Привет рогатому!
Шрифт:
– Да что ж за напасть! Столько лет спал и никто не трогал, а тут, как заведенная! Только спросить хотел, чего надобно горемычной, так она мне Люцифер - черт! Ну, какой же я черт?! А потом еще про глюк какой-то говорила, что за «глюк», знать не знаю.
– Чертыхнулась?! Глюк! – возликовал младший. В то время как возмущению главы высшего собрания не было предела:
– Я из Высших!
– Я знаю! И ей я сейчас об этом расскажу… - клятвенно пообещал Темный Повелитель.
– Подскажи, где ты слышал нашу Галочку.
– Истеричку?! В моем зверинце сидит, глупая. Я думал, ты ее моей Графине
– Графиня - это твой гриф? – насторожился Темный Повелитель.
– Так точно.
– Спасибо, отец! И с пробуждением тебя!
– С пробуждением? Как же… - бубнил Высший, вдогонку Люциусу, - с пробуждением…
***
Чудесный сон, в котором красавец Нардо ловит меня в свои объятия и, вместо россыпей мата, встречает россыпью поцелуев, оборвался резко. Настойчивый звучный клекот и неприятный удар в спину напомнил о нашей с грифенком договоренности. Сажусь и, протирая глаза, сиплым голосом сообщаю:
– Даю сто пудов, ты не сдержал своего слова. И пристаешь, не зная, на что сейчас нарвешься! Ты не дал мне выспаться! – на раздавшийся в ответ клекот я открыла глаза. Подумала, что мне со сна привиделось, протираю их еще раз.
– И ты оборвал самый классный сон в моей жизни, точнее, за прошедшую у меня жизнь…
Злой клекот, намного более громкий и витиеватый, вновь прервал меня.
Открываю глаза, встаю под действием шока и…
– Нифига себе вымахал! – изумилась я, глядя в птичий глаз, с меня размером. Не верится, что это грифенок, вообще не верится. Подошла ближе. – Привет пернатый. От чего тебя так разнесло?
Сама думаю, что если он слопал носки чертовой бабушки и это их действие, то что ожидало меня? Фантазия всегда была отменной, так что от представленного медленно выпадаю в осадок и попутно еще из гнезда.
Столкновение с каменным полом пещеры я сопроводила излюбленным:
– Черт!
Птица, прищелкнула клювом и издала громкий зовущий клекот. Ответом было эхо, вернувшее изданный ею звук. «Грифенок» переминаясь с ноги на ногу, вновь позвал неизвестного. То, что он создал землетрясение в семь баллов и оглушающее эхо, его нисколько не волновало. Чего не скажешь обо мне. Вцепившись в перья гнезда, чтобы не упасть, я сделала предложение:
– Пернатый, я тут подумала… Что буду тебе на один только зуб. В общем, ты ничего не распробуешь, так что давай внесем поправки, а? Ну, в первый договор.
Огромный гриф повернулся правым глазом ко мне и прищурился. Одновременно с этим на голове гиганта вздыбился красный хохолок, а перья приняли черный окрас.
– А раньше был черный, - прокомментировала я, и кое-что стало проясняться.
– Так ты - мамаша! Шикарно! – главное, войти в контакт и суметь договориться с третьей стороной переговорщиков.
– А пернатый где?
– И куда мои носки делись?
Гриф гигант, вновь издал тревожный зовущий клекот. Не получив ответа от птенца, начал метаться по пещере.
– Да успокойся ты! – потребовала я, когда птица в панике чуть не раздавила меня.
– Вышел погулять птенчик! Сейчас вернется!
Попутно стремительно влезаю обратно в гнездо, на высоте следить за
ее перемещениями безопаснее. Следить было безопасно до тех пор, пока она не начала биться о стены. И вжавшись в дальний угол гнезда, я все еще надеялась пернатую вразумить:– Мамаша, вернитесь в гнездо, сядьте! И перестаньте паниковать!
Ответом были посыпавшиеся сверху камни. При ее следующем ударе о стену сверху посыпались уже куски скальной породы. В поиске укрытия я взглянула на ранее пустой угол пещеры и съежилась от ужаса. Сейчас там лежала часть змеи, очень напоминающей отъевшегося на фастфуде питона. Мысль пришла сама собой:
– А, в принципе, паникуйте! Если вы откуда-то с едой пришли, значит - куда-то сейчас направитесь. Материнское сердце всегда подскажет, где его искать.
Птица замерла и нахохлилась, растопырив перья.
– Все равно движение! – провозгласила я.
– Тут же птенца нет, зачем о стены биться?
Гриф=мамаша прищелкнула клювом и кивнула.
Рассудив, что более она метаться не будет, я отпустила скалу. Может быть, она меня понимает, а может быть, и нет. Но после того, как я жалобно попросила не оставлять меня какому-то монстру на съедение, птаха подставила к гнезду свое крыло и качнула головой.
Рисково, однако, и все же забралась на ее спину.
Какого дьявола я это сделала, неизвестно. Но с первых шагов птицы поняла, что напросилась зря. Мамаша пернатого, вначале низко пригнувшись, долго и нудно петляла по слабоосвещенным коридорам идущим, как ни странно вверх. Выглядывая из-за ее перьев, я не переставала молиться. А когда она вылетела в свинцовое пространство низких и очень знакомых туч и понеслась, увиливая от зигзагов бьющих молний, я перестала что-либо соображать.
– Да ты везде успеешь, - попыталась вразумить птицу, на что она ответила удвоенной скоростью.
– Теперь главное не только не свалиться, но еще и не замерзнуть, - скомандовала я себе, зарываясь под ее перья. Несмотря на то, что мы низко летели над огненным морем, скорость полета мамаши-грифа не позволила согреться в «морском» тепле. Более того, воздух, обволакивающий ее перья, был не просто холодный – ледяной. Сжав зубы, в надежде дождаться приземления, я крепко держусь за пташкины перья, продолжая молиться.
– Господи, если я останусь в живых, я изменю свою жизнь кардинально! Так и быть, начну курить, чтоб от прочих не выделяться. Пить, чтобы со мной в компании было веселее. И по мужикам шляться, чисто для засечки на столбике кровати. И чтоб в старости было что вспомнить…, если доживу до старости.
Вспомнила, что у моей кровати нет столбика.
– Ладно! Господи, если я останусь жива, то перво-наперво куплю кровать с деревянными столбиками, а затем уже все выше перечисленное.
Птаха сделала мертвую петлю, от которой я чуть не прикусила язык.
– Хорошо! Хорошо! Господи! Так и быть, отдам полторы тыщи гривен на основание новой церкви… - подумала. Вспомнила, что перед отпуском хотела взять новый набор косметики и купальник с парой летних платьиц.
– Тыщу! – внесла я поправку. Затем прикинула, что к платьям, если останусь в живых, потребуются босоножки. Мне ж на море, как ни как!
– Нет, это много - пятьсот! – птаха сделала пике.