Присоединиться к большинству

Последние слова Мейбл прошептала, близко придвинув лицо к Зайцеву. При этом она подалась вперед, и смотрела на Зайцева снизу вверх молящим взглядом. И Зайцев понял, что смысл ее речи совсем другой. И слова только запутывают понимание. Надо слушать интонацию.

Виктор почувствовал себя совершенно по-дурацки.

Зайцеву никогда не нравились женщины типа Мейбл. По каким-то ему самому неизвестным причинам Виктор предпочитал темпераментных загорелых брюнеток. Он даже подозревал, что именно это предпочтение виновато в том, почему он до сих пор не женился. Такие женщины всегда переходили в некоторый момент от стадии бурного романа к решительной атаке на его свободы. "После чего я каждый раз уходил из захвата. Чисто рефлекторно", - рассказывал он как-то весело смеющемуся в ответ Дьюи.

Мейбл же всем своим существом изображала жертву. От еле наметившейся вечерней прохлады она куталась в кофту, явно более теплую, чем нужно для южных субтропиков. В разрез длинного платья виднелась беззащитно белеющая плоть ноги. Зайцев поражался, как женщина, который месяц наравне со всеми проходящая весьма напряженные тренировки, ухитряется происходить впечатление такой неловкой и рыхлой телесно.

Но близость женщины, алкоголь и отсутствие регулярного секса брали свое. Зайцев с некоторым неудовольствием почувствовал, что заводится.

– Извините, Мейбл, но мне пора иди спать. На сегодня хватило впечатлений, - постарался он сказать как можно сердечнее.

– Подождите, Виктор, - Мейбл схватила его за руку и слегка нажала на кисть.

Зайцев показалось, что сдавлены не пальцы, а яйца.

– Подождите. Скажите мне. Если бы Вы знали, что где-то есть один-единственный центр, откуда весь этот ужас управляется. Машина, держащая в повиновении всех присоединенных, или замок, где сидит адский телепат, загипнотизировавший всю Землю. Или корабль пришельцев. И Вы знали бы, как ее уничтожить. Взорвать одним ударом. Но при этом также знали бы, что почти наверняка погибнете сами. Вы бы сделали это?

– Почему Вы меня об этом спрашиваете?

– Вы - смелый, Вы убили пина....- еле слышно прошептала Мейбл.

– Что?
– Зайцев аж подскочил.

– Лоренса Мадженту...
– шептала, придвигаясь к Зайцеву Мейбл, - Он работал в Центре космической биологии, когда все началось. Там же, где и я. Ловелас и умница невероятный в своем деле. Я не понимала половины из того, что он говорил. Сначала не узнала его, когда увидела здесь. Другое поведение, другой взгляд. А когда поняла, что это он - его оболочка, мне стало ясно, что пином вокруг может оказаться любой.

– Нет, мисс Стрембовски, - ответил Зайцев, - Я бы этого не сделал.

Мейбл отпрянула. В ее глазах появился изумленный ужас.

На нее было страшно смотреть. Мейбл балансировала на грани обморока.

– Да Вы не поняли, - торопливо с досадой сказал Зайцев, - Знаете, проф Дьюи считает, что никакого единого центра нет. Интеллект Пана распределен по миллиардам мозгов. Это, в некотором смысле, сетевой разум. Наверно, у него есть какие-то важные узлы, потеря которых была бы для него весьма болезненна, но точно не смертельна. И я видел присоединенных, лишившихся связи с другими. Они уже не самостоятельные существа. Это больше похоже на отрезанное щупальце осьминога, которое бессмысленно корчится, не получая сигнала от мозга.

Он ответно сжал ее пальцы.

– Но дело даже не в этом. Понимаешь, это же не какой-то дурак на улице к женщине пристает, а я вдруг рядом оказался. И даже не война, начатая кучка мерзавцев и безумцев, которую можно остановить. Или с которой можно дезертировать. Это что-то грандиозное, кардинальное, что случилось со всем миром. И оно уже произошло. Взрывай-не взрывай, прежнего мира назад не вернешь. Кто я такой, чтобы поворачивать мировую историю вспять? Значит, мирозданию так надо. Тут только одно из двух - принимать дальше в этом участие, или отойти в сторону. Наш случай удивительным образом объединяет оба выхода. Так зачем против этого бунтовать?...

Внезапно издалека раздался перестук бабарабнов.

– Что это?
– Мейбл вздрогнула и прижалась к Зайцеву.

– Ничего особенного. Пан танцует и играет на флейте из возлюбленной.

– Не понимаю.

– Это або празднуют наш будущий отлёт на звезду. Пан - не дурак, поэтому полетим ночью...

ГЛАВА 10.

РЕТРОСПЕКТИВА. ЛЕКЦИЯ ДЬЮИ

– То есть, Вы полагаете, Большой Хапок рано или поздно произошел бы все равно? спросил Зайцев у Дьюи.

– Как самореализация гегелевского Абсолютного духа, - вставил Стивенс, - Ее высшая ступень, которую даже сам Гегель в силу ограниченности его знаний не мог себе представить.

Дьюи покосился на бортинженера.

– Не готов обсуждать эту тему в терминах философии. Я говорю о чисто технических предпосылках. Они в совокупности сделали создание машины Джонсона и Большой Хапок столь же неизбежным, как открытие расщепления атома сделало неизбежной ядерную войну.

– Но ведь ядерная война не случилась!
– улыбнулся Зайцев.

– Благодаря Пану, - серьезно добавил Стивенс.

Дьюи пожал плечами и продолжил.

По мнению профессора одним из предтеч Пана следовало считать проект "Конику" группы японского нейробиолога Оши Агаби - программу создания мощного компьютера на основе живых клеток мозга. Началось все с достаточно умеренных по замаху экспериментов по разработке устройств, различающих запахи на основе обонятельных органов насекомых. За основу приборов брали несколько десятков живых нейронов. Потом группа перешла к созданию робота-шофера и воспроизведению обработки и распознавания изображений по принципу человеческого глаза. На каждом уровне сложность устройств и количество задействованных живых клеток возрастало на порядок.

– Сами посудите, - говорил Дьюи, - люди десятилетиями вымучивали сначала из электромеханики, потом из громоздких ламповых устройств, потом из полупроводниковых схем средства хранения и обработки информации, пытаясь при этом подражать человеческому мозгу. При этом и близко не приближаясь к его характеристикам. Рано или поздно кто-то должен задать простой вопрос - а почему, собственно, в качестве компьютера не использовать сам мозг?

Стивенс отчаянно закивал:

– Именно. Мозговеды долго думали, зачем в человеческом мозге столько избыточных не работающих мощностей. А это оборудование для Пана - для коммуникации между мозгами и для целенаправленного использования их вычислительной мощности сверхразумом!

Другим предтечей профессор называл эксперименты Теодора Бергера из Южнокалифорнийского университета по созданию чипа, управляющего долгосрочной памятью человека, воздействуя на гиппокамп. Приспособление помогало людям с болезнью Альцгеймера, у которых долгосрочная память переставала формироваться.

– Полагаю, этот чип - прародитель устройства, с помощью которого сейчас Пан контролирует мозги и тела пинов.

Дьюи улыбнулся:

– Раз уж мы об этом сейчас говорим, вряд ли будет бестактностью напоминание, что эти устройства, возможно, не в единственном числе, сидят в голове у каждого из нас.

И в качестве третьего предка Пана Дьюи упоминал эксперименты по созданию нейроэлектронного интерфейса. Этим проектом занимался отдел биохимических исследований Института Макса Планка. Немцы разработали чип, способный не только принимать от нейронов сигналы и интерпретировать их, но и продуцировать и передавать нейрону понятное ему послание.

Дьюи поднял палец.

– Я думаю, вам не надо объяснять, что в данном случае разница между словами "сигнал" и "приказ" - чисто лингвистическая?