцев спал. Точно так же у него изъяли заготовку кустарного радиоприемника, которую он смастерил из подручного материала. Несколько раз буратин строго выговаривал ему за несоблюдение личной гигиены и один раз за рваную рану на руке, которую Зайцев получил, в сердцах разбив кулаком стекло кухонного шкафа.

Иногда Зайцев садился на стул перед большим зеркалом в коридоре, брал гитару и несколько часов кряду до изнеможения орал песни.

Однажды Зайцев без видимой причины проснулся ни свет, ни заря. Непонятно каким образом его пронзило острое понимание, что буратины, вернее Великий Буратин - совершенно точно не результат захвата Земли инопланетянами и не следствеи какой-то дьявольской природной флуктуации, а явление рукотворное, созданное силой человеческого разума и новейших технологий земного происхождения. Он минут двадцать недвижно просидел, переваривая эту мысль, не вставая с постели. Потом рухнул на кровать, завернулся с головой в одеяло и уснул.

Сирень цвела в третий раз, когда очередной буратин бесцветным голосом сообщил Зайцеву, что тот включен в экипаж авангардного корабля на Эдем, разрешил взять гитару, посадил в машину и на автомобиле, самолете и катере повез на остров. Всю дорогу до острова Зайцев напевал песенку собственного сочинения: "Мы едем, едем, едем. Jedem das seine."

***

Пополнение приехало через неделю. В честь новоприбывших в столовой организовали торжественный обед.

Новый бортинженер по фамилии Джонс, молодой человек с лицом фрика и фигурой атлета, сел между Дьюи и Зайцевым, и без перерыва сыпал вопросами, быстро успев обоих утомить.

– У Вас тут весело, - заметил он, между прочим, - Сразу после выгрузки я видел недалеко от причала танцующую черную девчонку. Молоденькую-молоденькую. И абсолютно голую.

– А как она танцевала?
– уточнил Зайцев, - Кружилась как дервиш и высоко подкидывала ноги?

– Ага.

– Танец Жанны...

– Какой-то ритуал?
– заинтересовался Джонс.

– В некотором смысле, - задумчиво пробормотал Зайцев, - Ритуал поклонения Пану. Мольба о единении с божеством.

– Кстати, что случилось с моим предшественником?
– вдруг спросил Джонс.

– Ничего из ряда вон выходящего, Уильям, - флегматично ответил Дьюи, не переставая жевать, - Просто присоединился к большинству.

– Умереть - значит присоединиться к большинству, - голос Джонса дрогнул, - Это бонмо Петрония Арбитра. Вы знаете?

– Знаю, - кивнул Дьюи, - Это тот парень, который написал "Сатирикон", а потом покончил с собой по приказу Нерона. Но ведь он не сказал: "Присоединиться к большинству - значит умереть"? Так что не берите в голову и вливайтесь в наш дружный коллектив. Если Вы - и каждый из нас - будет себя хорошо вести, соблюдать режим, благополучно сдаст тесты, и если с кораблем тоже все будет нормально, через год или даже раньше мы с Вами будем уже лететь к Альфе Центавра.