Привал странников
Шрифт:
– Тогда ответь мне на один вопрос. Миня Мосин с этим делом связан?
– Да что вы!
– освобожденно позволил себе легкомысленное восклицание Денис.
– Разве может допустить Михаил Самойлович связь с чем-то противозаконным?
– А связь с тобой?
– мрачно возразил ему Алик.
Денис покосился на него, но отвечать продолжал Казаряну:
– Михаил Самойлович - человек искусства, и ничто, кроме искусства, его не интересует.
– Не искусства, а произведений искусства, - уточнил Казарян.
– Что?
– не понял Денис.
– Миня Мосин - человек, любящий не
– Ну, я и говорю!
– не видел разницы Денис.
– Знаток! Знаете, какая у него коллекция?
– Знаем, - утвердительно ответил Казарян.
– Только ты-то какое имеешь отношение к искусству?
– Я-то? Я-то никакого. Я просто помогал Михаилу Самойловичу.
– В чем?
– Ну, Михаил Самойлович интересовался, где и что из картин продается, какие новые вещи из старых вдруг всплыли, через меня просили его проконсультировать, как эксперта, какую ценность имеет то или иное произведение искусства.
– Кто просил? Кто они?
– В основном один Глеб Дмитриевич. Были, конечно, другие скоробогатеи, но они обычно разок картинку покажут, и все. А Глеб Дмитриевич - постоянный. Тоже, видимо, коллекционер, но в живописи, понятно, разбирался не как Михаил Самойлович. Вот и советовался.
– Кто такой Глеб Дмитриевич?
– Глеб Дмитриевич и Глеб Дмитриевич. Больше я ничего не знаю.
– Как же ты с ним познакомился?
– Меня с ним Покатый на работе свел.
– На какой еще работе?
– Да в баре у меня. Он мне и говорит, Глеб Дмитриевич, значит, - ты, Денис, Мосина знаешь. Устрой мне его постоянные консультации.
– И ты, влюбленный в искусство, бескорыстно все устроил.
– Почему бескорыстно? Я для него дело делал, он - платил.
– И сколько же твоя любовь к искусству стоит?
– Он мне платил по сотне за сеанс.
– А сколько он Мине платил?
– Вот этого я не знаю. Они между собой договаривались.
– Где живет твой Глеб Дмитриевич?
– Я не знаю.
– Как это не знаешь? А картины где он показывал?
– На какой-то даче в Кратове. Что не его эта дача - сразу видно. Запущенная, нетопленая. Если хотите, я могу показать.
– Связывался как с ним?
– Всегда он со мной связывался, а не я с ним. Он мне своего телефона не давал.
– Он опять темнит, Рома?
– устав сидеть молча, громко заявил Алик.
– Я правду говорю...
– обращаясь к Казаряну, заявил Денис и вдруг сейчас осознал, что не знает, как по имени-отчеству обращаться к своему спасителю.
– Роман Суренович, - представился тот.
– Роман Суренович!
– радостно обратился Денис.
– Я вам говорю чистую правду.
– Верю, верю, - успокоил его Казарян, а нетерпимый Алик добавил:
– К сожалению, слово "чистое" несоединимо с тобой, бармен.
Чай остывал, Казарян разлил его по чашкам. Всем налил по рюмочке, но, поглядел на Дениса, сходил на кухню, принес стакан и налил половину.
– Выпей, расслабься, - сказал Казарян и придвинул стакан Денису.
Тот быстро выпил, закусил шоколадкой и в ответ на доброе казаряновское отношение доложил о том, что еще забыл рассказать:
– Да! По рекомендации Покатого мы с Михаилом Самойловичем
два раза милицию консультировали. По конфискованным вещам.– Чего, чего, чего?
– живо заинтересовался Казарян. Перебив их, резко зазвонил телефон. Алик глазами показал, чтобы Казарян снял трубку.
– Да, да, да... Леонид, пену взбивать поздно. Да, будем ждать двух часов. Да знаю я вашу писанину! Ты бы пораньше подъехал, кое-что занятное имеется. Не по телефону... Да ты пойми, не могу! Понял? Вот и хорошо. Ждем.
– Казарян положил трубку. Часто помигал, отряхиваясь от разговора, ловил нить здешнего. Поймал: - И где же это милиционеры показывали вам с Миней конфискованные вещи?
– Как - где? В милиции.
– Весьма интересное кино. А не позвонить ли мне Михаилу Самойловичу? То-то обрадуется!
– И скоренько, по памяти, набрал телефон. Ждал довольно долго, звонков пять-шесть. Сняли трубку наконец.
– Здравствуй, Миня, здравствуй, родной! Нет сил дождаться субботы, вот и звоню. И повидаться с тобой хочу не в субботу, а сегодня. Как не знаю, знаю. Детское, половина одиннадцатого... Никто над тобой не издевается... И не будь столь категоричен. Здесь, у Алика Спиридонова, мы сидим и беседуем с Денисом. С ним, с ним самым. Он поведал мне массу увлекательных вещей, в которых ты не на последнем месте. А так как ваша с Денисом совместная деятельность вольно или не вольно, пока не знаю, - серьезнейшим образом переплелась с отъявленной уголовщиной, боюсь, что, если мы сегодня не выясним кое-какие обстоятельства, тебе придется общаться с правоохранительными органами... Казарян скучающе послушал долгое телефонное бульканье, а потом продиктовал Алькин адрес.
Через двадцать минут прибыл Миня Мосин. Он был еще в прихожей, когда вновь задребезжал дверной звонок. Казарян, встречавший Миню, открыл дверь следующему посетителю. На пороге стоял капитан милиции Махов. В форме.
– Вот и верь тебе после этого, - с горечью произнес Миня.
Неведомыми путями они выбрались на Киевское шоссе.
– Который час?
– спросил Алексей - машинные часы, по Алькиному разгильдяйству, естественно, не работали, а на свои посмотреть - надо было отвлекаться от дороги. Смирнов ответил:
– Одиннадцать.
– Опередим их?
– Если у них нет связи с оставшимися в городе, опередим.
– Что у них - радиопередатчики, что ли?
– Кто их знает - шпана серьезная, - не обнадежил его Смирнов. Теперь, когда не трясло по буеракам, можно было и поговорить спокойно.
– Кто этот человек, Леша?
– Я же сказал вам: самый богатый человек в Москве, делец.
– Цех? Валюта? Перевал?
– Посредничество.
– И на посредничестве - самый богатый?
– удивился Смирнов.
– Если бы вы знали, между кем - и кем, вы бы так не говорили.
– Так между кем и кем?
– Это вы у него спросите.
– Дело на него в моей бывшей конторе имеется?
– Если только довоенное.
– В возрасте, значит. Фамилия, имя, отчество?
– Что вам это даст? Глеб Дмитриевич Ферапонтов. Настоящее это личико или лица - не знаю...
– Какая официальная крыша?
– Сейчас пенсионер, лет пять как на пенсию ушел, а до этого - много лет директор клуба на Пресне.