Привычка выживать

Гейл остается бесстрастным.

– Когда все закончится, - говорит он тихо, но уверенно, - я уеду во Второй Дистрикт, как и планировал.

– Ты заберешь с собой Энорабию? – интересуется Пэйлор, хотя ей совершенно неинтересно.

– Она не спрашивала разрешения поехать со мной. Она поставила меня перед фактом, - Гейл закатывает глаза.

– А Джоанна? – здесь уже любопытство берет верх.

Гейл чуть заметно напрягается.

– При чем здесь Мейсон? – спрашивает он, как и прежде, лишенным интонаций голосом.

Пэйлор смотрит на него очень внимательно чуть больше десяти секунд, затем отводит взгляд, будто заинтересовавшись чем-то, происходящим позади него.

– Мне показалось… - начинает она с несвойственной ей неуверенностью, но Гейл не дает ей договорить.

– Вам показалось.

Ну конечно, думает Пэйлор. Конечно, показалось.

– Почему вы позволили Мейсон и Китнисс посещать Пита? – спрашивает Гейл, не уходя от темы, но все же предлагая ей неплохую альтернативу.

– Им сложно отказать, - Пэйлор криво улыбается. – Особенно Джоанне. Впрочем, я руководствовалась также и тем, что Питу нужна помощь. Его слишком часто бросали в одиночестве. Я надеялась, что присутствие тех, кто дорог ему, его спасет. Кажется, я ошиблась. Его может спасти только он сам.

– Китнисс, - выдыхает Гейл. – Его может спасти Китнисс.

– О, - Пэйлор не скрывает своего изумления. – Каким же образом?

– Не знаю, - Гейл отводит взгляд. – Но ведь они всегда спасали друг друга, не так ли?

– О, - повторяет Пэйлор вновь. Гейл едва заметно краснеет, но вряд ли от смущения.

– Я не одобряю ее выбор. Но я уважаю его.

– О, - в третий раз выдыхает Пэйлор, но здесь уже берет себя в руки. – Это касается и Каролины?

– Нет, - Гейл качает головой. – Каролина – не ее выбор. Кстати, что вы намерены с ней делать?

Пэйлор поджимает губы. Неловкие вопросы досаждают ей, особенно, вопросы, на которые у нее пока нет ответа. Она может, как всякий уважающий себя политик, начать юлить и увиливать от прямого ответа, но она слишком уважает себя, чтобы опускаться до приемов Плутарха.

– Я еще не решила. Пожалуй, я оставлю ее рядом с собой. Пока мне нравится эта девочка. Я хочу знать, получится ли из нее что-то стоящее. Более того, я хочу поучаствовать в ее воспитании.

– Вы хотите использовать ее? – вновь невежливо замечает Гейл. Пэйлор вспыхивает от злости.

– Повторюсь в первый и последний раз, Хоторн. Я не решила. Еще вопросы?

– Нет, - чеканит Гейл и удаляется после разрешения.

Пэйлор закусывает губу. «Использовать» - какое жуткое слово. Пэйлор не готова использовать Каролину. Она всего лишь чувствует, что девочка с дурной кровью может пригодиться ей рано или поздно. К тому же, врагов (а Каролина вполне может вырасти во врага нового Панема) нужно держать ближе, чем друзей. Вот Гейла, к примеру, лучше отпустить. Отпустить и подождать, когда он сам вернется. Повзрослевшим или сломанным, какая разница, да и есть ли она вообще? Пэйлор только учится предугадывать положение фигур на шахматной доске, но у нее был один из лучших учителей.

Поэтому она склонна немного подождать.

***

Гейл слишком много времени проводит в этой больнице. Он приезжает сюда в середине дня, сопровождая Китнисс. Он терпеливо коротает бесконечные часы ожидания в одинаковых коридорах, полных белого слепящего света и постепенно начинает ненавидеть их. Иногда, но с каждой неделей все реже, он возвращается на первый этаж и стучится в одну из дверей без номера.

Он ненавидит эти двери и тех, кто находится за этими дверями. Но продолжает приходить. Иногда даже в неположенное время, когда Китнисс еще находится в Тренировочном Центре. Сегодня он приносит с собой цветы – уродливый веник вялых растений с ярко-розовыми бутонами.

Эффи рассеянно ставит цветы в воду. Она похожа на призрака в белой больничной одежде, на ее лице нет больше нарисованной маски и кажется, будто у нее нет лица. Гейл садится на единственный стул и молчит. Он часто приходит сюда помолчать. Его просто тянет сюда магнитом, хотя он не может понять причину желания помолчать в обществе женщины, которую он помнит сильной.

– Я знаю, ты осуждаешь меня, - говорит Эффи, не глядя в его сторону. – Но я не виню тебя. Я даже рада, что ты не понимаешь, почему я хочу избавиться от этого. Я рада, что ты никогда не переживешь того, что пережила я. Что мы все пережили.

Гейл молчит. Терпеливо выжидает десять минут – срок, который сделал обязательным для себя, будто в качестве какого-то изощренного наказания.

Когда Эффи спрашивает о Джоанне, Гейл вздрагивает. Мутные глаза безликой женщины на миг оживают.

– Девочке нужно попрощаться, - говорит Бряк шепотом, доверяя Гейлу важную тайну, - она никогда не признается, насколько сильно была привязана к нему.

Эффи всех называет теперь «мальчиками» и «девочками», потому что начинает забывать их имена. То, что она говорит про могилу Аврелия, Гейл понимает не сразу. Но спорить с Эффи не начинает. Во-первых, потому что с ней бесполезно спорить. Во-вторых, потому что она уже погрузилась в ненормально крепкий сон, даже не успев лечь. Осторожно он укладывает ее на спину и накрывает одеялом.

Он ведет непривычно молчаливую Джоанну на кладбище, борясь каждую минуту с желанием ударить и растормошить ее. Конечно, он не ударит ее сейчас. Ему не хочется вновь становиться врагом номер один, отхватывая столько ненависти от жителей Тренировочного Центра, сколько не отхватывал Пит, будучи неназванным приемником президента Сноу.

Позже он возвращается к Эффи, чтобы рассказать о том, что выполнил ее просьбу. Эффи вежливо улыбается, но не понимает, что именно он сделал и для кого. Мутные глаза женщины выводят Гейла из себя, он рвется вырваться из ее палаты уже через две минуты, но его останавливает безумный шепот.

– Там была девочка, - Эффи впивается в его руку своими едва успевшими отрасти ногтями, - маленькая девочка со светлыми волосами… - взгляд ее мечется по лицу Гейла. – Но она не девочка, она – монстр, они воскресили монстра!

Гейл отцепляет ее пальцы.

– Успокойся, - говорит он тихо, боясь испугать ее еще больше. – Пит убил ту девочку, - Эффи кривит губы, и Гейлу приходится исправиться, чтобы не вызвать очередной истерики, - он покончил с тем монстром, Эффи.

– Бедный мальчик, - говорит Бряк, успокаиваясь. Она позволяет проводить себя до больничной койки и садится. – Как он себя чувствует?

– Он жив, - Гейл не кривит душой. Эффи смотрит в окно, а затем поворачивается к Гейлу.

– Кто жив? – спрашивает она с вежливой улыбкой.

Гейл хочет хлопнуть дверью, но в этой больнице нет больше дверей, которыми можно хлопать. Идя по коридору он вспоминает, как много сделала Эффи для победы, но не может избавиться от ее отсутствующего лица. Она слабая, такая слабая! Разве могла она, оставаясь сильной, позволить так поступить со своей памятью?

Через три дня Эффи перестает узнавать его.