Привычка выживать

Пэйлор же напряжена сверх меры. Ей совсем не хочется садиться напротив арестанта, как и не хочется, впрочем, дышать одним с ним воздухом, но что-то заставляет ее торчать в этой комнате, напоминающей и камеру, и больничную палату, но без постели. От яркого света слепит глаза, Пэйлор морщится и выдыхает скопившийся в легких воздух, мысленно пытаясь взять себя в руки.

– Здесь не так уж и уютно, не так ли? – спрашивает ее Плутарх. – Слишком много белого цвета, на мой взгляд. Но Президент Сноу любил этот цвет. Быть может, вам захочется провести капитальный ремонт? У меня найдется несколько ценных советов.

Его голос – только шум, назойливое жужжание мухи, которая пусть и поймана, но все еще жива.

– Оставь свой светский треп, - советует Пэйлор. – Я пришла к тебе не для того, чтобы выслушивать бесконечные монологи.

– О, - Плутарх усмехается, - я помолчу, чтобы узнать цель вашего визита, госпожа Президент.

Голос его сочится ядом.

– Девочка, - выдыхает Пэйлор, - сестра Китнисс Эвердин. Точнее, ее тело. Зачем было латать его?

Пальцы Плутарха судорожно сжимаются. Арестант замирает, вспомнив, что собственное тело принадлежит ему теперь лишь номинально.

– Малютка Прим, - тянет он после паузы, но с явным удовольствием, - она была так поразительно похожа на Каролину… - тяжелый вздох, Пэйлор сверлит взглядом собеседника и тот начинает все же объяснять свои мотивы, не пряча ироничной усмешки, - я собирался использовать ее тело, если бы жизни Каролины угрожала опасность. Мало ли, что могло выйти из-под контроля… - Плутарх подмигивает Пэйлор.

– О чем еще я должна знать? – спрашивает его женщина, сжимая кулаки, которые так и чешутся для пары-тройки ударов по похудевшему, но все еще довольному лицу предателя.

– Вас интересует, что еще вы можете найти здесь? – Хевенсби обводит комнату глазами, имея в виду гораздо большую площадь помещений. – О, здесь водятся львы, - он хихикает, сжимая пальцы. Пэйлор обещает себе не сорваться именно сейчас. Плутарх, до этого момента ходивший по самому лезвию ножа, внезапно становится серьезным. – Вы нашли главного злодея, госпожа Президент. Так почему вы продолжаете задавать вопросы?

Пауза.

– У нас уже есть один человек, который захотел узнать все, - добавляет бывший министр. – Думаете, сойти с ума от ответов может только он?

Пэйлор делает пару шагов в сторону, затем возвращается на исходную.

– Меня тошнит от вашей бесконечной философии.

Поразительно, но она опять называет его на «вы».

– А меня тошнит оттого, что вы все продолжаете жить прошлым, - парирует Плутарх. – В прошлом есть, конечно, ответы на все ваши вопросы. Но, подумайте, каким будет ваше будущее, если вы получите то, чего хотите? Вряд ли счастливым.

Пэйлор молчит, но недолго.

– К черту вас, Плутарх. Вас и Ваш Капитолий. Ночами я просыпаюсь от кошмаров, в которых размноженные в огромном количестве переродки выползают из всех канализационных стоков, только потому что я не убила их парой часов раньше.

– Неужели переродки – то, чего вы боитесь больше всего? – хмыкает Плутарх. – Меня на днях навещала Китнисс Эвердин, - он массирует висок пальцем, чувствуя острую боль в затекших мышцах. – Ей, видите ли, хотелось посмотреть мне в глаза. Интересно, что она хотела в них увидеть?

– Быть может, человека?

– Меня тошнит от вашей философии, госпожа Президент, - Плутарх улыбается, но как-то криво. – Китнисс Эвердин пообещала убить меня, если я попытаюсь хотя бы еще один раз причинить вред ей или кому-то, кем она дорожит. Думаю, девочка еще не знает о том, что я спас ее сестру…

– Это не было ее сестрой, - Пэйлор качает головой и смотрит на министра с вызовом.

– Пусть так. Но, когда воскрешаешь мертвых, ты должен быть готов к тому, что что-то пойдет не так.

Пэйлор вздыхает. Еще пять минут нахождения здесь и, кажется, к ней вернется та жуткая головная боль, от которой спасают только тяжелые наркотики.

– Мальчик убил то, что вы воскресили. Кажется, даже будучи сумасшедшим, он прекрасно понимал, что мертвое должно оставаться мертвым. Еще он понимал другое: Китнисс Эвердин необязательно знать о том, на какие зверства может пойти Капитолий в угоду своим планам.

– Мог, - отмирает Плутарх и хищно скалится. – Вы хотели сказать «мог», а не «может». Перепутанные времена – такая хитрая наука, - Пэйлор сжимает зубы, чтобы не наговорить гадостей и считает до десяти. Ее уже не спасает мысль о том, что этот человек пойман и надежно скован, ей продолжают мерещиться новые и новые версии написанных им сценариев и запасных планов. Она уже жалеет о том, что пришла сюда. Она напоминает себе Джоанну, которая приходит в палату Пита, чтобы увидеть хотя бы немного надежды, но вместо этого заражается еще большим отчаянием.

– Ему станет лучше, - вслух говорит Пэйлор и министр смотрит на нее с удивлением. – Питу Мелларку станет лучше.

– Такая слабая надежда, - тянет Плутарх. – Он действительно был силен, но ведь его сломали. Всех можно сломать, госпожа Президент. Нужно только знать, куда бить.

– Не подскажете, куда лучше ударить вас? – Пэйлор нависает над арестантом с потемневшими от ярости глазами.

А затем, придя в себя, выходит из комнаты. Ей хочется хлопнуть дверью, выместить злость хоть на чем-нибудь, но она лишена такой возможности; открывшийся перед ней дверной проем закрывается бесшумно.

Гейл, торчавший все это время перед матовым стеклом с бесстрастным лицом, выпрямляется.

– Ничего не говори, - предупреждает его Пэйлор. – Впрочем, ты в последнее время даже слишком молчалив. С чем это связано? С Китнисс? С Питом? Или с Джоанной?

Она вымещает злость на том, кто подвернулся ей первым. Гейл знает об этом не хуже ее самой, поэтому все вопросы считает риторическими.

– Мне нужен свежий воздух, - фыркает президент. Гейл следует за ней.

Свежий воздух мало помогает.

– Когда ты намерен уехать? – спрашивает Пэйлор, намереваясь отвлечься от дурных мыслей, вовлекая не самого приятного человека в разговор.

Гейл пожимает плечами.

– Когда закончится эта история с Питом.

– Она может длиться годами. Он может дожить до глубокой старости то цепенея, как сейчас, то впадая в буйство, - Пэйлор качает головой. – Я в тысячный раз говорила с его лечащим доктором, но не узнала ничего конкретного. Он по привычке рассказал мне историю охмора в целом и историю охмора Пита в частности. Я по привычке не поверила в то, что в охморе этого мальчика нет ничего странного. Всего лишь охмор первой степени. Охмор, главная цель которого – убийство Китнисс Эвердин. Странно, не правда ли? То, что он не убил ее, убедило всех нас в том, что он либо исцелился, либо был охморен на что-то совершенно иное… - Пэйлор закрывает глаза. – Мы придумали так много хитроумных планов Сноу, но все было зря. То, что происходит сейчас с Питом, лишь последствия неудачного охмора. Расщепление его личности на две части, ни одна из которых не может пока одержать верх. Доктор Винтер уверен, что Питу осталось около недели такой же мучительной борьбы с собственным подсознанием. И, знаешь, что потом? – Пэйлор делает паузу, но ответа, разумеется, не получает. – Никто не знает, Гейл. Впору делать ставки. Я бы поставила на то, что мальчик обретет покой, только перестав дышать.