Привычка выживать
Шрифт:
Питу хочется засмеяться, подойди ближе к тщедушной, вжавшейся в стену фигуре, и вцепиться в тонкую шею. Сделать тоже самое, что он сделал когда-то с Китнисс Эвердин. И в этот раз ему, быть может, не смогут помешать. Но он сдерживается. Мертвый президент Сноу рассматривает пленника и думает о чем-то, и Пит резко разворачивается назад, к двери, и все же задает последний вопрос, который не хочет задавать.
– Вы сумели победить страх своей жены с помощью охмора, - тянет медленно, тщательно подбирая слова, - и никто больше не работал в этом направлении?
Доктор Винтер закрывает глаза и вздыхает.
– Это два разных уровня
Пит закатывает глаза. Встреча, которую он вырвал с таким трудом, оказалась очередной пустой болтовней и экскурсом в историю создания охмора как такового. Это только познавательно, не более. Плутарх Хевенсби никогда не позволит узнать Питу что-либо действительно существенное. Но у двери он все-таки медлит, будто боясь упустить этот призрачный шанс узнать всю правду. У него больше нет вопросов, а на главный вопрос он получил ответ, в котором нет определенности, как и раньше.
Его останавливает голос. Секунда, даже доля секунды – и Пит видит на сморщенном лице закованного доктора осознанное и новое выражение, до боли знакомое выражение лица, когда-то принадлежавшее совсем другому человеку. Винтер продолжает говорить размеренным голосом, со сбивающимися интонациями, но вызывающе выдерживает взгляд Пита.
– Надеюсь, мой мальчик, ты готов узнать правду.
Эффи спрашивает его только в машине.
– Это все, чего ты хотел?
Пит кивает. Присутствие водителя заставляет его молчать и смотреть на город, уже погрузившийся в темноту. Эффи тяжело вздыхает, и рассказывает ему о том, что прежде в Капитолии никогда не было так темно.
– Поврежденные коммуникации восстановлены не полностью, - замечает с досадой. – Постоянные перепады электричества, - машет рукой, добавляя, что ничего в этом не понимает. – Некоторые районы города остаются обесточенными по несколько суток.
Пит слышит об этом в первый раз. В тренировочном центре очень редко мигает свет; Эффи говорит, что это-то из-за мощных предохранителей. Здание Центра и стоящие рядом с ними дома освещены, Пит помогает Эффи выйти из машины, и следит за тем, как машина исчезает в темноте. На первом этаже никого нет; он пробыл в белой комнате до позднего вечера, и все разошлись по своим этажам. Эффи прощается, и Пит знает, что не сможет себя заставить подняться к Джоанне сейчас, поэтому выбирается на крышу, и подходит к огороженному краю. Интересно, здесь до сих пор работает силовое поле? Должно работать; в новом Капитолии мало что изменилось после революции.
Так получается – судьба, случайность или положение планет, - желая остаться в одиночестве, он нарушает чужое одиночество.
…
Джоанна выбирает самый тяжелый уровень тренировки из возможных. В пустом подвале с разделенными секциями она чувствует себя вполне уютно, а существующий глубоко внутри нее страх только добавляет адреналина. Но, черт возьми, ей не суждено просто убивать созданных программой противников.
– Учти,
с такой нагрузкой компьютерные профессионалы сотрут тебя в порошок, - Гейл скорее констатирует факт, а не издевается.Мейсон хмыкает.
– Сегодня целый день я играла в недотрогу. А потом еще откровенничала без доброй дозы алкоголя. Теперь мне хочется убивать или быть убитой, - заявляет с ослепительной улыбкой. – Впрочем, в этой игре я не сторонюсь полезных союзников. Ты предпочтешь лук или пулемет?
Гейл может оценить ее вызов, и она забывает о постановочной драке, полностью отдаваясь во власть живого противника.
…
Эффи не хлопает дверью своей спальни, и не вздрагивает, когда включает свет и обнаруживает сидящего на постели Хеймитча. Трезвого Хеймитча, и поэтому Хеймитча очень злого. В руках он держит коробку из-под ее лекарства.
– Ничего не хочешь мне рассказать, солнышко? – спрашивает вполне вменяемым голосом.
Включенный свет мигает дважды и становится совсем тусклым.
Эффи не отводит взгляда.
…
Китнисс Эвердин стоит у самого края парапета, закутавшись в темный плед, бледная, бледнее даже обычного, и невидящим взглядом рассматривает спящий город. Она может делать вид, что поглощена созерцанием слабо освещенных зданий, но сердце ее сбивается с размеренного ритма, на щеках появляется лихорадочный румянец, ее резко бросает в дрожь. Она может не смотреть в сторону замершего от неожиданности Пита, но все пять чувств ее сосредоточены только на нем, будто ее самой уже не существует.
– Я не хотел тебе мешать, - говорит Пит, собираясь убраться с чертовой крыши как можно дальше и как можно быстрее.
– Знаю, - Китнисс фыркает и разворачивается. – Ты никогда не хотел мне мешать, Пит, - и по губам ее скользит незнакомая улыбка. – Уже поздно. Я иду спать.
Пит отходит в сторону от двери, пропуская ее, и смотрит на город; лишь малая часть его освещена, все остальное погружено во тьму. Наверное, обстановка в городе со светом хуже, чем он думал.
– Спокойной ночи, - говорит он.
Свет пропадает и на смежной улице. Что-то в здании Центра оглушительно щелкает и замирает. Китнисс тянет на себя дверь, но ничего не происходит. Пит слышит ее дыхание, но еще не видит ее саму; внезапная темнота похожа на ослепление, как в одном из тысячи его кошмаров, которые начинают сбываться.
Они оказываются запертыми на крыше здания высотой в двенадцать этажей.
========== ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ, в которой все выясняют отношения ==========
Уважаемые читатели, при нахождении ошибки/опечатки/не там и не так поставленной запятой, пожалуйста, используйте публичную бету.
Гейл Хоторн привык к темноте с самого детства. Темнота сопровождала его повсюду, будь то шахты, в которых он провел львиную долю своего существования в Дистрикте Двенадцать, или же окутанные темнотой лабиринты Орешка. Но он вовсе не планировал оказаться в темноте здесь, почти в центре Капитолия, в одной из тренажерных секций с загруженной программой тренировки, наедине с сумасшедшей Джоанной Мейсон, которая только что занесла меч для удара на поражение. Быть может, зря он отказался от пулемета; хотя, если признаться, от пулемета он отказался лишь потому, что не нашел его на многочисленных стендах. Против Джоанны он не побрезговал бы ни одной военной хитростью, пусть Джоанна и была всего лишь девчонкой, которая круто смотрелась с топором, особенно в действии.