Про что щебетала ласточка Проба "Б"

XXII.

Въ большой уютной комнат подл конторы сидли при матовомъ свт великолпной лампы -- дружка этой лампы горла на столик подъ зеркаломъ въ глубин комнаты -- Отилія Вольнофъ и Альма Селльенъ. Оттилія была занята какимъ-то изящнымъ рукодльемъ, между тмъ какъ Альма сидла сложа руки, прислонившись къ углу дивана. Передъ дамами поднималась искусно освщенная картина Готтгольда, изображавшая видъ Доллана. Она была поставлена на стул съ высокою спинкою, и Альма бросала на нее но временамъ томные взоры. Она хотла, вслуча если эти господа прідутъ сегодня вечеромъ, сдлать Готтгольду пріятный сюрпризъ, показавъ ему, что она интересуется его произведеніемъ, и но ея-то просьб сняли картину со стны и поставили здсь.

– - Боюсь только, чтобъ она какъ нибудь не упала и не попортилась, сказала Оттилія;-- и кром того -- я вовсе не уврена, что эти господа возвратятся сегодня вечеромъ.

– - Не знаю, что общаго между возвращеніемъ этихъ господъ и моимъ желаніемъ насладиться искусствомъ, возразила Альма, осняя рукою глаза и разсматривая картину съ удвоеннымъ повидимому интересомъ.-- Какъ могучи эти буки тутъ на передней части картины! какъ привольно взору на второмъ план, какъ сладко покоится онъ тамъ, чтобы, потомъ съ наслажденіемъ перейти на эту бурую степь налво, или же тоскливо носиться по этой чудной голубой морской дали. Да, онъ дйствительно великій художникъ!

Оттилія засмялась:-- Ты скажешь ему все это?

– - Почему же нтъ? возразила Альма,-- я готова отдать должное всякому.

– - Въ особенности если этотъ "всякій" -- такой привлекательный человкъ, какъ І'оттгольдъ?

– - Да вдь я сегодня утромъ всего минутъ съ пять видла и говорила съ нимъ.

– - Этого совершенно достаточно для такого тонкаго знатока, какъ ты. Признайся, Альма, ты очарована и сама видишь теперь, что нашу бдную Цецилію вовсе ужь нельзя осудить такъ строго, если только она дйствительно иметъ несчастіе находить такого человка привлекательнымъ.

– - Ты знаешь, я очень строго смотрю на эти вещи, возразила Альма,-- да, очень строго!.. ты лучше и посмотри на меня такими большими глазами, я не перемню своего мннія. А впрочемъ, говоря откровенно, я очень мало интересуюсь тмъ, что находитъ или чего не находитъ твоя Цецилія; мн не хотлось бы только потерять надежду на хорошій вкусъ и тактъ мужчинъ,-- а это будетъ, если я дйствительно найду, что такой человкъ въ свою очередь находитъ твою бдную Цецилію привлекательною.

– - Ты ошибаешься, Альма!

– - Пожалуйста, любезная Оттилія, позволь мн имть на этотъ счетъ свое собственное мнніе. Разскажи-ка мн лучше -- вотъ это-то и интересуетъ меня теперь, когда я познакомилась съ нимъ лично,-- что ты знаешь объ немъ еще. Гуго утверждаетъ, что онъ полумилліонеръ. Въ самомъ ли дл онъ такъ богатъ? какимъ образомъ досталось ему это состояніе? Гуго говоритъ, что это очень таинственная исторія,-- но вдь онъ говоритъ такъ всякій разъ, какъ не можетъ доставить о чемъ нибудь свденій. Что тутъ такое?

– - Ровно ничего, возразила Оттилія;-- то есть ровно ничего таинственнаго; за то, что за грустная это исторія! я такъ плакала, когда мой Эмиль недавно разсказалъ мн ее -- прежде онъ никогда не говорилъ со мною объ этомъ.

Оттилія отерла слезы, уже повисшія на ея темныхъ рсницахъ.

– - Ты до невроятности возбуждаешь мое любопытство, сказала Альма,-- Какъ можетъ быть грустною исторія, которая, въ конц концовъ, ведетъ къ полумилліону?

– - Ну, столько-то не наберется, сказала Оттилія;-- я не могу сообщить теб подробностей, такъ какъ разсказъ Эмиля былъ?... какъ бы это сказать?.. былъ очень сдержанъ -- я уже говорила теб сегодня утромъ почему; поэтому же самому и я не ршилась разспрашивать. Такіе старые котильонные значки слдуетъ всегда почитать и длать видъ, что принимаешь ихъ за настоящія медали.

– - Старые котильонные значки? спросила Альма съ удивленіемъ.

Оттилія засмялась.-- Я называю такъ воспоминанія нашихъ мужей объ ихъ прежнихъ любовныхъ связяхъ. Стоитъ посмотрть, съ какой забавной нжностью хранятъ они эти воспоминанія, всячески прячутъ ихъ чтобы не ослпить насъ блескомъ; конечно, мы добрыя и хорошія женщины, но куда намъ до тхъ богинь! Въ такомъ случа разумется...

– - Извини, любезная Оттилія, что я прерву тебя, но ты хотла мн разсказать, какимъ образомъ досталось Готтгольду состояніе.

– - Все это находится въ тсной связи, возразила Оттилія;-- котильонные значки, я говорю о любовномъ пламени моего добраго Эмиля и Готтгольдовой матери -- вдь это то же самое -- конечно, я всегда начинаю свои исторіи съ конца; Эмиль правъ. Какъ бы это сдлать, чтобы хоть теперь я начала сначала?

– - Можетъ быть это такъ и будетъ, если ты начнешь съ того, кто же въ сущности была эта дама?

– - Ты всегда сразу видишь что нужно! Ну да; кто она была? единственное дитя своихъ родителей... Ея мать... я забыла ея имя, но это было такое любящее милое созданіе, она страстно любила своего мужа, можетъ быть слишкомъ страстно. Должно быть и мужъ тоже былъ чрезвычайно привлекательный человкъ,-- его называли не иначе какъ "прекраснымъ Ленцемъ", а каково быть жоной такого избалованнаго господина -- извстно: веселая холостая жизнь продолжается и въ брак. Къ этому, говорятъ, присоединились дв-три неудачныя спекуляціи; словомъ, года черезъ два господинъ Ленцъ обанкрутился или былъ близокъ къ банкрутству; въ книгахъ у него была страшная путаница; онъ не захотлъ переносить позора и... страшно и вообразить-то!.. онъ какъ нельзя веселе простился съ женою, сказалъ, что хочетъ поохотиться, чтобъ освжить себ голову посл долгихъ счетовъ, а вечеромъ его приносятъ съ раздробленнымъ черепомъ;-- не ужасно ли это?

– - Дальше! сказала Альма.

– - Да и дальнйшее-то почти также худо. Молодая женщина, совершенно не подозрвшая положенія своего мужа, иначе она не пустила бы его -- вдругъ видитъ передъ собою трупъ. Увидавъ его, бдняжка испустила страшный крикъ. Часъ спустя... несчастная носила подъ сердцемъ втораго ребенка... она была въ жестокой горячк, а черезъ нсколько дней трупомъ.

– - Какая неосторожность! сказала Альма.

– - Маленькая пятилтняя Марія...

– - Ужь самое имя не нравится мн! сказала Альма.

– - Я не согласна съ этимъ; во всякомъ случа, та которая носила его -- была далеко не противна, если врить Эмилю и, откровенно говоря, я убждена, что онъ не преувеличиваетъ въ этомъ отношеніи и что маленькая дамочка, сдлавшаяся, конечно, съ теченіемъ времени большой дамой, дйствительно владла всми тми превосходными качествами, которыя вскружили голову бдному юнош -- ему было тогда всего лтъ двадцать. Да и не ему одному: вс безъ исключенія молодые люди, служившіе въ той же контор, испытали то же самое. Я забыла сказать, или, скоре собиралась сказать, что бдная сиротка перешла въ домъ дяди, брата ея несчастнаго отца. Только этотъ дядя былъ во всхъ отношеніяхъ совершенной противуположностью ея отца: безобразный собою, строгій до педантичности, конечно превосходный длецъ, старой школы, какъ говоритъ Эмиль; зналъ онъ дла какъ свои пять пальцевъ и въ это время былъ уже прокураторомъ. Жена, говорятъ, была ему совсмъ подъ стать, то есть не уступала ему ни въ безобразіи, ни въ педантичной строгости, такъ что бдная двушка нельзя сказать чтобы покоилась въ этомъ дом на розахъ.

– - Не смотря на столько поклонниковъ?

– - Не смотря на столько поклонниковъ. У ней были большіе замыслы, она наслдовала это отъ отца.

– - Можетъ быть она сама не знала, чего хочетъ.

– - И то можетъ быть; во всякомъ случа никто изъ этихъ молодыхъ людей не снискалъ ея благосклонности, разв-что немного Эмиль,-- и то, какъ онъ увряетъ, потому только, что онъ былъ единственнымъ евреемъ въ христіанской контор, значитъ его нельзя было нкоторымъ образомъ считать наравн съ другими -- положеніе евреевъ, надобно теб сказать, было тогда, лтъ тридцать тому назадъ, еще ненадежне и непріятне теперешняго, не смотря на то, что можетъ быть и теперь не все еще идетъ у нихъ какъ слдовало бы. По крайней мр она хуже всего обращалась съ тми, которые могли по своему положенію больше другихъ разсчитывать на ея руку -- именно съ своимъ кузеномъ Эдуардомъ, тихимъ, робкимъ молодымъ человкомъ. Онъ былъ единственный сынъ у отца и безгранично любилъ ее. Эмиль говоритъ, что у него и теперь еще навертываются слезы на глазахъ, какъ онъ подумаетъ о томъ времени, когда Эдуардъ передавалъ ему, лучшему своему другу, свои страданія -- безъ громкихъ блестящихъ фразъ -- онъ не умлъ говорить ихъ -- но такъ кротко, такъ скромно...