Привычка выживать
Шрифт:
– И гаснет свет, - комментирует она из темноты. Голос у нее хриплый, но не испуганный; она стоит в нескольких шагах от него, если ориентироваться на голос.
Гейл знал, насколько плохи дела с энергией в Капитолии. Но Центр, стараниями Плутарха подсоединенный разве что не к Президентскому Дворцу должен был быть хорошо защищен от подобных напастей. Впрочем, в нынешней ситуации в стране, еще толком не оправившейся от революции, нет никакого железного понимания понятия «должен». Плутарх должен был, например, бросить все средства на замену поврежденных проводов, а вместо этого, для экономии, приказал ремонтировать их. Сэкономленные деньги пошли на подготовку чертового шоу, благодаря которому все победители голодных игр собраны здесь вместе, как пауки в банке.
– У центра есть запасной
Аварийный свет очень тусклый; где-то в глубине здания слышится жуткий шум и скрежет.
– Кажется, и он собирается сдохнуть, - резюмирует Джоанна, которую теперь можно увидеть стоящей на прежнем месте. Топор ее теперь не занесен для удара, она опирается на него, как на трость. – Хотя, разве нам мешает это продолжить? – по губам ее скользит ядовитая усмешка, и Гейл закатывает глаза.
Он проверяет выходную дверь – и та оказывается надежно заблокированной. Под потолком едва слышно работают вентиляционные лопасти. По крайней мере, они не задохнутся здесь, если ремонт выведенного из строя оборудования займет продолжительное время. Джоанна вяло сообщает о том, что Вольт говорил что-то о мигании света и блокировке всех этажей.
– Они боятся, что мы воспользуемся передышкой и сбежим отсюда, - хмыкает Джоанна и тащится к сгруженным в углу матам, волоча топор по полу; скрежет стоит невыносимый, но она только усмехается, глядя, как кривится Гейл. – У тебя была возможность сбежать, не окажись ты здесь. Кстати, не напомнишь, почему ты здесь?
Конечно, он ожидал подобных вопросов, и гораздо раньше. В первую очередь, их должна была задавать Китнисс, но в первую встречу Китнисс ограничилась неприцельными бросками попавших под руку ваз и обвинениями в том, что он косвенно виноват в смерти Прим. Это было немного странно, потому что его виновность они уже обсуждали прежде, и без ваз. В любом случае, Китнисс не спросила его, что он делает здесь, и как долго его нахождение здесь продлится. Прочие обитатели к его существованию проявили не больше внимания, чем к чертежам Орешка, которые он забыл в своей спортивной сумке, хотя чертежи были секретной информацией, за утерю которой он должен был попасть под трибунал. Для ответов у него было огромное множество заготовленных текстов, ни один из которых не пригодился. Энорабия спросила, но как-то вяло; теперь Джоанна проявляет к нему интерес, потому что скучно, а драться неинтересно – в такой полутьме можно запросто споткнуться и разбиться насмерть.
Пока Джоанна устраивается на матах, а потом любовно устраивает рядом свой топор так, чтобы Гейлу не осталось места, он думает, и в результате интересуется, остались ли здесь включенными камеры. Мейсон пожимает плечом, мол, откуда ей знать, а потом, подорвавшись, находит им двоим занятие, разом совмещающее и тренировку, и оправданные меры безопасности.
На то, чтобы разбить камеры, расставленные по периметру, уходит какое-то время. Камеры не горят знакомыми огоньками и кажутся выключенными, но Джоанну это не заботит, и она соперничает с Гейлом в меткости, выигрывая лишь потому, что заранее сообщает о его поражении и успокаивается, когда по факту с ней никто не спорит.
– Это на случай, если ты хотел остаться со мной вообще наедине, - улыбается почти плотоядно, и Гейл опять закатывает глаза, прекрасно помня, что Джоанна Мейсон в любом состоянии остается Джоанной Мейсон. – Теперь ты ответишь? – девушка рыбкой бросается на маты и едва не промахивается (жаль, что и на топор ей приземлиться меткость не позволяет), а потом, злясь на себя, машет руками: - Хотя нет, постой, я сама отвечу. – Прилизывает растрепавшиеся волосы, гордо поднимает подбородок и басом, никак не напоминающим голос Гейла, сообщает: - Я здесь из-за Китнисс Эвердин. Теперь, когда она жива и свободна, я решил воспользоваться своим шансом на счастье. Я трогательно оплакал ее смерть, и до сих пор люблю ее, поэтому возвращение ее к жизни – доказательство того, что мои молитвы были услышаны небом.
– Ха-ха, - отвечает Гейл. Но без искренности. Чертова Мейсон сумела исказить все его реальные мотивы и вывернуть их наизнанку так, что слышать их просто невыносимо. –
Дело вовсе не в Китнисс, - он видит, как издевательски она приподнимает одну бровь, и сдается. – Не совсем в Китнисс.– О, да брось! – Мейсон бьет себя по колену. – Я общаюсь с людьми, которые знали Китнисс ближе, чем все остальные. Я очень тесно общаюсь с ними, знаешь ли. И я абсолютно уверена, что каждая их мысль, и каждый их поступок прямо или косвенно связан с Китнисс. Дело всегда в Китнисс Эвердин, поверь. Я знаю, о чем говорю.
– Кажется, будто ты завидуешь ей, - поддевает ее Хоторн, но не дожидается всяких возражений. Джоанна поднимает глаза к потолку и что-то методично подсчитывает.
– Да, возможно, - подводит итог. – Но я живу в мире, в котором в каждом предложении звучит ее имя.
– Ты живешь рядом с сумасшедшими всех мастей, - уточняет Гейл, и тащится в ее сторону с найденным стулом.
– Я – одна из этих сумасшедших, - весомо уточняет девушка. – Ты ведь знаешь, что я едва не убила ее?
Мейсон не любит быть краткой, и Гейл не протестует против того, чтобы услышать ее версию произошедших событий. Они вдвоем тут заперты, и время как-то нужно скоротать, так почему бы не в пустой болтовне? Обычно Гейл не любит раздавать налево и направо слова, но сейчас, когда он так устал и почти что сломлен произошедшими и надвигающимися событиями, он может принять участие в ничего незначащем трепе. Хотя, конечно, Джоанна позволит ему быть только безучастным слушателем, что тоже не так плохо, как могло показаться.
– Но я бы никогда не подумала, что ты согласишься рассекать воздух в своих военных нарядах, - заявляет Мейсон, когда ей надоедает говорить. И таращит свои глаза, кажущиеся сейчас почти черными.
Гейл тоже не ожидал подобного поворота событий, но после смерти Китнисс у послереволюционного Капитолия была только одна кандидатура для продолжения нелегкого дела воодушевления населения на дальнейшие уже вполне бытовые подвиги. И Гейл согласился. Гейл, который так сильно презирал свою знаменитую родственницу после первых голодных игр. Гейл, который представить не мог, что его тела коснутся руки стилистов, что ему придется говорить на камеру высокие и пафосные фразы и делать серьезное, исполненное гордости за родину лицо. Плутарх не заставлял его становиться новым символом революции. Насколько Гейл мог судить, Плутарх сопротивлялся тому, чтобы эту почетную должность занял Гейл. И поэтому, следуя заветам своей ненастоящей родственницы, Гейл поступил вопреки чужим желаниям. Для усиления атмосферы напряжения он был повторно отправлен в самый неспокойный дистрикт и занялся тем, чем в каком-то смысле хотел заниматься.
Смерть Китнисс убила его. В глубине души он лелеял надежду на то, что однажды, когда ее ненависть перестанет полыхать, когда боль – их общая боль – притупится, он сможет вернуться к ней, они смогут быть вместе. Хотя эта надежда была скорее мечтой, призрачной и неосуществимой, и через какое-то время ее должна была оттеснить суровая реальность, но полностью уничтоженной она оказалась лишь после смерти Китнисс.
– Я не верил в то, что она покончила жизнь самоубийством, - говорит Гейл, неожиданно для себя убеждаясь в том, что Мейсон умеет не только трещать, но и слушать. – Я вернулся в Капитолий и провел собственное расследование, после которого меня чуть ли не депортировали обратно, да еще и сообщили, что Бити останется здесь. Какие-то секретные проекты, - Гейл зло сжимает кулаки. – Подумать только, мы победили в войне за власть, а Капитолий так и остался столицей, в которой всем управляет диктатор.
– Я бы не назвала Пэйлор диктатором, - задумчиво тянет Мейсон, и удерживается с трудом, чтобы не вздрогнуть и не отшатнуться от взбешенного ее словами Гейла.
– Пэйлор? – переспрашивает Хоторн с ненавистью. – Если Пэйлор и пыталась какое-то время быть избранным президентом, то вскоре она сдалась под давлением Плутарха. Он лишь на бумаге министр связи, в реальности же ни одно решение за подписью президента не принимается без его участия. Порой мне кажется, - Гейл делает паузу, будто раздумывая, стоит ли говорить вслух то, что он хочет сказать, - что Койн была убита не потому, что Китнисс решила положить конец голодным Играм.