Притяжение I

– Замечательное представление, – аплодируя, заметил он. – Великолепно.

Мы оторвались друг от друга. Мистер Эллингтон не выпускал меня из объятий и гневно сверлил взглядом Кристофера. Я непонимающе и даже испуганно смотрела на него, пытаясь понять, что происходит и действительно, к чему это представление. Зачем он делает все это на публике, ведь считает даже близость со мной ошибкой. А афиширование своего сексуального влечения – это как называется? Проще было бы написать в главную газету письмо с одной строчкой – хочу трахнуть Амелию, да мучают этические противоречия.

– А не расскажете ли вы нам всем, мистер Эллингтон, где вы были всю прошедшую неделю? – с вызовом скрестив руки на груди, мистер Аллен, кажется, наслаждался сам собой. Потому что кроме него, им больше никто не наслаждался. Пресса лишь одобряла вопрос.

– Здесь нет тайны. Я был в командировке, – лицо мужчины ожесточилось.

– Которая началась десять лет назад, верно? – проныре явно было известно, где находился все это время мистер Эллингтон.

Десять лет назад. Что произошло десять лет назад? Шарлин… Господи! Неужели он все это время провел с Шарлин, а теперь вернулся и играет на публику эти концерты, чтобы никто не заподозрил, что она вернулась? Для чего, зачем? Я снова почувствовала себя униженной, словно меня используют для какой-то дурной цели. Опять и опять я ошибаюсь на счет искренности и мотивов, которые движут моим… бывшим начальником.

– Будь мужчиной, Кристофер. Если хочешь что-то обсудить – сделаем это наедине, – с вызовом произнес руководитель Тринити.

– Что ты, Генри. Этот вопрос не я, и не с тобой должен обсуждать, – он загадочно посмотрел на меня и, развернувшись, пошел в сторону других выпускников, которых в фуршетном зале становилось все больше. Среди журналистов я заметила и Одри. Поймав мой взгляд, подруга поспешила к нам.

– Что происходит, Амелия? Мистер Эллингтон, рада, что вы нашлись, – коротко кивнула она. – Мой редактор сорвал телефон, говорит, что здесь разразился скандал, и я обязана взять интервью, иначе буду уволена.

Толпа журналистов гудела, но вовремя подоспели сотрудники охраны и осадили прессу, попросив вести себя прилично, в противном случае всем придется покинуть помещение и ждать на улице объявления уже готовых рекрутинговых решений. Но им дела не было до рекрутинговых решений. Коршуны слетелись на нас.

– Я готов дать тебе эксклюзив. Но сперва мне нужно поговорить с Амелией. Наедине. Давайте встретимся в 19.00, если, конечно, вы не против прогулять выпускной.

– Ради такого я прогуляю даже собственную свадьбу, – заверила Одри.

– Тогда, чтобы ваши великолепные наряды не пропадали, встретимся в Империале.

Империал – самый дорогой ресторан, расположенный на первом этаже самого дорогого в стране отеля. Слово «дорого» там встречается на каждом шагу. Даже зайти туда неприлично дорого, потому что абы кого (а мы с Одри, увы, относились к этой категории) бесплатно не пускают. Но уверена, что в компании мистера Эллингтона нам будут весьма рады. Он относится к той категории людей, которая многократно увеличивает твой статус в глазах окружающих.

Мы с подругой переглянулись, но мой взгляд не помог внести никакой ясности. Я сама не знала, чего ждать и к чему весь этот цирк.

– Замечательно, – согласилась она и обратилась ко мне. – Что за представление ты устроила на сцене?

– Твой Кристофер, уж прости, подруга, порядочный мудак. Мало того, что он раздевал меня глазами, так еще и намекнул, что я держалась на должности благодаря… – я смутилась. Можно ли сказать такое в присутствии мистера Эллингтона, – ну… ты понимаешь?

– Сексу со своим начальником? – предположил он. Спасибо, спаситель моей чести и застенчивости. Я смущенно посмотрела на мужчину. – Это в его духе, – Генри лишь развел руками, сочтя, что не произнес ничего предосудительного.

– И намекнул, что не против принять меня на аналогичную должность с такими же трудовыми функциями.

– И правда мудак, – согласилась она.

– Что он сказал? – лицо мистера Эллингтона резко изменилось. Такого выражения на нем я еще не встречала – оно не сулило ничего хорошего. Для мистера Аллена.

– Просто неудачная шутка, – попыталась отмахнуться я, но было очевидно, что внутри мужчины что-то надломилось. – Одри, ты уверена, что тебе стоит с ним общаться? – я не могла отложить решение этого вопроса на потом, поскольку видела, как она рвется к Кристоферу. – Ты удивительный человек, но он этого не ценит, у него женщин, как…

– Пять любовниц, – поправила Одри, не дав мне договорить. – И я только третья в списке. Но ты сама знаешь – сердцу не прикажешь, – она бросила взгляд на мистера Эллингтона, сдав меня с потрохами, и отправилась-таки к своему избраннику. Мое сердце сжалось от обиды. Она достойна лучшего, гораздо лучшего и, тем не менее, согласна быть всего лишь третьей. Смогла бы я также?

– Она взрослая женщина, – мистер Эллингтон прервал мои размышления. – И прекрасно понимает, что делает.

– Не думаю, – рассеянно протянула я, позволяя ему вести меня. Мы подошли к двум мужчинам, на вид за пятьдесят. Строгие деловые лица, худощавое телосложение, дорогие дизайнерские костюмы, которые сидят на фигуре как влитые. Как оказалось, это Майк и Питерсон собственными персонами.

В живом общении они мне понравились даже больше, чем по рабочей переписке. Несмотря на то, что Тринити активно вела с ними бизнес, мне не доводилось проводить личных встреч или бывать в их офисе. Наверное, он и правда беспокоится о моем будущем, поскольку мы быстро уладили все формальности и договорились о первом дне моего выхода в новой должности.

– Теперь уйдем отсюда, мне нужно с тобой поговорить.

Я была готова уйти с ним хоть на край света, поэтому, полностью повинуясь, позволила вести себя.

Внутри Империала я никогда раньше не была. Только слышала об этом месте и видела фотографии в рекламных и экскурсионных проспектах. Вживую он впечатлял в сотни раз сильнее. Шикарно, дорого, бесподобно. Внутреннее убранство в золотых и бардовых цветах. Шелк, бархат и позолота. Стиль – барокко. Все, что могло иметь завитушки и позолоту – имело их. Казалось, мы перенеслись в Париж на несколько веков назад в праздничную залу королевского дворца. Вокруг изящно одетые дамы и бесподобно воспитанные джентльмены. Но, впрочем, все это не мое. Шик и роскошь, подобная этой всегда отталкивали. Я с превеликим удовольствием предпочту кофейню на углу возле дома с терпким ароматным капучино, посыпанным шоколадом, с приятной музыкой и любимой книгой этому пафосному месту с его устрицами и искусственными улыбками на лицах.

Наш столик располагался на балкончике второго этажа. Вдали от всего пафоса. Ветер, доносившийся с реки, приятно освежал, развевая дневной зной. Генри подвинул для меня шикарный стул с резной спинкой, сиденье которого драпировано бардовым бархатом, и присел напротив.

Бархатные занавески раскрылись, вбежала услужливая официантка. Ее щечки мгновенно вспыхнули от одного взгляда на мистера Эллингтона. Как я ее понимаю. Наверное, он идеал мужской красоты. Заказав шампанское и клубнику с шоколадом, мужчина попросил меню и, не обращая на меня внимания, принялся изучать его. Девушка убежала выполнять заказ, а я разглядывала убранство балкончика. Каменные перила, украшенные витиеватой резьбой, на которые взбирались ветви цветущей повилики, два громоздких позолоченных напольных подсвечника с тонкой игрой переплетенных стеблей цветущих растений и массивными восковыми свечами наверху, которые, судя по всему, зажигают для придания романтичного антуража. Стоит отметить – на меня это произвело впечатление. Небольшой круглый столик, вокруг которого три стула. Третий, видимо, для Одри, что подойдет чуть позже и спасет утопающую, то есть – меня. Столик накрыт белоснежной до пола шелковой скатертью с витиеватыми матовыми узорами, едва различимыми на ней. На столешнице – небольшая бардовая скатерть, чтобы дорогие по всем меркам гости все же не пачкали не менее дорогие белоснежные скатерти. Посередине стола – невысокий букет красных роз, добавляющих антуражу приятную терпкую нотку любви. Подняв взгляд от букета, я заметила, что Он с неподдельным интересом меня изучает и уже давно отложил меню в сторону. От неожиданности я растерялась и едва справилась с неумолимым желанием раскраснеться. С чего бы это вдруг мне краснеть?