Привычка выживать
Шрифт:
Значит, Эффи тоже была здесь.
В этом белом аду.
Ад, расположенный в здании, в котором должны исцелять. Какая изящная издевка, вполне в духе Капитолия, придумавшего Голодные игры.
Их с Эффи встречает хмурый человек в военной форме. Пит думает о том, что так мог выглядеть миротворец без привычного обмундирования, но не позволяет своим мыслям взять верх. Он внимательно осматривает все пространства этого места, расположенного где-то глубоко под землей, и на него будто начинают давить пласты нависающих над ними этажей. Здесь нет окон, только белые помещения. Прежде они освещались гораздо лучше. Теперь иногда свет мигает, и Пит думает, что так, с мигающим светом, это место больше похоже на ад; так честнее.
Стандартная проверка документов. Они проходят из одной комнаты в другую, Эффи о чем-то спрашивают, и Эффи отвечает, и все начинает напоминать какую-то талантливую постановку. Должно быть, к этой постановке приложил свою руку Плутарх. И постановка закончится тем, что Пита оставят
– Это доктор Винтер, - говорит Эффи тихо. – Плутарх сказал, что ты хотел с ним встретиться. И, - она медлит, прежде чем продолжить, - помни, что Плутарх выполняет все условия, которые выставил, позволяя встретиться тебе с этим человеком.
Пит открывает последнюю дверь, обычную дверь, которую несложно найти. Он помнит, что каждое сказанное им слово и каждое выражение его лица будет записано на камеру. Но он благодарен Эффи за лишнее напоминание об этом прискорбном факте. Доктор Винтер поднимает голову, когда видит, что дверь открылась. И улыбается, будто видит старого знакомого, и даже привстает со своего стула, но неведомая сила тянет его назад, вниз. Силовое поле? Пит пытается думать логически, но получается у него с трудом. Воспоминания о пытках, которым он подвергался в подобных комнатах, накатывают, как волны, сбивают с ног, ослепляют той, прошлой болью.
– Доброе время суток, Пит, - тихим, но очень знакомым голосом говорит доктор Винтер, и Пит понимает, что уже прежде слышал этот голос, видел это неприятное лицо, все иссеченное морщинами.
Этот человек сделал его переродком.
– Сейчас время обеда, - говорит Пит, присаживаясь на второй стул.
– О, - короткий смешок. – Благодарю вас за полезную информацию.
Он сидит на стуле, но Пит помнит, как он высок. Время, прошедшее с их последней встречи, плохо отразилось на его костлявой фигуре, морщины на лице стали еще заметнее, а глаза будто утратили свой цвет.
– Задавайте свои вопросы, мистер Мелларк, - просит человек тихо. – Но помните, что за каждый неправильный вопрос через меня пропускают электрический заряд, не очень большой по силе, но все же ощутимый.
Ток объясняет его поспешное и болезненное возвращение на место. Пит медлит. Он о многом хотел спросить у того, кого должен благодарить за все свои нынешние несчастья, за свою искаженную память, и совесть, которую испачкал в чужой крови. Он думал, что захочет уничтожить виновника своего охмора, но видя эту несуразную фигуру, сохранившую лишь остатки прежнего здравомыслия, он может только презирать его. Доктор чувствует отношение к нему Пита, и улыбается половиной губ; вторая часть его лица остается неподвижной, будто парализованной. Во взгляде, беспокойно перебегающим от точки к точке, царит ожидание и страх, доктор не смотрит Питу в глаза.
– Я кое-что прочитал об охморе, - говорит Пит медленно, и доктор будто взрывается, и хочет вновь вскочить с места, но благоразумно одумывается, лишь высоко поднимая сцепленные браслетами руки.
– Все написанное – ложь! Ни слова правды, - договаривает спокойнее Винтер, и почти безумным взглядом цепляется за глазок камеры. – Охмор – величайшее мое изобретение, я создал его, я взрастил его, а они превратили его в чудовище, - в голосе ученого помимо безумия появляется горечь. – Уверен, моего имени вы не нашли ни в одном из прочитанных документов, мистер Мелларк. Моего имени там нет, но, уверяю вас, я создал охмор, я и никто другой.
Он смотрит с надеждой на Пита, но Пит молчит. Пожалуй, Пит не презирает его. Пожалуй, презрение вновь становится ненавистью, потому что этот человек говорит об охморе как о величайшем открытии, и всерьез думает, что Пит будет им восхищаться.
– Нет-нет, - быстро замечает человек, и взгляд его опять начинает быстро-быстро метаться из стороны в сторону, - пожалуйста, не смотрите на меня так! – просит почти жалобно. – Я был молод, мистер Мелларк, быть может, чуть старше вас, и я был гениален, - говорит без всякого бахвальства, - я был влюблен, - добавляет с трогательной откровенностью. – Мне повезло, мне очень повезло, я смог взять свою возлюбленную в законные жены, и я продолжал работать над незначительными проектами, занимался исследованиями человеческих реакций и процессами, протекающими в голове каждого человека, процессами, являющимися и физическими и психологическими одновременно. Я долгое время изучал страх, и все, что связано со страхом. Я был гениален, - делает паузу, силясь что-то вспомнить, - и я был очень, очень влюблен. Моя жена была прекрасным человеком, но она так сильно боялась темноты… - он запинается, затем долго подбирает слова. – Ее страх был иррационален. Она не могла спать без включенного света, она не могла выходить из дома после захода солнца, ее постоянные истерики, ее кошмары, - все буквально сводило меня с ума. И я придумал, как можно избавиться от страха. Я создал то, что позже назвали
охмором, я не знал, во что они превратят мое открытие.Во время монолога (Питу не приходится даже задавать вопросов, так собеседник увлечен своим рассказом) доктор Винтер часто сбивается с мыслей, меняет интонации своего голоса, да и сам то становится безумцем, то вполне похож на нормального человека. Он говорит о природе страха, затем о том, что когда-то давно случилось с его женой, что-то, что укрепило ее страх перед темнотой, что сделало его невыносимым.
– Я работал, я много работал над этой проблемой. Я прибегал к гипнозу, я использовал все доступное, что мог использовать в борьбе с тем, что таилось глубоко в ее подсознании. И я понял, как можно с этим бороться, мистер Мелларк. Методом проб и ошибок я сумел исцелить свою любимую жену. Порядок действия оказался довольно прост. Я использовал самый слабый наркотик, чтобы погрузить ее в легкий сон. Даже когда мы спим, мы способны воспринимать все, что происходит рядом с нами. Мы слышим все, что нам говорят, но, просыпаясь, мне не можем ничего вспомнить. Когда моя жена засыпала под действием наркотика, я включал легкую музыку, и рассказывал ей истории, всегда связанные с темнотой и тем, что в темноте таится. Все мои истории заканчивались хорошо, я доказывал ей, что в темноте нет ничего опасного, а когда она просыпалась, она только улыбалась мне. Этот процесс занял много времени, но я смог исцелить ее от страха. Я был бы очень счастлив вместе с ней, - доктор тяжело вздыхает, но делает усилие, чтобы продолжить, - если бы результаты моего опыта не обнаружил Капитолий. Они сумели перевернуть всю мою теорию с ног на голову, мистер Мелларк. Они взяли в заложники мою жену, чтобы я продолжил помогать им. И я помог им. Капитолию не нужен был способ избавляться от психологических проблем. Капитолию был нужен способ беспрекословного подчинения людей своим приказам. Это они сделали и с вами, мистер Мелларк.
Пит качает головой.
– Всем процессом руководили вы, - говорит с усмешкой, и человек напротив вновь дергается; ему не позволяют встать, и он, жалобно скуля, оседает на своем стуле.
– Капитолий бывает убедителен, - отвечает с дрожью в голосе и вертит головой по сторонам. – Всегда был убедителен, когда им управлял президент Сноу, - голос его становится тише, - и сейчас ничего не изменилось.
Похоже, через него пропускают ток большей силы, чем прежде. Пит равнодушно смотрит на камеры, сжимает и разжимает кулаки. Его прежде пытали, заставляя наблюдать, как кто-то другой испытывает боль. Быть может, для него прежнего не было пытки страшнее этой, но прошло так много времени, он успел испытать так много боли, что ему удается держать себя в руках. Он помнит ток, он может представить, каково сейчас тому, на кого он смотрит – ученому, который рассказал столь невинную историю своей любви, что впору прослезиться. Но Пит стоически переваривает всю информацию, полученную в столь ненадежной форме, и размышляет, как с помощью Бити раздобыть доказательства, пусть косвенные. Теперь он с трудом верит людям на слово. Теперь он смотрит на чужие мучения, повторяя про себя, как заклинание – этот человек виноват во всем. Вряд ли это заклинание помогает.
Когда доктор более-менее приходит в себя, он спрашивает, почему охмор не сработал.
– К вашему охмору мы не были готовы, мистер Мелларк. У нас почти не было времени, чтобы подготовить достойную легенду. Если бы у нас было больше времени, мы бы внушили вам, что ваш враг – Китнисс Эвердин, а не переродок, который занял ее место. Вы сопротивлялись, - доктор переходит на шепот, - вы отвергали подобную версию на бессознательном уровне, потому что были влюблены в эту девочку. Я предупреждал президента Сноу, что этот охмор может сработать не так надежно. Ему было все равно, он полагал, что Китнисс Эвердин не сможет продержаться рядом с вами до того момента, что вы перестанете видеть в ней переродка, - Винтер запинается. – Я не могу объяснить лучше. Если бы у меня была возможность поработать с вами ближе… - доктор широко улыбается, и Пит видит тот взгляд, который смутно вспоминает из прежних встреч с этим человеком. – Но мне вряд ли предоставят такую возможность, - доктор жадно сглатывает. – Вам ведь говорили, что я помогал лечить вас, мистер Мелларк? О, я вижу, что вам об этом не сказали, - хмыкает, расплываясь в довольной улыбке. – То, что вы сидите здесь, передо мной – тоже моя заслуга.
Пит медленно встает и делает только шаг в сторону заключенного. Доктор Винтер следит за ним, затаив дыхание и вжавшись всем телом в стену.
– Если бы не вы, - медленно говорит Пит, - меня бы не потребовалось лечить.
– Да, - смиренно соглашается Винтер. – Но охмор, быть может, спас вас, мистер Мелларк. Если бы не охмор, если бы не все психологические блоки, которые были поставлены вами и нами, если бы не отключение всех ваших эмоций, вы бы сошли с ума. То, что с вами делали здесь, мистер Мелларк, - заключенный опять понижает голос, - никогда не отпустило бы вас. Вы сошли бы с ума, как и все, кто через это прошел. Но пока вы были погружены в иллюзии, пока ничего не чувствовали у вас была возможность постепенно принимать правду, какой она была. Я знаю, вы не видите во всем этом ничего положительного, - доктор быстро-быстро кивает, - но это не значит, что во всем этом нет ничего положительного.